Предприниматель

1

Сэмюэл нервничал, просматривая телефонные счета. Нервничал, рассеянно играя в покер с друзьями. Нервничал, стоя возле кофе – автомата на работе. Нервничал постоянно – а всему виной был, по – видимому, ранний кризис среднего возраста и его новая подчиненная, Сьюзи Доус.

Она ворвалась в его жизнь внезапно, взбудоражив его фантазию. Она была молодой, даже слишком. Была ли она желанной? Еще бы. Ее полуулыбка и тонкие руки, белые блузки и черная юбка – карандаш – все это вторгалось в его фантазию бестелесным фантомом, задирая и растворяя его сознание. Она появилась из ниоткуда – и, соблазняя его ежедневно, оставалась неприступной, словно скала во время бушующей бури; его челн бился на привязи, так и не окунувшись в ее заветный океан – и он даже не представлял, дозволено ли ему будет испробовать ее соленую воду. Словом, Сэмюэль Стернс, преуспевающий и беззаботный, в одночасье стал человеком, одержимым своей новой подчиненной.

Сьюзан, предпочитающая приходить раньше всех и уходить позже всех, была неким идеалом. Ей было около двадцати, может меньше (она все забывала донести ему документы, да он и не настаивал) – и ее юное тело наверняка ждало любви, чистой и светлой, той, что он точно мог бы ей дать – Сэмюэль, черт побери, знал это! Каждое утро он наблюдал за ней, приподняв жалюзи, вызывал по каждому удобному поводу, улыбался во все свои двадцать девять зуба – но за ее вежливой улыбкой он не видел той щемящей нежности, какую ожидал разглядеть. Не видел отдачи. Думал, что она боится ответить ему – поэтому и был рядом с ней почти всегда – или как минимум неподалеку. Вел себя так, как никогда прежде – знал, что она боится и пытался этот ее страх преодолеть. Про себя решил, что она будет принадлежать лишь ему – и никому кроме, пусть даже весь мир будет претендовать.

Он хотел ее. Хотел трогать руками и ласкать, схватив за шею. Хотел ползать на коленях, облизывая ее пальцы ног, шепча ей на ухо нежности вперемешку с грубостью; ее руки, ее нежные руки представлялись ему руками настоящей лесной богини, недоступные для смертного тела первобытного охотника, каким изредка представлял себя он. Сэмюэль хотел ее всюду – и сакральный шепот его дьявола представлялся ему Ее шепотом, а его рука под одеялом становилась чужой рукой той далекой девушки, что растерянно хлопала глазами, когда у нее что – то не получалось. Синевой ее глаз было пропитано все – его разум, кровать, следы на животе и так далее. Засыпая, он думал о ней – и вместе с рассветом она появлялась вновь, с первым лучом вторгалась в его мысли, дару ему первое утреннее слово, которое он произносил на выдохе; что – то из разряда предсмертного хрипа, что звучал как имя – «Сьюзан».

И это продолжалось уже несколько недель. Никто этого не замечал – только лишь брат подначивал его в привычной для себя манере.

– Сэм, ты все еще думаешь о своей новой девке? Той, из отдела верстки? Ты бы заканчивал, братец, – однажды сказал ему Дэвид Стернс, старший брат и совладелец издательского дома «Стернс». – потому как она того не стоит. Ты стал рассеян.

– Да не думаю я о… ни о ком, черт, Дэвид! Просто не выспался.

– Ты перчишь чай, Сэм. – серьезно сказал Дэвид, решительно взяв его за руку. – А ну прекрати! Тебе тридцать два. Тридцать два! Ты совладелец крупнейшего в Спрингтауне издательского дома. Все, что печатается на бумаге – печатается нами, Сэм. Мы лучшие в Спрингтауне, забыл? Холостые, сытые и довольные. Водишь роскошную тачку, богато одеваешься. И тут она. Брось, прошу! Найди другую, не эту, тем более эта баба еще молодая. У них, знаешь, ветер.

– …что?

– Ветер свистит. – Дэвид свистнул, проведя рукой по воздуху, закатив желтоватые глаза. Сравнение было более чем понятное. – Не стоит она этого. Ты можешь получить что угодно от любой, разве нет?

– Да – да, – рассеянно говорил Сэм, заваривая новый кофе. – ты прав, Дэвид, как всегда.

Тем утром вместо Дэвида он видел эту ужасную развратницу, эту Сьюзан, никак не желавшую быть очарованной им. Она стояла там, на кухне, и говорила непристойности, обнажая свой маленький ротик в соблазняющей усмешке. Она стояла перед его лицом, всюду – и это было одним из последствий этого мутящего рассудок наваждения.

Не было ничего такого в том, что он хотел ее – так, как только мужчина может хотеть женщину. В ней была молодость, бьющая струей, пусть и скрытая за стеснением и непреодолимым барьером робости – он знал, что под блузками и юбками эта самая молодость есть; нужно ли говорить, что он до безумия ценил это в женщинах? В ней также была и какая – то загадка, в ее манере держаться, в ее немного скованных жестах и задержках на работе – словно бы она ждала чего – то, словно бы ожидала загадочного почтальона, который принесет ей таинственное письмо. Может, она ждала его, Сэмюэла? Может. Он не знал точно, хоть и силился это знание для себя открыть; но что – то останавливало его в самый последний момент. Зачастую они оставались в издательском доме одни – он, глотая десятую чашку кофе в своем офисе, сокрытом от ее глаз полоской жалюзи, и она – задумчиво перебирающая бумаги, вчитывающаяся в гранки и заказы, устало потирающая свой юный лоб. Она не знала, что он следил – задержав дыхание, не моргая; он не знал, что она тоже ждала – наивно полагая, что именно так ее и вызовут в Клуб достопочтенных шлюх.

Она была для него манией, была она чистым лотосом, сорванным с восточных озер, и его яблоком, упавшим в неположенном, запрещенном месте; и если бы, если бы хоть на минуту ему представился бы шанс покорить ее – он не раздумывал бы ни секунды. Но что – то всегда его останавливало. Что – то всегда вставало между ними.

Сьюзи Доус, правда, и не думала покоряться. Он тщательно проверил все копии ее документов – родом из Митчфилда, записей с предыдущих мест работы нет. Не жената, не разведена. Образование среднее, семья полная, в полицейских сводках не числилась – и никогда не имела ничего общего с издательским делом. По правде говоря, он и не планировал ее брать – просматривая ее резюме с прикрепленными копиями документов, он был готов их забросить в угол стола, но все же решился пригласить ее на собеседование. А пригласив, не думая, принял ее в штат на полную ставку, что для девушки ее положения значить могло многое. Он – то воображал, что это одолжение будет значить для нее много, что она будет обязана ему и благодарна хотя бы какое-то время – но на свою улыбку он улыбки не получил. Доус приняла это несомненно обнадеживающее известие как нечто должное – задумавшись, вышла, чтобы приступить к работе. Тогда – то, наверное, Сэмюэль и понял, что ему придется с ней трудновато.

Дэвид Стернс же скептично отнесся к новой работнице. Она была довольна симпатична, как, впрочем и глупа; его брат всегда питал к таким особям слабость. Иногда Дэвиду даже казалось, что это существо с грудью, Сьюзан, только и умело, что фальшиво улыбаться и ошибаться в элементарном – как например с шмуцтитулом в январском выпуске «Пророка Спрингс», грозящем обернуться настоящей катастрофой, если бы Леви Барнтгольц не замял это дело. На том выпуске Дэвид потерял не одну сотню – а Сьюзан, хлопая глазами, извинялась, пока его брат исходил слюнями, придерживая свои вельветовые штаны.

К сожалению, он не мог ее уволить – кадрами занимался исключительно Сэмюэль, слабый и бесхарактерный, но не лишенный того братского обаяния, которое и мешало Дэвиду стать единственным владельцем издательского дома. Они начинали дело вдвоем – и им приходилось продолжать, даже несмотря на очевидно слабую волю Сэма, на его падкую до девиц натуру и абсолютную мягкотелость во всем.

– Боже, Лиза, почему он такой дурак, – грустно размышлял после секса с одной из своих фавориток Дэвид, вальяжно развалившись в своей части дома. – я не понимаю, правда. Он ничего не хочет, совершенно ничего! Ему лишь бы принимать всяких молоденьких шлюшек на работу – ведь Дэвид все контролирует, Дэвид всегда все контролирует! Он даже не знает, что из – за этой идиотки Мария перерабатывает сверхурочно, не желая потерять часть своих денег – ведь все знают, как я отношусь к задержкам и опозданиям. Причем Мария хоть что – то делает, а эта? Я пару раз заходил на работу за бумагами, картина меня удивила. Сидят, двое, по разным углам. Он в кабинете чуть не плачет, сопли пускает, она читает вчерашние гранки. Зачем? Не понимаю. – Он тяжело вздохнул. – Лучше бы делом занимались. Бесхарактерные, глупые… а мне приходится все контролировать, как всегда! Даже ты знаешь, как тяжело держать все в своих руках, а он… – Дэвид на мгновение скорчил гримасу боли и отвращения. – он не знает – только сидит в своем кабинете, да наблюдает, наблюдает за ней! Ты хоть представляешь?

– Она? – сонно отвечает Лиза, устраиваясь поудобнее на груди Дэвида. – Ты говоришь про новенькую, Сьюзи?

– Про кого же еще? Она ужасна. Сколько ей, семнадцать, или больше? Она еще ребенок, вздумавший обвести нас вокруг пальца! У нее не то чтобы навыков – черт, да у нее даже желания нет верстать наши заказы, верстать! Это же совсем не сложно… не сложно!

– Не придирайся к ней, милый, – ласково прошептала Лиза, сильнее сжимая руку на достоинстве Дэвида. – Когда – то и ты начинал с низов, разве нет?

– Я никогда не был таким бесполезным, – жестко отрезал Дэвид. – даже когда мне было двадцать, я понимал, что к чему. Учился, не боясь ошибиться – не просиживал штаны, как в свои двадцать делал брат. А она… зачем она нам? От нее никакого проку! Она только ходит и улыбается, пока мой идиот – братец пялится на ее зад вместо заключения контракта с Льюисом! А знаешь, как это раздражает? Я… я не могу положиться на него, на нее, на любого другого – только на себя, ведь я сам по себе – издательский дом «Стернсы»! Ты же понимаешь это? Видишь?

Лиза поднялась на локте, улыбнувшись мужчине, которого никогда не любила и вряд ли когда-нибудь смогла бы полюбить. Которого презирала, но в котором нуждалась – женщинам за тридцать выбирать обычно не приходится. Все потому, что каким бы человеком он не был, он был рядом с ней чаще других. Как начальник, как любовник, как теплое подобие гражданского мужа, в свободное время ныряющее в постели других ее коллег. Она смотрела на него, а в глазах ее сквозило счастье – но счастье напускное и ненастоящее; Дэвид Стернс был человеком напыщенным и гордым, глупым и жалким, и отвратительным как любовник – вдвойне. Но он повысил ей зарплату, не особенно нагружал работой, да и его брат принял на работу одну из ее подруг – это слегка окупало плохенький секс и обязанность ее притворства.

В ее возрасте даже такой мужчина был необходим, словно воздух – а этого воздуха обычно не хватает после тридцатого дня рождения. «Так что крепись, Лиза, трогай и целуй – и никогда не жалей ни о чем, пока тебя кто – то хочет», – так обычно рассуждала она, бросая голову к его волосатому животу.

– Вижу, милый. – тихо произнесла Лиза, с омерзением опускаясь к его поясу, накрываясь одеялом. Уже оттуда она произнесла тихо, но уверенно, успокоив душу крупнейшего в Спрингтауне полиграфического магната, что в одиночку тянул весь семейный бизнес. – Ты как всегда прав. Всегда и во всем.

А на другом конце города, возле маленького дома по улице Палмоди одиноко стоял черный автомобиль с запотевшими стеклами. Изредка прогревая машину, ее владелец жадно ловил каждое движение в маленьком доме, освещенном фонарным светом да немного сиянием лун и звезд. Переживая и выкуривая сигарету за сигаретой, он заламывал себе руки, прислонял ладони к лицу, слегка постукивал головой о стекло – но на улицу никак не решался выйти. Он сидел возле Ее дома уже больше часа, так и не решившись на что – то осознанное. Сгрыз четыре ногтя. Выкурил двенадцать сигарет. Досчитал до тысячи, трижды. Спел «Королей и королев», аккомпанируя себе на приборной доске – но не думал о ней, даже бегло оглядываясь на дом, в котором, кажется, она жила. Нет, не кажется – жила точно.

Он не представлял, о чем с ней говорить. Не думал, как ему напросится к ней на чай или же как пригласить ее в кофейню или паб – складывалось такое впечатление, что он боялся ее ответа. Не обязательно это был бы отказ – даже согласие его страшило, ведь Сьюзан Доус была развратной богиней его фантазий, далекой и неприступной – и согласие могло ударить больнее отказа. Он не понимал, но ее образ мог бы рассыпаться в прах, стоило ей только открыть рот, чтобы сказать банальность – образ богини и дьяволицы, что терзала его по ночам. Он бы мог разрушить колосс ее величия – и что же, от этого ему бы стало лучше? Нет. Неопределенность и смятение царили не только в его сознании, но и в атмосфере подле него; казалось, что он окружен маленьким облачком из обуревавших его страхов и мыслей, что не давали ему выйти наружу. К ней или от нее? Вопрос, достойный детального изучения; только, наверное, не в этот раз.

Телефонный звонок вывел его из оцепенения. Звонил Дэвид.

– Да, привет. Я? Ну, здесь, недалеко. С друзьями сейчас. Я? Я с… с Тони, да. Он шлет тебе привет. Что ты говоришь? Как это – завтра?! Ты уверен? Черт, это плохо. Но, стой… да. Да. Да? Верно, Дэвид, так и сделаем, только вот докум… – Черт, документы Айзека! Их точно не нашли? А где могут? Ладно. Да. Льюису покажем «Бруно»? Семисотый, с тиснением по краю. Как нет? Тогда отпечатаем, ладно уж. Втулки? А что с ними? По сорок должны идти хорошо же! Ладно, разберусь. Но вообще – то это в мои обязанности… да хорошо, хорошо, сделаю, не кричи! Утром все будет, да. Все, дава… что? Молока? А сам не можешь? Черт, ладно. До скорого.

– Вот сука, – пробормотал Сэмюэль, заводя двигатель. Холостые обороты протарахтели, и приборная панель загорелась синим огнем, приглашая Сэмюэля Стернса в путь. Он с тоской поглядел на одиноко освещенную комнату на втором этаже, и добавил. – я вернусь завтра, Сьюзи, кем бы ты там ни была.

Девушка выглянула в окно, услышав шум отъезжающей машины. Номера было не разглядеть – фонарь светил слабо, да и машина к тому же была грязного, ужасно грязного цвета. Отъезжала она прямо от дома, а человек, сидящий в ней, явно кого – то ожидал. Может быть, даже ее. Но она не боялась – она ожидала этого.

Девушка, которая больше не была Аннетой и которая вряд ли уже станет Сьюзан, тяжело вздохнула. Ее начальник, Сэмюэль, грубо попросил ее утром придти пораньше – следовало подготовиться к какой – то крупной сделке с каким – то Льюисом, политиком. Придти нужно обязательно красивой – политик был крупной шишкой. И верстать, как проклятая – возможно, что сам Льюис вместе со своим выводком посетит их издательский дом. Это значило только одно – еще один день закончился, не принеся новых вестей о таинственном Клубе достопочтенных шлюх.