© Россошик Л. В., текст, 2017

© Издательство «Спорт», издание, оформление, 2017

* * *

Признание в любви. (Вместо предисловия)

Сознаюсь сразу, дабы никто не обвинил в плагиате: частично позаимствовал название сей книги у выдающегося американского писателя Эрнеста Хэмингуэя. Помните его удивительное признание – книгу очерков «Праздник, который всегда с тобой»? Гениальный американец праздником всей своей жизни считал Париж. Готов согласиться, потому что люблю французскую столицу ничуть не меньше старины Хэма. Может быть и потому, что первую – большую часть из прожитых лет она представлялась мне чем-то виртуальным, потому что в брежневские времена даже «увидеть Париж – и умереть» не представлялось возможным. Зато в последние три десятка лет главный город да и всю Францию исходил и исколесил вдоль и поперёк.

И всё-таки любовь моя – волейбол. И, кстати говоря, Париж имеет к возникновению этого чувства самое прямое отношение, потому что именно в этом городе и стране я по-новому взглянул на замечательную игру, и она, простите за банальность, поразила меня в самое сердце. Случилось это ровно 30 лет назад – в 1986-м, когда во Франции проходил 10-й по счёту чемпионат мира среди мужских команд. И я оказался среди его свидетелей, а можно сказать и участников, потому что входил в состав официальной делегации СССР в качестве переводчика. И впервые открывал для себя большой волейбол как бы изнутри, а большую Францию и Париж, в частности, снаружи.

С этого всё и началось.

Нет, не совсем так. Много раньше, лет за пятнадцать до того, в самом начале семидесятых, когда жил в Горьком, передавал в «Советский спорт» репортажи с мужского волейбольного чемпионата страны, когда один из туров было решено провести на берегах Волги «с целью популяризации игры» в этом полуторамиллионном городе, где волейбола в элитном исполнении до той поры не видели. Писали мы тогда репортажи вдвоём. Помогал мне разобраться в нюансах заслуженный тренер большой страны и прекрасный знаток волейбола Михаил Амалин, за что навсегда остаюсь ему благодарен.

Затем, спустя несколько лет – летом олимпийского 1976 года судьба преподнесла мне очередной подарок. В канун монреальских Игр в Москве проходил первый международный Мемориал Владимира Саввина, который почтил своим присутствием сам Поль Либо, президент Международной федерации волейбола. Все знали, что известный деятель международного спортивного движения на дух не переваривал журналистов и отказывался от любых контактов с ними. И чтобы выполнить редакционное задание и всё-таки пообщаться с французом, пришлось пойти на маленькую хитрость: на принципиальном матче СССР – Польша моё место «случайно» оказалось рядом с Либо, и как бы невзначай, мы обменивались с соседом впечатлениями о происходящем на арене старенького цээсковского хоккейного ангара и вокруг него. И материал в издаваемую тогда газету для сборных команд «За нашу победу!» да ещё с олимпийским прогнозом от самого президента ФИВБ получился прелюбопытнейшим.

Но прошло ещё почти восемь лет, прежде чем сам Вячеслав Платонов навёл меня на мысль обратить пристальное внимание именно на волейбол. В канун Олимпиады в Лос-Анджелесе по делам всё той же «За нашу победу!», которая выходила исключительно в преддверии главных спортивных событий четырёхлетия, оказался в Ленинграде, где тогда сборная под руководством Платонова проводила предолимпийский сбор. Тогда и получил от волейбольного мэтра в подарок его первую, только что вышедшую из печати в серии «Спорт и личность» книгу «Уравнение с шестью известными» с дарственной надписью: «От автора с пожеланиями успехов в работе и не забывать, работая, писать о волейболе».

Ещё через два года платоновские пожелания сбылись в полной мере. С тех пор больше всего пишу о волейболе. Был даже период, когда в течение нескольких лет комментировал игру по ТВ, в частности, рассказывал обо всех матчах олимпийского турнира в Афинах в 2004-м на пару с дебютировавшим тогда в новой для себя роли, а ныне ведущим волейбольным комментатором Владимиром Стецко.

С тех пор не пропустил ни одного мужского чемпионата мира – а их состоялось восемь, ни одного чемпионата Европы, опять-таки среди мужчин, которых прошло аж 15 (и это не считая нескольких аналогичных вселенских и континентальных турниров среди представительниц слабого пола), стал за три десятка лет свидетелем восьми, исключая Барселону в 1992 году, олимпийских волейбольных разборок, описывал чемпионаты мира по пляжному волейболу в Марселе в 1999-м и Риме в 2011-м, не говоря про Мировую лигу, Гран-при и десятки прочих волейбольных форумов…

С самого первого заседания в декабре 1989 года в Сингапуре участвовал в работе пресс-комиссии Международной федерации волейбола.

Начало же реальному волейбольному периоду творчества было, повторяю, положено ровно три десятка лет назад на чемпионате мира во Франции. Таким образом, волейбол стал тем самым магнитом, который притянул настолько, что с тех пор и не отпускает. Да я особо и не рвусь, потому что искренне влюбился в игру, игроков и всех, кто имел и имеет отношение к волейболу. Да без этого праздника не родилась бы и сея книга воспоминаний и очерков. Как и автобиографическое произведение Хэмингуэя. Мне также, как и выдающемуся литератору захотелось рассказать о тех наиболее значимых событиях, к коим оказался причастен, и о потрясающих персонажах мирового волейбольного сообщества, знакомством с которыми гордился, горжусь и не перестану ценить никогда.

I. Тридцать лет счастья

Как уже отметил, из состоявшихся 18 чемпионатов мира по волейболу среди мужчин мне посчастливилось работать на восьми последних, начиная с 1986 года. Если же учесть, что волейбольные первенства, как и футбольные, проводятся раз в четыре года, то с момента моего первого гранд-турнира прошло ровно 30 лет. Так что остаюсь единственным среди коллег, причем не только российских, кому удалось стать свидетелем уникальных и незабываемых волейбольных праздников трёх последних десятилетий. О них и хочу рассказать.

Король Чарльз против царя Александра

Начало сентября 1986 года. Вечерний рейс в Мадрид оказался полупустым, и двухметровые колоссы расположились комфортно по всему огромному салону отечественного аэробуса: кто спал, кто читал книжку или просматривал популярный журнал «Огонек», а кто углубился в решение кроссвордов, заранее аккуратно вырезанных Юрием Фураевым, вторым тренером сборной СССР, из «Московской правды» и «Московского комсомольца» – в середине восьмидесятых не было такого изобилия развлекаловки для ума, каковой завалены сегодня все газетные киоски.

Нет-нет, ничего не путаю: советская волейбольная сборная летела не во Францию, где должен был пройти чемпионат мира, а именно в Испанию, точнее, в Вальядолид на крупный турнир с участием сильнейших команд – своеобразная «проверка боем» перед предстоящим мировым первенством. Я оказался в этой компании случайно – кто-то из переводчиков не смог поехать, и отправиться во Францию предложили мне. Да я об этом даже и мечтать не мог! Ещё за пару месяцев во время московских Игр Доброй воли познакомился с коллегой из французской спортивной газеты l`Equipe Жилем Пети, который как раз возглавлял пресс-центр чемпионата мира, он приглашал приехать, обещал помочь с аккредитацией, хотя она уже давно закончилась. Но кто мог послать во Францию корреспондента на волейбол, пусть и на мировое первенство? Только «Советский спорт» да ТВ, но уж точно не журнал «Олимпийская панорама», в котором я работал. Тем более что мой главный редактор, мягко говоря, не приветствовал (из ревности, что ли?) выезды за рубеж сотрудников. Так что пришлось проглотить образовавшиеся было слюнки и продолжать мечтать в очередной раз о несбывшейся возможности наяву увидеть Эйфелеву башню.

Зато на Играх Доброй воли стал свидетелем выдающегося волейбольного матча СССР – США. Дело в том, что две сборные не играли между собой более двух лет. Если помните, Советский Союз бойкотировал Олимпийские игры в Лос-Анджелесе в 84-м, а весть об этом позже признанном ошибочным решении пришла в начале мая того же года, как раз в момент когда команды СССР и США встречались между собой в товарищеском матче в Харькове. Очевидцы рассказывали позже, что, прознав про бойкот, наши совсем не сентиментальные ребята вовсе не скрывали слёз…

Американцы, ведомые замечательным тренером Дагом Билом, стали олимпийскими чемпионами, советская команда Вячеслава Платонова победила в труднейшей борьбе с хозяевами в том же 1984-м на альтернативных играх «Дружба» на Кубе. Поэтому новая встреча двух ведущих сборных, к сожалению, ведомых уже другими тренерами, ожидалась с большим нетерпением: Бил предпочёл административную работу в своей национальной федерации, а Платонову после перенесённой операции вернуться на «электрический» стулу площадки не позволили спортивные чиновники.

И вот за два месяца до парижского финала (а сомнений, что в решающем матче чемпионата мира сыграют команды СССР и США, не было никаких) двум сборным пришлось встретиться в Москве. И матч этот стал апофеозом всей соревновательной программы спортивной придумки американского миллиардера Теда Тёрнера. Повидав с тех пор несколько тысяч волейбольных встреч разного уровня, ту, на Малой лужниковской арене, выделяю особо. Это был потрясающий по красоте и драматизму пятиактовый спектакль, в котором каждый эпизод – сплошная импровизация, каждое действие – мини-представление. А исполнители – все на загляденье, ярчайшие звезды: Вячеслав Зайцев и Дасти Дворак, Павел Селиванов и Карч Кирай, Александр Савин и Стив Тиммонс, Грэг Бак и Владимир Шкурихин, Боб Ствртлик и Александр Сороколет, Ярослав Антонов и Скотт Форчун. Встреча затянулась за полночь, но ни один из более семи тысяч зрителей не покинул своего места до финального свистка судьи. Наши тогда победили.

И теперь все ждали нового противостояния тех же команд. Причём по регламенту две сборные, скорее всего, должны были встретиться дважды, что в конце концов и произошло. Но до Франции ещё надо было добраться, а перед этим сыграть на турнире в Вальядолиде в том числе и с одним из наших ближайших соперников – кубинцами.

Всерьёз в Испании никто не играл, да и зрителей волейбол волновал не очень – не коррида же, в конце концов. Заходили в игровой зал больше из любопытства: что, мол, за диковина такая – летающий мяч. Пришёл к выводу: у испанцев на уме только две вещи – фиеста и сиеста. Нас же больше взволновали сообщения о взрывах в Париже – несколько бомб были подложены в контейнеры для мусора рядом с популярными у местных малоимущих магазинами «Тати». Организаторы чемпионата мира, правда, заверяли, что предпримут все необходимые меры безопасности.

И уже в аэропорту Орли наша команда попала в плотное кольцо вооружённых ажанов. А по пути в Туркуэн, что на севере страны, неподалеку от Лилля, где советским волейболистам предстояло провести первый групповой турнир, из окна автобуса наблюдал любопытную картинку. Сопровождающие нас полицейские на мотоциклах с включёнными сиренами и фарами-мигалками продирались сквозь запруженный до предела легковыми авто и здоровенными фурами «периферию) – окружную дорогу вокруг французской столицы. Испуганные звуковыми и световыми сигналами водители шарахались в сторону от несущейся на приличной скорости кавалькады. Вдруг водитель одного совсем не новенького «Рено» несколько замешкался – и тут же получил кованным полицейским ботинком в переднюю дверь: вмятина образовалась солидная, но сам виноват – не мешайся под «ногами», подчиняйся призывам стражей порядка…

Всех участников чемпионата селили за городом в «Новотелях», которые опять-таки круглосуточно охраняли не только полицейские, но и крепыши из местного спецназа. Поодиночке из отеля не выпускали никого – только группами и большей частью с сопровождающими в соответствующей форме и при оружии: газеты писали, что террористы, чьи фотороботы были развешаны повсеместно, бежали в Бельгию, до которой от Туркуэна рукой подать.

Первое групповое испытание прошли без эксцессов, команда, похоже, прибавляла от игры к игре. Тех же кубинцев, которым перед этим проиграли в Испании, на сей раз убрали «в одну калитку». И в Нант, где проходил второй, полуфинальный этап, советская сборная прибыла в хорошем настроении. Тут нам никто не мог оказать сколь-либо серьёзного сопротивления – у японцев и аргентинцев выиграли в трёх партиях, с американцами пришлось чуть-чуть поцепляться, но всё равно преимущество наших игроков было очевидным. Впрочем, позже приходилось слышать, что американцы специально «затемнились», что решили до финала не раскрывать свои козыри. Возможно, доля правды в этом была. Однако к тому моменту команды настолько хорошо знали друг друга, что придумать что-то новое в таком консервативном виде спорта, как волейбол, было просто невозможно.

Короче, в новеньком парижском зале «Берси» финальная игра складывалась для нас совсем по-иному сценарию, чем в Нанте. Наблюдал за происходящим на площадке из ложи прессы вместе с Платоновым. Известный специалист был аккредитован от «Ленинградской правды». По мнению бывшего руководителя, его преемник Геннадий Паршин в решающем матче наделал массу ошибок – со стартовым составом, с заменами. Так, во втором сете на скамейке оказался основной пасующий Зайцев. У него, правда, ещё утром поднялась температура, но знающие люди уверяли, что подобное случается постоянно, когда речь заходила о решающих событиях, что эта болезнь имела психологический рецидив, а вовсе не простудный или вирусный. Но Паршин то ли не знал о подобной специфике организма основного пасующего, то ли посчитал, что Зайцев и впрямь не справляется со своими обязанностями…

Сидевший рядом Платонов переживал, сокрушался, что не может повлиять на ситуацию, а потом попытался перекричать многоголосый 18-тысячный зал, взывая: «Слава! Слава!» И, как ни странно, туговатый на ухо пасующий услышал призывный возглас своего клубного тренера. Тот принялся на пальцах что-то изображать ученику, с которым они в те годы понимали друг друга без лишних слов: «Я показывал на пальцах, что надо… прокрутить… быстрые комбинации… и тогда бы американский блок задергался». Подсказка не помогла – Зайцев так больше на арене и не появился.

Концовку финала мы с Платоновым досматривали по монитору в пресс-баре. Несмотря на 8:8 в четвёртом сете, было совершенно очевидно, что американцы всё равно дожмут. Так и произошло.

На следующий день едва ли не все спортивные полосы французских изданий вышли с разными интерпретациями заголовков, в которых непременно упоминались «король Чарльз» (читай: Карч Кирай) и «царь Александр» (Александр Савин). Именно так в волейбольном мире называли лидеров двух сильнейших команд планеты…

Настроение после неудачи было соответствующим, и домой возвращались хмурые. Все. Паршин кое-как пытался взбодрить расстроенных парней. Куда там! Просто за почти десять лет все привыкли, что советские волейболисты непременно побеждали на всех соревнованиях. А тут серебро. «Да если бы знал, что едем во Францию за вторым местом – отказался бы играть», – признавался позже Савин. Он действительно больше за сборную не выступал, хотя в родном ЦСКА продолжал выходить на площадку. А ведь мог бы поехать и на следующий мировой чемпионат.

Второе пришествие Платонова

Удивительное дело: на восьми «моих» чемпионатах мира отечественной волейбольной сборной руководили семь разных специалистов. Столь частая смена руководства – свидетельство неудовлетворенности результатами, не иначе. Действительно, после серебра Парижа-1986 сборная под руководством Геннадия Паршина красиво выиграла европейский чемпионат-1987, побеждала всех соперников из Европы и с других континентов, но вот с американцами справиться никак не могла. И ведь нисколько не слабее были наши. Но стоило на противоположной стороне площадки оказаться Карчу Кираю со товарищи, советских игроков будто вирус какой поражал. Причём не важно, товарищеский матч это был или официальный. Проигрывали мы чаще, а в турнирах – постоянно.

Оптимист по натуре, я всё равно верил, что в главном сражении четырёхлетия между чемпионатами – на Олимпийских играх в Сеуле – нашим удастся перебороть себя и американцев. Не вышло… Между тем очередное второе место было воспринято спортивным руководством спокойно, а на фоне триумфа женской сборной СССР мужское серебро вовсе не казалось тусклым обрамлением девичьего олимпийского золота.

С некоторым недоумением – не более того – было воспринято даже четвёртое место на очередном континентальном первенстве в Швеции.

И до поры никаких радикальных действий свыше не последовало: ждали победы на другом турнире, который игрался через два месяца после фиаско в Стокгольме – победитель Кубка мира без специального отбора попадал на чемпионат мира 1990-го в Бразилию. Именно победа в Японии была еще в начале сезона определена главным мерилом выступления советской сборной в 1989 году. Вот когда и на этом турнире оказались только третьими, было решено поиграть в демократию (тогда это было очень модно) и не назначить, а выбрать нового главного тренера. Так у руля команды вновь оказался Вячеслав Платонов, успевший несколько лет поработать с иностранным клубом в соседней, но в то время совсем не волейбольной Финляндии. Начал он с перестройки состава и игры. И с фиаско: первый же официальный матч в рамках нового турнира Мировая лига был проигран голландцам вчистую. Второй – тоже. По его окончании Платонов заявил в микрофон тысячам болельщиков на Малой арене Лужников: «Мы будем играть лучше».