Штука в том, что Ленин не просто принял управление от предыдущей власти – но умудрился руководить расползающейся, разрушающейся, выгорающей страной, одновременно перепридумывая заново и выстраивая на ходу, на полной скорости новый аппарат управления, не имея ни заранее составленного плана, ни специальных знаний, ни квалифицированных кадров и в ситуации, когда внешние противники изводят его саботажем, а товарищи и коллеги – говорильней, дискуссиями.
В массовом представлении, закрепленном кинематографом, «смольный» период сводится к самому драматичному эпизоду – истории о заключении Брестского мира, но то был лишь один из десятков, сотен кризисов тех четырех с половиной месяцев: II съезд Советов, Викжель, требовавший представления всех социалистов в правительстве и смещения Ленина, атака Краснова на Пулковских высотах и т. п.
На самом деле, надо было фактически заново «перезапустить» систему, придумать новые законы, порядки, ритуалы, создать новый язык в конце концов – адекватный не в смысле выразительности, а юридически. «Богатые» – это теперь кто: в конкретных цифрах? А буржуазия? Квалифицированный рабочий вроде Аллилуева, снимавший на Песках пятикомнатную квартиру на семью из пяти человек, – богатый? Финн по национальности, у которого не было недвижимости в Финляндии, а была в Петрограде, – какой страны теперь, после отделения Финляндии, он гражданин – и с какими правами? И, похоже, какое-то подобие системы, внутри которой на все эти вопросы находились ответы, было только в голове у Ленина; даже Троцкий в этом смысле не был ему соперником, принимая скорее инстинктивные, чем рациональные, с учетом долгосрочной перспективы решения.