L. SZONDI

MOSES

ANTWORT AUF KAIN

Verlag Hans Huber Bern – Stutgart – Wien

ISBN 3-456-30587-7 (нем.)

Перевод и редакция Владимира Джоса

Предисловие

Муж Моисей и человек Моисей были идентичными лишь внешне. Хотя обе эти ипостаси вместе и обусловливали судьбу Моисея, тем не менее в жизни ее носителя они проявляли себя по-разному.

Муж Моисей рассматривался большинством религиозных историков как пророк, учредитель религии, родоначальник категории священнослужителей, профессиональных служителей культа. Остальные же считали его вождем и законодателем, который с помощью Декалога утвердил дух общины, дух Яхве, дух Израиля.

Эти варианты форм выдающегося мужа Моисея в общем-то известны. Удивительно то, что в произведениях религиозных историков никогда не упоминался тот факт, что и Римская и Восточная церкви причислили Моисея к лику святых.

Из IX тома энциклопедии «Vies des Saints et des Bienheureux selon l’ordre du Calendrier avec l’Historique des Fêtes par les R. R. P. P. Benedictins» (Paris VI, Edition Letouzey et Ané, 1950) мы узнаем, что в IX столетии – предположительно во времена папы Льва IV (847–855) – лугдуненским дьяконом Флорусом библейский Моисей был занесен в мартиролог под именем святого Моисея (Saint Moïse). В качестве святого он чествовался в календаре 4 сентября и 20 августа [примечание I].

На юго-западе Венеции, от площади Святого Марка к мосту Святого Моисея, мимо построенной в стиле барокко церкви Святого Моисея, проходит салиццада Святого Моисея.

Но есть и такие историки, как, например, Хюльман и в особенности Й. Л. Зальшутц (1846), которые более чем за сто лет до М. Бубера видели в муже Моисее лишь целеустремленного политика, государственного деятеля и законодателя, стоящего на позициях специфически иудейской теократии. Бубер также считал Моисея исключительно государственным политиком, объединившим 12 еврейских родов в единый народ Израиля, сумевшим достичь единства в религиозной и социальной жизни, теополитиком Царства Божьего, а никак не основателем новой религии [см. примечание II].

Моисей же как человек религиоведов интересовал мало. В качестве исключения я назову лишь П. Фольца, на которого Моисей произвел большое впечатление именно как человек. Однако он также в человеке Моисее увидел гораздо меньше величия, чем в его роли основателя религии, объединителя народа, вождя странствующего народа, пророка, священнослужителя, дарителя Торы и чудотворца.

Мы придерживаемся мнения, что в историко-религиозной литературе о Моисее как о человеке говорится крайне мало. Хотя часто там упоминавшиеся его гнев, факты духовного созревания и формирование юного принца, воспитывавшегося при дворе фараона, в божьего человека иудеев так и остались необъясненными с точки зрения психологии.

Значение убийства им египтянина, совершенного примерно в восемнадцатилетнем возрасте, явно недооценивается. Душевные последствия этого греховного деяния, а также тяжесть вины, которые Моисей отныне должен будет нести в себе, муки совести, которые постепенно достигли в нем такой величины, что смогли сделать из нарушителя законов законодателя. И влияние на Моисея побуждений к добру и злу в целом, имеющихся у каждого человека, в ней также практически не учитывалось.

При анализе психологии Моисея З. Фрейд сосредоточивался в основном на доказательстве того, что Моисей был не иудеем, а египтянином и что он был не открывателем монотеизма, а лишь передавшим его иудеям от Аменофиса IV, Эхнатона.

Меня особенно удивляет то, что убийство человека, то есть проявление Каина, многими учеными рассматривается как незначительное и недостойное внимания событие в судьбе Моисея как человека.

Я же, как судьбоаналитик, думаю иначе. Для духовного развития юного Моисея убийство было как раз формирующим судьбу фактором. Если бы юноша Моисей не совершил убийство египтянина, то и человек Моисей никогда бы не вырос до уровня мужа Моисея.

Мы ставим Каина на центральное место в жизни Моисея и беремся доказать, опираясь на эмпирический опыт, полученный на других убийцах, каким образом убийство могло привести к чувству вины, чувство вины к признанию своей вины, признание своей вины к освобождению от чувства вины, а освобождение от чувства вины – к Богу. Этот процесс – в том случае, если он не подвержен серьезному вмешательству внешнего мира – является, по моему глубокому убеждению, общечеловеческим. Человек может и должен служить Богу, даже побуждениями Каина ко злу.

Но только гений Моисея сделал возможным доведение своей совести, бравшей свое начало из смертоносной ментальности Каина, до состояния народной совести и принести народу Израиля Декалог как основу этой совести.

Декалог является ответом Моисея Каину.

Мне очень нелегко будет напоминать иудейскому народу, к которому принадлежу и я, что его величайший сын – наряду с авелестическими качествами – сохранил в себе, а позднее и проявил в пустыне матерого Каина. Так что если посмотреть на это с психологической точки зрения, то десять заповедей появились на свет как раз именно из этой каинистической первопричины. Но я постараюсь говорить о человеке Моисее, лишь соотнося его с эмпирическими данными судьбоанализа.

Материалы, изложенные мною во второй части книги, повествующие о судьбах некоторых современных убийц и насильников после того, как они совершили преступление, убедили меня в том, что между убийством и религией может быть очень тесная взаимосвязь. Признание своей вины и совесть играют в этих отношениях роль моста. Но пройти по этому мосту сможет лишь тот, кто своим Я способен перекинуть мост от Каина к Авелю, тот, у которого это Я, как и у Моисея, было бы понтифекс оппозиторум.

Выражаю свою глубокую признательность профессору, г-ну Гершому Шолему из Иерусалима, любезно проконсультировавшему меня по вопросам литературы.

Самую сердечную благодарность приношу также за оказанную помощь издательству Ганса Губера, в особенности господину В. Егеру и господину Х. Ведеру.

Л. Зонди

Цюрих, весна 1973