Глава 3. Джинн Каззан Одын Бздын

– Мама, где вы? – Ала ад-Дин, словно несомый ураганом, ворвался в калитку дома и заметался по двору, выискивая глазами мать. – Мама!

– Что, что у тебя стряслось, сынок? – выбежала из дверей дома старая женщина, держа в руках здоровенную скалку. – На тебя напали, ограбили, избили? Где они, эти разбойники?!

– Ну что вы, мама, никто на меня не нападал! – поспешил успокоить мать Ала ад-Дин. – С чего вы взяли?

– Уф-ф. – Женщина опустилась на крыльцо, обмахиваясь концом платка. – Ты меня когда-нибудь своими шутками направишь прямиком к Аллаху. Признавайся, негодный, что у тебя стряслось на сей раз?

– Я встретил луноликую! – порывисто воздел руки Ала ад-Дин.

– Кого?

– Девушку!

– Эка невидаль! – отмахнулась старушка, разглаживая на коленях подол платья. – Стоило так кричать из-за подобного пустяка.

– Но мама, она прекрасна!

– А это не та самая, случайно? – настороженно покосилась мать на сына. – Которую ты видел во сне?

– Нет-нет, совсем другая. – Ала ад-Дин вновь забегал по двору, ища выхода своим чувствам. – Она… она такая… такая!

– А ноги? Ноги у нее не восковые и не блестят? – на всякий случай уточнила старушка.

– Ну откуда же я знаю, мама! Она была в платье и шальварах.

– Слава всевышнему! – с непередаваемым облегчением выдохнула мать. – А я-то уж испугалась. И кто же она?

– Принцесса Бадр аль-Будур! – выпалил Ала ад-Дин, и замер, услышав звук падающего тела. – Мама, что с вами? – Юноша подбежал к лежащей на ступеньках в глубоком обмороке матери и опустился возле нее на колени. – Мама, очнитесь же!

Ала ад-Дин вскочил на ноги, понесся к колодцу, зачерпнул деревянным ковшиком воды и поспешно вернулся. Женщина, почувствовав льющуюся ей на лицо струйку воды, облизнулась, почмокала губами и чуть приоткрыла глаза.

– Э-э-э, – невнятно, слабым голосом протянула она, поводя перед собой рукой, словно ей нечто привиделось, затем медленно, с трудом поднялась и прислонилась спиной к стене дома. – Уф-ф! Мне, кажется, приснился кошмар. Будто ты, сынок, встретил нашу принцессу.

– Но мама! Все так и было, – горячо заверил Ала ад-Дин. – Сначала я толкнул ее на базаре плечом – это вышло случайно. А после мы с ней разговаривали, я проводил ее до дворца и помог перелезть через забор!

– Через… забор? – Несчастная женщина прикрыла глаза и схватилась за сердце. – Скажи, может ты перегрелся на солнце? Или заглянул по пути домой в курительную?

– Как вы могли такое подумать, мама! – возмутился Ала ад-Дин, хмуря брови.

– Я уже двадцать пять лет как мама. Отвечай, о несчастный, зачем ты перекидывал ее через забор?

– Я не перекидывал. Она хотела залезть, а ее лесенка осталась с другой стороны стены.

– Лесенка?

– Ну да.

– А почему она не прошла через ворота, как это делают все люди?

– Мама, она же принцесса! – раздраженно потряс руками Ала ад-Дин. – Неужели непонятно?

– Конечно, сынок. Чего ж тут непонятного? Все принцессы ходят только через забор.

– Вы смеетесь надо мной?

– С чего ты взял? Я очень даже серьезно говорю.

– О Аллах! – Ала ад-Дин воздел глаза к небу. – Вы не понимаете: она боялась, что у нее будут неприятности.

– Потому что пройдет через ворота? – уточнила мать.

– Ну конечно! Она ведь без спроса убежала в город.

– Э-э, а ты уверен, что это была именно принцесса? – усомнилась мать, протягивая руку, чтобы потрогать лоб сына, не горячий ли тот.

– Да точно, точно, – отстранился Ала ад-Дин от протянутой ладони. – И не надо меня щупать, я не болен и пока еще в своем уме!

– Знаешь, с трудом верится, – проворчала старая женщина, силясь подняться со ступеньки. – Такого простака, как ты, любой облапошит.

– Мама!

– А-а, – лишь отмахнулась та, отвернувшись. – Опять, наверное, своих пустых сказок начитался, вот и мерещится невесть что.

– Но она не знала самых простых вещей, которые знают все! Например, ей было неведомо, кто такой баран. А еще она спросила, что у меня надето на голове.

Ала ад-Дин лихо заломил тюбетейку.

– Она что, слаба умом, эта твоя луноликая? – удивленно распахнула глаза старушка.

– Мама, как нехорошо сразу оскорблять человека ни за что ни про что! Сами посудите: откуда ей знать про барана, если их нет во дворце. А тюбетейки у них не носят.

– Хорошо хоть шальвары у них носят, – буркнула женщина, скрываясь в дверях дома. – Некогда мне всякие глупости слушать. Мне готовить надо. Непутевый!

– Я путевый! Я лампу новую принес, и еще купил масло и муку. – Ала ад-Дин сбегал к калитке, у которой оставил свою суму, и быстро вернулся, держа поклажу в вытянутой руке. – Вот, поглядите сами!

– Лампу? – заинтересовалась мать, заглянув в раскрытую суму, затем вытащила лампу и придирчиво оглядела. – Новенькая, даже блестит, – сказала женщина, прицокнув от удовольствия языком. – Хорошая лампа! Только скажи мне, не украл ли ты ее? Вещь-то дорогая.

– Мама, как вы могли такое подумать! – в который раз за вечер возмущенно надулся Ала ад-Дин. – Лампу мне дал торговец лампами за то, что я вернул ее.

– Ага, значит, ты все-таки сначала спер лампу, негодный, а потом в тебе проснулась совесть, и ты решил вернуть украденную вещь хозяину!

– Все было совсем не так, – запротестовал Ала ад-Дин, выхватив лампу из рук матери и любовно прижав ее к груди. – Он ее потерял, а я подобрал и вернул ему. А торговец обрадовался и подарил лампу мне.

– В таком случае давай же быстрее нальем в нее масло и опробуем! Ох, как я устала готовить при лучинах. Уже глаза болят.

– Так пойдемте скорее в дом, – обрадовался Ала ад-Дин, что хоть чем-то сумел угодить ворчливой матери. – Мне самому не терпится опробовать нашу новую лампу.

– Ты только аккуратнее, – напутствовала сына старушка, – не сломай. Вещь как-никак дорогая.

– Да знаю я, знаю! – огрызнулся Ала ад-Дин, давно привыкший к незаслуженным упрекам матери. – Лучше бы масло принесли, а я пока фитиль скручу.

– Да-да, – спохватилась старая женщина и, кряхтя, поспешила обратно на двор, где Ала ад-Дин оставил суму.

Тем временем юноша, побродив по комнате, отыскал кусок ветхой рванины, оторвал от него полоску и начал скручивать фитиль, катая ткань между ладоней, но взгляд Ала ад-Дина не отрывался от лампы, так маняще она поблескивала отполированными боками в неярком свете догорающей лучины. И тут он разглядел несколько комочков грязи, приставших к поверхности лампы. Это было совсем нехорошо – новенькая лампа, а на ней уже грязь.

Ала ад-Дин отложил фитиль в сторонку, оторвал еще один лоскуток и взял лампу в руки. Придирчиво оглядев ее, юноша взялся оттирать грязь. Пятен было немного, всего три – два на боку лампы и еще одно под узкой изогнутой ручкой. Ала ад-дин сначала оттер бок лампы, а потом, плюнув на ручку, потер и ее.

И в тот же миг из лампы повалил дым, сизый, плотный и совсем не пахнущий, больше похожий на туман. Клубящееся облако быстро собралось под потолком, еще сильнее уплотнилось, из него выпростались две здоровенные ручищи и голова, на которой распахнулись огромные горящие глаза.

Ала ад-Дин от неожиданности выронил лампу.

– Ай! Что ты опять натворил? – донеслось от двери.

Только что вошедшая в комнату мать с сумой в руках, прижалась спиной к стене и выронила из разом ослабевших рук свою ношу.

– Это не я мама! Он… оно само, честное слово!

– Не ври матери! – гневно топнула бледная старушка. – Такое само не появляется. Уж я-то знаю, я пожила на свете!

– Но это правда! Я только оттер с лампы грязь, а он… оно вылезло из нее.

Облако молчаливо клубилось под потолком, а круглые огненные глаза с интересом наблюдали за перепалкой сына с матерью. Толстый закрученный хвост сгустка дыма или тумана, утончающийся книзу, сильно смахивал на пыльный смерч. Но у смерча, разумеется, не было глаз и рук, а, тем более, головы.

– Прекрати лгать, о боль моего сердца! Я двадцать лет чистила старую лампу, и никогда из нее не валил дым.

– Но ведь это новая лампа, – не сдавался Ала ад-Дин. – Может быть, теперь их такими делают.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь в ваш разговор, о достойнейшие, – не вытерпел облачный явленец, спускаясь из-под потолка и выплывая на середину комнаты, – но если вы меня вызвали, то я хотел бы…

– А ты не вмешивайся, дымное чучело, когда я разговариваю с сыном! – погрозила кулаком старушка. – Кто тебя вообще вызывал?

– Он. – Облако указало пальцем на Ала ад-Дина. – Он потер лампу, и я явился. Приказывай, о мой господин! – покорно склонилось облако перед Ала ад-Дином.

– Кто ты, о неведомый дым? – Юноша уже несколько пришел в себя и, поднявшись с пыльного пола, наскоро отряхнул штаны.

– Кто я? – Глаза на облачной голове еще больше увеличились. – Я джинн! Неужели ты никогда не слыхал про джиннов, о необразовеннейший из юношей?

– Джи-ин? – недоверчиво протянул Ала ад-Дин, скосив вбок подбородок.

– Джинн, – подтвердило облако кивком головы. – Каззан Одын Бздын.

– Чего? – недоуменно переспросил Ала ад-Дин.

– Ну, зовут меня так, понимаешь?

– Понимаю, чего ж тут не понять. Зовут тебя казан. Странное имя, конечно, но вполне достойное.

– О пророк Сулейман, почему всегда одно и то же? – горько вздохнул джинн. – Каззан, а не казан. Две «з», понимаешь? И еще с большой буквы. Таково мое имя!

– Так бы и сказал. А что означает Одын Бздын?

– Это означает, что у тебя есть одно желание. Вроде как один щелчок.

Джинн щелкнул пальцами, и от произведенного им звука дрогнули стены дома, а с потолка посыпалась побелка.

– Ты того, поосторожнее бздынькай, – опасливо пригнул голову Ала ад-Дин. – Дом старый, может развалиться.

– Так может тебе новый дом построить? – Каззан с готовностью потер дымные ладошки. – А может, целый дворец? Так я мигом!

– Чтобы все говорили: вот бедный Ала ад-Дин, неизвестно на какие деньги построивший себе новый дом, а тем более, дворец? Да и зачем он мне?

– Соглашайся, о мой недалекий сын! – Старушка подбежала к Ала ад-Дину и потрясла за рукав, с некоторым испугом косясь на ожидавшего приказания джинна.

– Э, мама! Жили мы в нашем ветхом доме столько лет и еще столько же проживем. Вы ведь сами сколько раз говорили, что дом построил своими руками отец, и переезжать в другое место вы не желаете.

– Говорила, но это ведь совсем другое!

– То же самое, – отрезал Ала ад-Дин. – Джинн?

– Да, мой господин!

– Повтори еще раз, пожалуйста: твои слова ласкают мне слух, – разулыбался Ала ад-Дин.

– Это твое желание? – на всякий случай уточнил джинн.

– С ума сошел? Всего лишь просьба.

– Понимаю, мой господин, – раболепно склонил голову Каззан.

– Так бы и слушал вечно! А можешь ли ты?..

– Я все могу! – приосанился дымный дух. – Позволь, я угадаю: ты хотел бы разбогатеть, о мудрый юноша.

Каззан подплыл вплотную к Ала ад-Дину, и его блюдцевидные глаза пристально уставились в лицо молодому человеку.

– Ты ошибся, о джинн, – отрицательно покачал головой Ала ад-Дин. – Конечно, деньги мне не помешали бы, но что я скажу соседям?

– Да плевать на них, – опять встряла в разговор мать и зашептала сыну в самое ухо. – Проси деньги. Деньги проси, слышишь?

– Отстаньте, мама! Только и слышу от вас: деньги, деньги! А мне хочется…

– Дом тебе не нужен, деньги не нужны, – проворчала старушка, с унылым видом опускаясь на курпачу. – Непутевый ты! Совсем не думаешь о будущем.

– О вашем?

– О нашем общем.

– Ну нет! Если я женюсь на принцессе Будур, у меня и так будет много денег и дворец.

– Что ты говоришь? – отшатнулась мать от Ала ад-Дина, словно от прокаженного. – Да в тебя, верно, вселился джинн! Прости, о Каззан.

– Ничего, – кивнул тот. – Любовь не по моей части. Но, вообще-то, диагноз кажется мне верным.

– Вот видишь! – ухватилась старушка за сказанное джинном. – Он тоже так думает, он очень умный.

– А я, по-вашему, выходит, круглый дурак? – набычился Ала ад-Дин.

– Я такого не говорила. Но сам подумай, разве человек в здравом рассудке откажется от денег?

– Я откажусь. И не мешайте мне загадывать. Значит, так. – Ала ад-Дин потер переносицу и задумчиво покусал нижнюю губу. – Хочу жениться на принцессе Будур!

– Ничего не выйдет, – развел руками Каззан. – Сердечные дела, как я уже говорил, не по моей части.

– Но разве не ты утверждал, что можешь все?

– Конечно, все. Но есть еще то немногое, чего я не могу. Любовь мне неподвластна.

– А говорил, что джинн, – разочарованно вздохнул Ала ад-Дин, повесив голову.

– Я джинн! Самый настоящий. А может, все-таки денег возьмешь, а?

– Да отвяжись ты со своими деньгами! – вскипел Ала ад-Дин. – Деньги, деньги – только о них и слышу целыми днями! Чтоб они все провалились!

– Это твое желание? – уточнил Каззан.

– Нет! – выкрикнули одновременно мать с Ала ад-Дином. – Побойся Аллаха, о несчастный! Как же мы без денег-то жить будем?

– Ну, живете же вы столько лет без них, – пожал дымными плечами джинн. – Давайте побыстрее, у меня дел много.

– Подождут твои дела.

– Не подождут. Я подневольный джинн. Вот если бы мне кто-нибудь дал свободу… – Каззан мечтательно погасил пламя в глазах, и они стали небесно-голубыми. – Ты добрый юноша, я вижу это по твоим глазам.

– Ты так считаешь? – засомневался Ала ад-Дин.

– Уверен! А я такой старый джинн, такой старый. – Джинн пустил огромную слезу и утер ее кулаком. – Я так устал исполнять глупые человеческие желания. Ты думаешь, легко таскать горы золота на своих плечах, строить замки и шить кучи всякого барахла в моем-то возрасте? И никто даже спасибо не сказал. Каззан дай то, Каззан принеси это… Ах, я несчастны-ый! О, как мне хотелось бы вкусить свободы, кто бы знал! А-а-а!

– Постой, постой, – прервал джинна Ала ад-Дин.

– Да? – с готовностью замолк Каззан и наивно похлопал глазами.

– Разве тебе не нравится быть могущественным джинном?

– Ты хотел сказать: могущественным рабом, – поправил Каззан. – А тебе самому хотелось бы, чтобы тобой понукали?

– Нет уж, спасибо. – Ала ад-Дин припомнил, как его постоянно тыркает мать, и жалость к джинну закралась в его доброе сердце.

– Эй, ты что задумал? – насторожилась мать. – Не вздумай сделать глупость! Слышишь?

Зря она так сказала. Ала ад-Дин, будучи на взводе из-за любовных терзаний, только состряпал на лице злорадную ухмылку – вот сейчас он за все отомстит, разом!

– Ты свободен, джинн!

– Что?! – отпрянул Каззан, не веря острым ушам. – Ты не шутишь, о человек?

– Нет! – не раздумывая, махнул рукой Ала ад-Дин как отрубил.

– Шутит он, шутит, – мать вцепилась в руку сына. – Опомнись, ты совершаешь глупость! Ведь это!..

– Не вмешивайся, о женщина! – сверкнул глазами Каззан. – Твой сын мудр не по годам. Так это твое желание?

– Да!

– Нет! – в сердцах воскликнула старушка. – Не слушай его, он повредился головой.

– Э-э, помолчи, женщина, – поморщился джинн. – Он мой господин!

– Да, я господин! – выпятил грудь польщенный подобным обращением Ала ад-Дин. – И я говорю тебе: ты свободен!

– Слушаю и повинуюсь, – склонил голову Каззан, едва сдерживая рвущуюся наружу улыбку.