Мне вот что показалось: рассказы Леонида Андреева для тех, кто не боится взглянуть на свою (чаще мерзкую) человеческую природу со стороны. В одном неавторском сборнике - обо всем, что принято скрывать, с чем принято спокойно жить и мириться. Город поглощает последние остатки хорошего, что есть в человеке, или подстраивает все так, что это хорошее разглядеть почти нельзя ("Баргамот и Гараська", "Памятник", "Петька на даче", "Ангелочек"). Рутина, похожая на болото повседневность затягивает человека, обесценивает его жизнь и превращает ее в какую-то глупость ("Оригинальный человек") или беспросветный туман, в котором все условно и незначительно: жил человек, жил, потом умер - пшик! Никто этого происшествия не заметил, ведь либо он всю жизнь гадости другим делал, либо не делал ничего ("Большой шлем", "Жили-были", "Нет прощения").
Для меня самым большим открытием и даже откровением стали рассказы Андреева о христианстве. По сути, они являются очень характерным отражением настроений интеллигенции относительно христианской веры в начале XX века; я немного прочла, чтобы так говорить, но мне кажется, что именно у Андреева есть свой совершенно особый, тонкий и при этом острейший надрыв в передаче духовного состояния человека. "Молчание" и "Жизнь Василия Фивейского" - рассказы о неспособности человеческого разума постигнуть Бога, охватить то, что совершается по воле Бога, а потом смириться с этим и принять. Знакома и тема об отрицании "внешнего" христианства: рассказ "Христиане" даже на сюжетном уровне повторяет "Воскресение" Льва Толстого. Как ни крути, все опять упирается в Толстого, ну да.
Подводя итог, можно сказать, что общая картина такова:
О. Василий открывает ослепленные глаза, поднимает голову вверх и видит: падает все. Медленно и тяжело клонятся и сближаются стены, сползают своды, бесшумно рушится высокий купол, колышется и гнется пол - в самых основах своих разрушается и падает мир.