Цитаты из книги «Дневник Сатаны»

в ее покрасневшей коже выражались голод и чувство постоянной неудачи

Газеты называют это революцией, но лучше поверьте мне, я знаю мой народ: это простое недоразумение

Неужели вы сами слушаетесь вашего закона, Вандергуд?

Он обещал воскресение всем мертвым, я обещал воскресение всем живым.

– Я тебя уважаю, Топпи. Ты очень хорошо вочеловечился, – сказал Я и поцеловал Топпи в темя. Я целую в темя тех, кого люблю.

мертвые – живых, История тех и других, а Бог Историю – и эту бесконечную кляузу, этот грязный поток лжесвидетелей, лжеприсяг, лжесудей и лжемошенников Я принял за дорога? Ты бледнеешь, твой палец, дрожа, указует на что-то… ах, это мусорный ящик!

Нет, это не та , к которой Я стремился, и это так же мало напоминает веселье, как корчи эпилептика хороший негритянский танец! Здесь каждый есть то, что он есть, и здесь каждый хочет быть не тем, что он есть, – и этот бесконечный процесс о подлогах Я принял за веселый театр: какая грубая ошибка, какая глупость для «всемогущего, бессмертного»… Сатаны. Здесь все тащат друг друга в суд: живые – мертвых,

Боже мой, но Я забыл, что у Меня могут быть и прекрасные читательницы! Усердно прошу прощения, уважаемые леди, за это неуместное рассуждение о запахах. Я неприятный собеседник, миледи, и Я еще более скверный парфюмер… нет, еще хуже: Я отвратительная помесь Сатаны с американским медведем, и Я совсем не умею ценить вашей благосклонности…

Ну и пусть их недостатков, пороки принимая за добродетели? Когда любят, то и жалеют, а жалость убивает силу. Видите, я вполне откровенен с вами, м-р Вандергуд, и еще раз скажу: любовь – это бессилие.

Я плохой духовник, – добавил он с самой неприятной усмешкой, – кающихся, а при этом условии где же сладость исповеди?