Она сидела за кухонным столом и смотрела на только что заваренный чай. Окно кухни выходили на север и поэтому, в полуосвещённой кухне, после очередного утреннего приступа головной боли, оставалась она один на один со своими переживаниями.

Боль приходила как по часам: утром, ближе к девяти, начинаясь постепенно и пульсирующими позывами, нарастала и доводила Риту до полного изнеможения. Следующий приступ начинался ближе к пятнадцати часам. Потом, будто по нажатию рубильника – девять часов вечера и три часа ночи.

Сказать, что это выбило её из седла, это не сказать ничего. Мучительные боли продолжались уже не первую неделю, из-за чего пришлось взять отпуск за свой счёт. Работать было невыносимо. Терпеть было невыносимо. Жить в ожидании очередного приступа – невыносимо.

Вот и сейчас – считая первые несколько раз по десять минут она мнила их настоящими, потом снова приходило ожидание. Мучительное и полное отчаяния ожидание.

По настоянию Миши, мужа Маргариты, после длительных уговоров, когда уже стало на столько нестерпимо – обратилась к врачам. Ничего не помогло. Ни гора анализов, сданных между приступами и даже в один из них, ни какие-либо томограммы не показали ничего ни ей, ни врачам. Совсем уж опустив руки, жила она от приступа до приступа.

В начале помогала выходить из ступора Маша, шестилетняя дочь. Она успокаивала, говорила ласковые и добрые слова, но это утешало не долго. Один раз Рита даже сорвалась и накричала на девочку, чем напугала и себя и Мишу. Тогда уже не выдержали нервы её мужа. Он долго терпел, долго мирился, в один из скандалов даже обещал: «Ненормальная, я запру тебя в психушку» – и, словно неистовый зверь ударил громко входной дверью. Позже, прислал сообщение, что позже заберёт вещи Маши и свои и что терпеть такое больше у него нет сил.

Да, Рита забросила не только себя, но и семью. Но осознавала это только мимолётные десятки минут после очередных приступов. Вот, как и сейчас и многие дни подряд смотрела она, сидя на полуосвещённой кухне, на кружку свежезаваренного чая и совсем не знала, и не думала – что ей сулит будущее. Повернув голову, она взглянула в окно: «Середина лета, как тепло и солнечно». Встала и зашторила ненавистное окно. Не могла она выносить уже ни солнечного света и полного мрака, потому что ночью, снова приходила боль.

Рита услышала, что в комнате звонит мобильный телефон и неторопливо, уставшим шагом направилась на его поиски. Коллеги по работе уже давно не звонили, они бросили эту затею с беспокойством чуть ли не в первую неделю приступов. Ещё через неделю она уже не ходила на работу, а телефон перестал звонить, будто осознавал – «Нет, надо точно оставить её в покое, иначе и я сойду с ума в этой квартире».

– Да, – голос её был уставший и полон равнодушия. Она ответила на звонок, даже не посмотрев кто звонит.

– Рита, ты как? – послушался голос Миши.

– Нормально, – и опустилась на кресло, силы оставили её, усталость и недосыпание валили с ног. Держа телефон над ухом, левую руку положила на голову закрыв ей глаза.

– Я зайду, ты не против?

– Заходи, ключи у тебя есть, – тон голоса совершенно не менялся.

– Мы сможем поговорить?

– Нет, чему это ты снова начинаешь?

– Я устал, Рита. Маша устала. Твои родители не понимают почему мы уехали. Ты хоть знаешь где мы сейчас? – Миша начинал повышать голос. А совершенно зря, это злило Риту ещё больше.

– Приезжайте домой, только не трогайте меня, – и повесила трубку.

Через несколько минут в замочной скважине повернулся ключ. Зашел Миша, не снимая обуви направился к креслу. Он встал на колени и опустился к Рите обхватив её ноги своими руками. Опустил голову и говоря жене в халат сказал:

– Я не могу так больше, Рита. Я так больше не могу.

Кажется, из его глаз, ещё чуть-чуть, и хлынут слёзы отчаяния. На эти стенания Рита равнодушно ответила:

– Это всё?

– Да, моя бедная Рита. Всё! – решительным басом сказал Миша. За несколько минут он собрал оставшиеся вещи, которые он думал, никогда не будет уже забирать и оставлял их на «последнее слово» перед тем, как окончательно уйти. Эти вещи давали ему последнюю надежду – ещё раз, последний раз, поговорить с женой. Ещё через несколько минут он ушёл, не заперев за собой на ключ дверь.

«Боже мой, как же вы все меня достали!» – прокричала она во весь голос. Но голос это был не громкий, сил было мало. Она уснула в кресле на несколько часов.

Сон был не долгий. Начиналась пульсация в висках, что было первым признаком приступа. К этой невыносимой боли невозможно привыкнуть. Укутавшись в одеяло, сидя в кресле, она громко стонала, перенося очередную пытку, вертелась, выгибалась и будто временами теряла сознание. И никаких мыслей, совершенно ни одной, ни о доме, ни о семье.

Час с небольшим и боль постепенно начала спадать. Она скинула таблетки и телефон с журнального столика на пол. Просто смахнула всё рукой. Телефон стукнулся и затих. «Таблетки не помогают. Что от них проку?» – голова безжизненно повисла в бок и глаза её, равнодушно, смотрели на темный экран телевизора, в котором она увидела своё отражение. Отражение беспомощного и отчаявшегося человека, который бросил всё на свете и которого, как ей казалось, бросили все: «И поделом, никчёмные людишки. Поделом мне, за вас всех, так мне и надо…»

Злость овладела ей. Дикая злость отчаяния. Она решительно встала с кресла, как ни бывало никаких приступов и пошла уверенным, твёрдым шагом в ванную комнату. Там сложила полотенце, зубную щётку, мыло. Далее спальня: халат, нижнее бельё. Всё это поместилось в небольшой спортивный рюкзак. Рита быстро переоделась, она не хотела ждать новый приступ. Ехать было далеко.

Да, Миша неоднократно предлагал поехать к специалистам в Москву и даже обратиться к гадалке или гипнотизёру.

– Шарлатанов ещё не хватало обслуживать, – кричала она на мужа.

– Но надо попробовать. Твоя голова не даёт жизни не только тебе! – бесился Миша.