Глава 1

Главное правило моей жизни гласит: «Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет». Поэтому я ничуть не удивилась, когда в дороге нас застал проливной дождь, а карета – или правильнее сказать экипаж? – попала колесом в выбоину незадолго до того, как мы достигли цели нашего путешествия.

Пока кучер вместе с моим провожатым пытались вытащить застрявшее в яме колесо, остервенелые струи дождя медленно просачивались сквозь заговоренную ткань непромокаемого (как заверили нас в городе) плаща, а я стояла и смотрела на возвышающийся впереди замок.

Он был уже совсем близко, казалось, руку протяни и коснешься, но на самом деле мы не добрались даже до поселения, образовавшегося у его подножия. Зато с такого расстояния громадное здание было видно даже лучше. Дальше дорога шла все время немного вверх, и хотя вокруг нас уже сгустились сумерки, сам замок отчетливо выделялся на фоне неба, подсвеченного последними лучами исчезнувшего за горизонтом солнца. Мне были видны контуры многочисленных башен, увенчанных острыми шпилями, но я, конечно, не могла разглядеть силуэты мерзких каменных тварей, давших этому месту свое имя.

Замок Горгулий. В прошлом это наверняка была какая-нибудь крепость, принадлежавшая кому-то из подданных короля… или кто ими тут правил раньше? Сейчас же здесь размещалась не то школа, не то академия, не то университет. Подробности мне еще только предстояло выяснить. Пока наверняка я знала одно – внутри замка меня ждет мужчина, с которым я уж и не чаяла однажды свидеться. А вместе с ним ждет и новая жизнь. Поскольку я пока не понимала, к добру это или к беде, перспектива меня пугала.

Размышления и страхи, терзавшие последние два дня, вновь так захватили, что я не заметила, как колесо все-таки вытащили из ямы, а провожатый подошел ко мне.

– Можем ехать дальше, – сообщил он, тронув за плечо.

От неожиданности я дернулась и едва не вскрикнула. Двое суток почти не спала, и нервы были уже ни к черту!

Провожатый посмотрел с укором и ворчливо добавил:

– Надо поторопиться.

Поселение мы пересекли быстро, я едва успела его заметить. По дороге, кажется, не встретили ни одной живой души. Впрочем, учитывая ливень и поздний час, это было вполне естественно. Лошади вскоре заметно устали: им и так пришлось преодолеть немаленькое расстояние сегодня, а необходимость тащить карету в пусть и пологую, но все же горку окончательно подкосила, и теперь мы двигались медленнее. Меня рвали на части два противоречивых желания: поскорее добраться, чтобы переодеться, согреться и в идеале поужинать, и снова застрять в колдобине, чтобы еще немного отложить судьбоносную встречу.

Кучер явно был сторонником первого желания: чем ближе к замку мы подъезжали, тем настойчивее он подстегивал лошадей. В этом чувствовалось нечто нервное и зловещее. Особенно когда в вечерней тишине, нарушаемой лишь шуршанием дождя, раздался звонкий и почему-то тревожный удар колокола. Один, другой, третий… Всего я насчитала одиннадцать.

У кучера от колокольного звона окончательно сорвало крышу. Он принялся безжалостно стегать несчастных животных, подгоняя их теперь еще и криками, пока те не разогнались так, что карету зашатало на ухабах. Я заметила, как мой провожатый – немолодой мужчина с постоянно недовольным лицом и всклокоченными седыми волосами – стиснул зубы и сцепленные в замок руки. Мы всю дорогу сидели в экипаже друг напротив друга, и я впервые заметила столь яркие проявления нетерпения с его стороны. Может быть, ему в туалет приспичило? При такой тряске немудрено.

Однако, едва мы влетели в гостеприимно распахнутые ворота, он сразу заметно расслабился и выдохнул. А потом высунулся из маленького окошка, чтобы коротко переговорить с охраной.

– Мы к господину Колту, он нас ждет, – сообщил провожатый, протянув охраннику свернутую в трубочку бумагу.

Никаких вопросов к нам не возникло, и мы спокойно проехали дальше по внутреннему двору: кучер подвез нас к самым дверям основного строения замка.

Вскоре я оказалась в просторном, темном и достаточно пустынном холле. Освещение здесь вообще-то было: под потолком висели люстры с – внезапно! – лампочками, а не свечами, но горели далеко не все. Света хватало, чтобы ориентироваться в помещении, но его было гораздо меньше, чем я привыкла. От этого все вокруг казалось мрачным и угрожающим, а барабанящий по стеклам окон дождь лишь усугублял гнетущее впечатление.

– Ждите здесь, – велел провожатый. И ткнул указательным пальцем в пол, словно уточняя место, на котором я должна была дожидаться его возвращения. – Никуда не ходите. Я узнаю у директора, готов ли он вас принять.

Я безразлично кивнула, даже не задавшись вопросом, какого черта Колт может быть не готов. Слишком устала для таких мыслей. В голове было пусто, только тупая, ноющая боль нудно постукивала молоточками по мозгам.

«Наверное, это все-таки школа, – меня хватило только на этот гениальный вывод. – Раз директор. У академий и университетов ректоры ведь…»

Провожатый проигнорировал широкую лестницу, ведущую из холла на верхние этажи, и исчез в полутьме коридоров. Вскоре стих и звук его шагов, я осталась в безмолвном холле одна. Стащила с себя мокрый, а потому холодный и тяжелый плащ, но не нашла, куда его пристроить: ни вешалки, ни тумбочки, ни даже шаткой табуреточки поблизости не наблюдалось.

Мне, конечно, сказали оставаться на месте, но когда меня это останавливало? Особенно если я находила оправдание не слушаться, а в этот раз и искать не пришлось, я буквально держала его в руках. В весьма озябших, несмотря на первые дни лета, руках.

Поэтому, приметив справа от себя арку, я нырнула в нее и попала в холл поменьше. Такой же темный, пустой и унылый, но здесь нашлось окно, а главное – весьма внушительный подоконник, на который я и пристроила плащик, сложив его пополам. Теперь я хотя бы смогла растереть друг о друга ледяные ладони.

Я едва успела разогнать кровь по мерзнущим конечностям, когда мое внимание привлек приглушенный шум. Он доносился не из большого холла, откуда я пришла, а из-за приоткрытой двери в противоположном конце помещения. Я шагнула к ней, не задумываясь, хотя и понимала, что чем дальше ухожу, тем труднее будет вернуться так, чтобы мое отсутствие не заметили. Не говоря о том, что я рисковала и вовсе заблудиться или забрести туда, куда не следует. Но любопытство, как всегда, оказалось сильнее меня, а сегодня к нему примешалось еще и тянущее чувство, внезапно появившеепся в груди. Словно кто-то дернул за невидимую ниточку и повел меня вперед.

Помещение за дверью было еще меньше того, в котором остался мой плащ, но оно все равно выглядело достаточно просторным. Стена здесь шла полукругом, несколько узких стрельчатых окон располагались на небольшом расстоянии друг от друга. На одном из широких подоконников спиной к входу сидел молодой мужчина в черных брюках и белой рубашке. На коленях у него лежала раскрытая книга, довольно толстая и на вид старая, хотя читать при таком освещении я бы никому не порекомендовала: можно и без глаз остаться.

Впрочем, он, вероятно, лишь делал вид, что читает, поскольку бутылка в его руке была подозрительно похожа на винную, и он весьма жадно к ней прикладывался. Потом вдруг с громким стуком поставил на подоконник рядом с собой, туда же отложил книгу и встал, слегка пошатнувшись.

Я испуганно отпрянула, опасаясь быть замеченной, но мужчина так и не обернулся к входу, не бросил на дверь ни одного взгляда. Зато мне теперь стало лучше видно, что он довольно высок и широк в плечах, хоть и худощав. Длинные черные волосы, достающие практически до лопаток, были перехвачены лентой, но пребывали в беспорядке, многие пряди выбились, сама лента небрежно съехала.

Мужчина повернулся ко мне боком, демонстрируя изящный профиль, растер лицо руками, потом ладони друг о друга, словно они у него тоже замерзли, и слегка поддернул и без того закатанные до середины предплечья рукава. Потом поднял ладони, держа пальцы так, будто они лежали на поверхности невидимой сферы, немного пошевелил запястьями, поглаживая ее.

В пространстве между его руками вспыхнул огонек, в секунды разросся в большой огненный шар, который в свою очередь, повинуясь движению рук, попытался закрутиться в вихрь, но что-то вдруг пошло не так. На тонких запястьях мужчины вспыхнули холодным светом символы и линии, опоясывающие их словно браслеты. Сам он болезненно охнул и досадливо поморщился, а огненный вихрь в его руках погас.

Что-то пробормотав себе под нос, мужчина потянулся к бутылке и снова приложился к ее горлышку. И вдруг насторожился, словно что-то услышал или почуял, и резко обернулся ко мне.

Однако я успела отступить на несколько шагов, а потом и вовсе развернулась, собираясь направиться обратно в большой холл, но едва не вскрикнула, обнаружив прямо перед собой недовольное лицо провожатого.

– Вам было велено никуда не ходить, – напомнил он сварливо. И не дожидаясь моих оправданий, добавил: – Господин Колт вас ждет. Я провожу.

И вновь ему не потребовались ни моя реакция, ни какой-либо ответ. Он просто зашагал прочь, не оглядываясь и не проверяя, следую ли я за ним. Конечно, я последовала. Куда бы я делась? Я зашла уже слишком далеко, чтобы сейчас останавливаться.

Меня провели узкими коридорами, света в которых оказалось еще меньше, чем в холлах, к одной лестнице, потом к другой, в конце концов мы оказались в какой-то башне, где снова поднимались по лестнице, закручивающейся спиралью. Я с ужасом понимала, что без провожатого никогда не смогу выбраться из этого здания. Но едва ли мне предстояло в скором времени отсюда уйти.

Наконец мы остановились перед массивной дверью, на которую мужчина и указал. Мол, тебе туда, детка. После чего просто ушел, не дожидаясь, когда я войду. Ему, наверное, было все равно, переступлю я порог или нет. Его делом было привести меня сюда.

Глубоко вздохнув, я по привычке постучалась, потом мысленно выругалась на себя. Меня же ждут, готовы принять. Решительно толкнув дверь, я вошла.

И оказалась в кабинете. Здесь верхний свет не горел вовсе, только лампа на столе, заваленном бумагами и книгами, и парочка бра на стенах по углам комнаты. Кресло за столом пустовало, поэтому я скользнула взглядом по помещению, ища хозяина кабинета.

Он обнаружился у окна. Стоял спиной ко мне, смотрел, по всей видимости, на капли дождя, стекающие по стеклу. Они занимали его больше. Или ему просто тоже хотелось немного отодвинуть мгновение встречи лицом к лицу.