Пролог.

Я не помню, как Дикий доставлял меня к себе на планету. Я вообще мало что помню из своего первого года пребывания на ней.

А первые пол года моего существования на планете Черного Солнца, вообще прошли в обители боли, на пикнике из горячки, среди обглоданных тьмой забытья скелетов сознания и памяти.

Самая частая картинка идентификации самое себя в тот период, это образ маленькой девочки, сидящей на желтом песке, среди острых ребер каких-то великанов, коричневые осколки которых торчат из песка.

На вид мне года полтора.

Я сижу, поджав под себя одну ногу, и пересыпаю себе мелкий песок из ладошки, в сжатый кулачок. А над моей черноволосой головой, распласталось низкое Небо, насыщенно коричневого цвета.

Опускаются сумерки, и поднимается ветер, тут же создающий, а затем и безжалостно бросающийся в меня маленькими песчаными смерчами.

Поднятый ими песок больно царапает кожу и треплет на мне остатки тонкой, белой рубахи, окончательно превращая ее в лохмотья, бахромой вьющиеся по ветру.

Песок подо мной не теплый и не холодный.

С интересом озираясь вокруг, я вижу, что пространство окружающее меня, становится все более коричневым, видимо на эту землю опускается ночь. Краем глаза замечаю красный отсвет, где-то слева от себя, судя по всему, это свет заходящего Солнца.

Медленно перевожу взгляд вправо и обнаруживаю, вокруг себя частокол из множества сломанных ребер, составляющих когда-то чьи-то грудные клетки.

Внимательно осматриваю их.

Огромные ребра, торчащие из песка. Они темно-коричневого цвета с красноватым налетом. Испещренные песком и ветром, отчего стали какими-то пористыми, словно их кто-то долго и упорно глодал. С обломанными, острыми краями.

Их много вокруг меня. Бывших.

Бывших кого? Великанов? Людей?

Этого я толком не знаю. Но знаю, что они «бывшие». Откуда? Тоже не знаю. Просто знаю, что их больше нет, и все.

Это были останки, когда-то живых, очень больших, ходящих по этой земле, любующихся ее закатами и восходами, созданий. Но это было когда-то…

А ныне все, что от них осталось, это обгрызанные остовы тел, с каждым днем все более и более заносимые песком, обгладываемые ветром, иссушаемые Солнцем.

Я пристально вглядываюсь в эти мощи, когда какая-то сила небережно и зло вырывает меня оттуда, и вместо кладбища великанов, я оказываюсь в кромешной тьме, с каждым мгновением все сильнее погружаясь в беспросветную, липкую черноту, словно ложка в густой кисель.

Сначала, черная мгла, словно стая мошкары, лезет мне в глотку, забивает нос, заползает в глаза и уши. Не дает дышать, выворачивая меня наизнанку, и острыми когтями кромсает кожу на лоскутки.

Из нее не вырваться. Но я трепыхаюсь, словно жук, пришпиленный булавкой к стене, и пытаясь сделать вдох, наполняю легкие ядовитой тьмой, после чего лечу в бездонную черную яму, погружаясь в ее непроницаемый мрак все глубже и глубже.

От ужаса я отчаянно машу руками и ногами, пытаясь удержаться от погружения во тьму, но зацепиться за что-либо у меня не получается. Слишком широка яма. Слишком.

А из нее уже, снизу, откуда-то из беспроглядной черноты, навстречу мне, в голодном томлении, тянутся множество щупалец, крючьями мрака начиная срывать с меня кожу и безжалостно ломать ребра.

Вот тогда то, Бездна становится гулкой в своей тишине.

А липкие щупальца мглы уже обнимают меня сзади, словно нетерпеливый жених долгожданную невесту, острыми когтями боли вырывая мне глаза. И в любовном томлении распахивают бездонные пасти с множеством острых зубов, с хрустом вгрызаясь мне в горло и выдергивая из таза позвоночник, с легкостью руки офисного клерка, вынимающего простой карандаш из стаканчика.

Затем, вожделея плоти, липкая, скользкая тьма дышит мне в затылок смрадом отхожей ямы, черной огненной лавой, затекая в горло и разрывая его изнутри, словно адский поцелуй преисподней рвет белое тело грешницы.

И у меня уже нет больше кожи, нет тела, ведь каждый его атом был вспорот кинжалами боли.

У меня теперь нет и глаз, и я не могу больше видеть.

А уши заливает горячий металл, остервеневшей от моих попыток ее остановить, боли. И я перестаю слышать.

Горла у меня тоже теперь нет, так что и кричать нечем.

Да и тела то в общем, уже нет. Оно растворилось в черном кошмаре умирания.

А что есть?

Странно, но почему-то все еще есть я.

Та я, которой все еще больно. Больно, на каком-то ультразвуковом запределье. И это мое странное, бестелесное Я, все еще ощущает эту боль и все еще пытается вырваться из цепких объятий черных щупалец Смерти, желая жить. Оно все еще пробует вернуться назад, выбравшись из черного колодца бессознательного. Рвется, туда – наверх. Где светят звезды, где слышен плеск Океана и теплый ветер обдувает кожу. И где, эта самая кожа есть, в принципе.

Вернуться! Я хотела вернуться.

Но как?!

Я вновь оказываюсь сидящей на желтом песке и смотрю на острые ребра похороненных под ним Великанов.

А что, если отдолжить кости у них? Ведь им они больше не нужны. Так? Так. А мне пригодятся. Я же не умерла. Я живая. А они мертвые.

Я тянусь пухлой ручонкой к ближайшему слому коричневых ребер и крепко сжимаю одно из них в кулачке.

И как только острый кончик ребра оказывается зажатым в моей ладошке, так я тут же вновь падаю в беспросветную черную мглу странного Пограничья между бытием и небытием.

Так для меня и прошли эти пол года.

Пол года за гранью…

А затем, ко мне стали возвращаться…: сначала звуки, потом запахи. А следом за этим, я начала вновь понимать и смысл сказанного, учуянного.

Т.е. потихоньку вновь проявляться из пустоты…, как некто возникает из ничего, при проявлении старинной фото пленки.

Глава 1. Возвращение.

Возвращалась назад я медленно. Очень медленно.

Почему вообще начала возвращаться?

Вопрос…, однако.

Мне лично, кажется, что моему уму просто надоело однообразие. Как бы странно это не звучало.

Видимо остаткам восприятия, разума, просто захотелось новизны ощущений, раз уж какие-то ощущения организм все еще мог испытывать, в принципе. Плюс банальный инстинкт выживания. Сознание, или что там от него еще осталось, цеплялось за свою идентичность как живого организма. Другое дело, что этому самому сознанию было куда возвращаться.

Диким удалось сохранить мое тельце.

Конечно, все происходило не быстро.

Сначала я начала испытывать некий дискомфорт. Что-то типа скуки. Мне начал приедаться и острый, все подчиняющий себе страх, от бесконечных провалов в густую черноту, и однотипный пейзаж песчаных дюн, в непонятно каком мире.

Ведь человек привыкает ко всему, вот и я привыкла, и к бесконечным полетам в темную мглу, и к одиночеству среди останков мертвых жителей неизвестного мне мира.

Естественно, это не было осознанное ощущение того, что мне скучно. И чем бы еще заняться?

Но каким-то глубинным пластам моего сознания все приелось, что называется.

Боль притупилась, как и страх. Они больше не вызывали выплеска адреналина в первоначальных масштабах.

Мир Великанов… ? Да я им уже все ребра пересчитала, сидя на этом песке.

И вот чем себя еще развлечь, бедной девушке, прикажите?

Да тем же, чем развлекали себя первые путешественники, бросая привычное и отправляясь в неизведанное.

Правильно – надо посмотреть, что там за горизонтом?

А горизонт, он же для меня был, ведь не внизу. Горизонт – он наверху. Небо, оно сверху.

И вот, как – то раз, я, летя в очередной раз плашмя вниз, вдруг сфокусировалась на белесом мареве того, что в этом пространстве можно было считать верхом. Как обычно падая в глухую тьму, я вдруг поняла, что мне все это уже неинтересно. Я и так знаю, что сейчас будет: сначала, мне в тело вопьются миллион острых крючков, затем мою кожу начнут кромсать на узенькие полоски, после чего выдавят последний воздух из разодранных в хлам легких и наконец, с чувством глубокого удовлетворения, выдернут из таза позвоночник.

Ну, скучно же уже, право слово. Одно и то же, одно и то же. Сколько можно?

Я, лично, хочу разнообразия. А разнообразие мне сулило лишь белое пятно над моей засасываемой в черное болото страданий, тушкой.

Поэтому, кое – как сфокусировав свое сознание на этом стремлении к новизне, я впервые расслабилась в этой яме тьмы, приняв позу морской звезды. А расслабившись, перестала испытывать тот запредельный дискомфорт, который дарили мне боль и страх. И перестав его испытывать – захотела взлететь ввысь, поскольку освободилась энергия на что-то еще.

Скука и любопытство потеснили кошмар и ощущение беспомощности, пробудив стремление двигаться вперед, к чему-то новому и более интересному, чем хорошо изученное мною царство ужаса и страданий.

Правда , мое Я было совсем не уверено, в моем же умении летать. Но, решив для себя, что если у меня это и не получится, так я хоть расслабленно покачаюсь на смолистых волнах черной мглы, наблюдая за белеющим пятном верха, поскольку это все равно сто пудово будет интересней, чем бесконечные полеты вниз, в объятьях демонов боли, которые мне уже приелись по самое не балуйся.

А тут все же, какая-никакая, но новизна возникает в моем времяпровождении.

И так, до определенной поры я и плавала, словно бумажный кораблик в джакузи.

Пока в один момент, вдруг не взмыла вверх, несясь вперед, словно выпущенная из ствола реактивной установки, ракета, стремглав вырвавшись и из темноты небытия, и преодолев белый туман бессознательного.

Почему? Не знаю. Так вышло. Теоретически…

Видимо надоело плавать, словно кусок непонятно чего, в проруби. А раз надоело, то появился стимул к действию. А отдых от ставших моими постоянными спутниками: страха, тьмы, одиночества и боли, добавил сил для реализации желания.

Плюс, пресловутый инстинкт выживания, который и придал нужный вектор моему движению.

В противном случае я ведь могла отправиться совсем в другую сторону, окончательно перестав Быть.

Но, все случилось так, как случилось и в один прекрасный день, я вновь осозналась в собственном теле.

***

В себя я приходила не спеша, потихоньку включаясь в реальность.

Сначала вернулись запахи. И в мой нос проник запах жареного мяса, запах шерсти, запах моря, запах трав, запах пота, застарелый крови и чего-то еще…, что никак моим обонянием не идентифицировалось.

Одним словом, запахов было много и они были разные.

Одни из них приятно будоражили, другие вызывали тревогу.

Затем ко мне вернулись тактильные ощущения. Я начала чувствовать мягкое, холодное, теплое, шершавое.

Потом вернулась ориентация в пространстве. И мне стало понятно, что я лежу на чем-то мягком, на животе.

Последнее меня несколько встревожило, возвращая воспоминания и пробуждая память.

Следом вернулся слух. Я слышала гул ветра, шелест травы, шорох ткани, звон посуды, скрип мебели, журчание переливаемой воды и шепот тех, кто был рядом со мной.

К сказанному, я вначале прислушивалась не особо. Мне было достаточно чуять запах Дикого, слышать его голос, в принципе. Это дарило чувство безопасности и его, на начальном этапе выздоровления, мне хватало.

Тем более, что проснувшаяся вместе со мной память, вызывала тот еще стресс у моей неокрепшей нервной системы.

Должна заметить, что кроме него, она еще вызывала и горячее желание отомстить обидчице, что в свою очередь явно способствовало моему быстрейшему выздоровлению.

Как бы то ни было, но придя в себя одной прекрасной ночью, я поняла, что ко мне возвращается и зрение.

Вначале все расплывалось у меня перед глазами, будучи словно окутано туманом.

Потом предметы стали выглядеть четче. И я смогла кое-что разглядеть.

Так, в очередной раз открыв глаза и поняв, что на этот раз, вижу все четко, я смогла определить, что на дворе, видимо ночь. И меня это как-то подуспокоило.

Не знаю, почему?

Видимо сказалась привычка бултыхаться в черной яме забытья. Но ночь мне понравилась.

Лежа на животе и не поднимая головы, я аккуратно осмотрелась. Много правда не увидела. Темные стены, темный пол. Материал из которого они сделаны не похож на камень или дерево. Скорее войлок. Темный матрас на котором я лежу. Рядом стоит что то, типа деревянной табуретки. На ней, белеет кружка, из которой идет какое-то бело – голубое сияние. Ночник? Рядом с кружкой стоит кувшин, светясь в темноте все тем же бело – голубым светом, что и чашка. Два ночника? Вряд ли…

На этом мое первое осознание себя, как чего-то собранного более-менее воедино, и закончилось. Сил было еще совсем немного, так что я просто провалилась в сон.

Но в эту ночь, это был именно сон, а не забытье. Первый сон за многие, многие дни и ночи.

Открыла глаза я уже утром, поскольку с потолка в помещение лился рассеянный свет, а в самом помещении заправляла уже не тьма, а царил полумрак.

Откуда-то сбоку одуряющее пахло мясной похлебкой. Определив, что все так же пребываю в позе на животе, я пару раз хлопнув ресницами, решая для себя дилемму : а не пора ли мне пошевелиться или я боюсь?

Нет, боли я не испытывала. Некоторый дискомфорт и ощущение стянутости кожи, это да. Было. Но возможно это обезболивающие действует? А спина еще не зажила. Или не совсем зажила. Или зажила? Дышу то я нормально. Без свиста из легких и кровавых пузырей на губах. Я ведь помню, как дышала после плетки Лассы.

Так что? Ну, тут уж – не пошевелишься, не узнаешь. Страшновато конечно. Но хочется же. А раз хочется, то…

Я открыла глаза, собираясь с духом.

Правда, восхождение воина духа по тропе решимости, пришлось приостановить не успев начать, поскольку рядом со своим лицом я увидела сначала два чернющих глаза, внимательно и с осторожностью всматривающихся в мои. А затем и белое лицо Дикого, которому собственно и принадлежали эти самые глаза.

То и другое расположилось аккурат прямо перед моей физиономией.

Он был так близко, что меня обдувало его дыханием. И это дыхание было горячо и чуть прерывисто.

Огромные, выразительные глаза внимательно и с большой долей волнения всматривались в мои.

А его губы… Луком очерченные, черные губы с зеленоватым налетом, были так близко… Прямо напротив моих.

Эти тонкие, чуть вздрагивающие ноздри точеного носа, словно вбирающие в себя мой запах.

И шелк волос над белоснежным атласом кожи.

Его горьковато – пряный запах …

Как же это меня будоражило! И как же я была рада его видеть!

«Интересно, – подумалось мне, – а если я его сейчас поцелую прямо в губы, он испугается или разозлиться?»

От пришедшей в голову мысли мне стало весело и я радостно улыбнулась, прямо в лицо Дикому.

Тот вздрогнув, чуть отстранился и все еще изучающее всматриваясь куда-то вглубь моих зрачков, подозрительно уточнил, чуть наклонив голову набок:

– Ты чего?

– Вот, думаю, если я тебя поцелую, ты разозлишься или испугаешься? – честно ответила я, решив, что с тем, кто с тобой нянчится, надо быть честной.

Так будет правильно.

В противном – это будет непорядочно.

При моих словах брови Рохана изумленно взлетели вверх, глаза округлились, он шумно вздохнул, наклоняя голову вперед и окидывая меня подозрительным взглядом. После чего, мотнув ею, словно отгоняя наваждение, видимо собирался что-то мне ответить, по этому поводу, но не успел.

Откуда-то сбоку послышался хрипловатый смех и пара хлопков в ладоши, а затем Повелитель Драконов насмешливо произнес, выходя на свет и наклоняясь ко мне, при этом остро глядя в мои глаза:

– Браво, девочка. Просто браво.

– Не, а чО? – насупив брови пробормотала я, все же слегка краснея и приподнимаясь на руках, что бы сесть (лежа я как-то ощущала себя не комфортно).

Что ж, ощущение дискомфорта разом отмело всю мою неуверенность в себе, все страхи от предстоящих телодвижений.

В одно мгновение, я просто сделала то, над чем так долго ломала голову, собираясь с духом, что бы решиться хоть на какое-то движение.

Тут и пробовать не пришлось. Я просто приподнялась, развернулась и села, свесив ноги с лавки и испуганно – радостно глядя на собравшихся.

В начале моего движения, Дикий явно дернулся, что бы помочь, но Повелитель Драконов, коротким жестом руки остановил его.

Впрочем, помощь мне была не нужна. Я и сама прекрасно справилась с задачей.

И теперь, радостно болтая босыми ногами, с любопытством оглядывалась вокруг, не забывая и о стоящих передо мной мужчинах.

Глава 2. Разговор.

Мужчины, тем временем тоже не забывали обо мне, смотря на меня пристально – изучающим взглядом.

Но это было не важно.

Я так была рада вновь ощутить себя живой и собранной воедино, что не обращала на их задумчивый и чуть отрешенный вид, никакого внимания. Да и их пристальные взгляды меня ничуть не смущали, как и мой собственный облик.

А сидела я на лавке, радостно оглядываясь вокруг и анализируя свое состояние, в чем мать родила, перед двумя чужими мужиками.

Однако, что-то мне говорило, что после долгой и кропотливой возни по моему возвращению в мир живых, чужими их трудно было назвать. Уже, как бы и свои. Для меня, по крайне мере. А вот для них…

Я подняла глаза, вопросительно глядя на молча стоящих напротив меня особей мужского рода.

В ответ, на мой взгляд, в глазах Повелитель Драконов заплясали насмешливые искорки, при этом ни один мускул не дрогнул на его лице. Пару секунд он почти весело изучал выражение моей физиономии, после чего отрывисто бросил, обращаясь к Рохану:

– Оставь нас.

Дикий, чуть напрягся, судя по ставшим напряженными изящным пальцам рук, сцепленных на груди, будто желая возразить, но слегка прикрыв сероватыми веками глаза, в знак подчинения, быстро вышел прочь, приоткрыв полог, закрывающий вход в шатер.

Судя по полоске света, быстро заглянувшей внутрь, на дворе стоял день.

Проследив взглядом за исчезающим в его неярком свете Диким, я вернула свое внимание Повелителю Драконов.

– Тебе не стыдно? – ворчливо проскрипел тот, насмешливо оглядывая меня с ног до головы.

– В смысле? – чуть охрипшим голосом, уточнила я у него, усиленно соображая: что, собственно говоря, со мной не так?

Ему не нравился мой голый вид? Но ведь я как лежала, так и села. Или мне надо было попросить покрывало, что бы закрыться? Так, мне сие и в голову не пришло. Я просто была рада возможности сидеть, смотреть, чувствовать, в принципе. Как и видеть этих двоих, в частности. Ну, пардонте, не до цивилизационных нюансов в поведении. Или он вообще о чем?

– О том. – уже не скрывая насмешки, растянувшей его губы, почти в улыбку, откликнулся мой собеседник.– Если б я не появился, ты бы ведь просто изнасиловала парня, ни за что, не про что. А он ведь тебе не единожды жизнь спас. Стыдно – маленькая девочка, а такая испорченная. – проскрипел он, чуть обнажая белоснежные кончики клыков.

Я задумчиво почесала пятерней в затылке:

– А разве он сам этого не хочет? – произнесла я, изучающее глядя на Повелителя Драконов.

– Не-а.– сощурив глаза, ехидно пророкотал тот, с откровенной насмешкой оглядывая меня с ног до головы.

– А тогда почему он меня спасает? – недоверчиво бросила я, склоняя голову набок и подозрительно уставившись на него.

Повелитель Драконов весело оскалился:

– А потому, маленькая человеческая особь, что не все чувства вызваны похотью. Иногда бывают и нормальные . Любовь, дружба, порядочность, доброта. И не всегда они имеют сексуальную подоплеку. Я понятно выражаюсь? – присаживаясь передо мной на корточки, уточнил он у меня.

Я задумалась.

***

Присев напротив девчонки, я с интересом изучал усиленную работу мысли, отражающуюся на хорошеньком личике катанианки.

Вот уж поистине, свезло, проснувшейся доброте и справедливости в одном из моих Драконов, не позволить ему пройти мимо именно этой особи. Надо же так было влипнуть! Поди теперь, объясни ей, что такое чувства, без примеси извращенности. Катанианке! А надо. Иначе придется самим убить ее, раз уж взяли на себя ответственность за нее перед этой частью Вселенной.

***

Сначала медленно поводив носом из стороны в сторону, после чего почесав переносицу указательным пальцем, я наконец выдала:

– Т.е., он меня не хочет. Но он хорошо ко мне относится. Так?

Повелитель Драконов молча кивнул, испытующе глядя мне в глаза.

Я снова дернула носом, уточняя:

– А зачем я ему тогда нужна?

– Судьба.– коротко бросил мой собеседник.

И поймав мой вопросительный взгляд, продолжил, по – прежнему буравя меня взглядом янтарно – черных глаз:

– Она сталкивает между собой людей, планеты, звезды. И эти встречи заканчиваются по – разному. Иногда катастрофами, иногда та же звезда становится двойной.

Я молча кивнула, вспоминая и облако взрыва на месте своего дома, и искривленное злобой лицо Лассы, и руки Дикого, растирающие меня после ледяной стужи…