Меланхолия сопротивления

Запирайте етажи, Нынче будут грабежи! Отмыкайте погреба – Гуляет нынче голытьба!

Ласло Краснахоркаи из тех литераторов, за кого не стоит браться, если хотите развлечься, отвлечься, получить удовольствие. Проза венгерского писателя каторжный интеллектуальный труд, браться за который имеет смысл лишь тому, кто уже закален чтением трудной во всех отношениях прозы, уверен в своих силах, терпении, умении извлекать смысл из абсурдистских и намеренно остраненных текстов (опыт чтения модерна и постмодерна приветствуется). Его книги всегда вызов, тест, проверка на прочность, которую ослику читательского долготерпения придется проходить даже без манка привешенной к носу морковки позитивной психологии. Надежда: "вот дочитаю и пойму, что все не так плохо, каким казалось, сквозь хаос проступит гармония, терпкая горечь чтения обретет сладостное послевкусие". Хрен вам в рот, дорогие бояре. В смысле - оставь надежду всяк, сюда входящий.

Зачем тогда читать, если все так плохо? Затем, что слава безумцам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Затем, что жизнь так печальна, но все мы ее живем. Затем, что мир, чудовищно несправедливый в миллионе локальных проявлений, глобально устроен правильно и справедливо, хотя бы даже осознать это малым человеческим разумением не было совершенно никакой возможности. Затем, что руины, в отличие от проекта или фундамента, содержат в себе информацию не только о бывшем прежде, но обо всех потенциальных возможностях воплощения. Затем, что распад и разрушение лишь одна из частей великого триединства архетипов, включающего Творение, Сохранение, Растворение, трех китов, на которых стоит Мироздание. Упс, вот слово и сказалось. Какое? Кит.

Именно с приездом в провинциальный венгерский городок странного цирка, имеющего единственным аттракционом показ исполинского Синего Кита и пользующегося крайне дурной репутацией, начинаются злоключения героев книги. Во всех странствиях жутковатый балаган, провонявший тухлой рыбой, сопровождают толпы людей, которые в обыденном восприятии никак не ассоциируются с фанатами, даже утрированно брутальными футбольными. Все это явные простолюдины, по виду даже не горожане, а заскорузлые от сохи селяне, которым сидеть бы этой лютой бесснежной зимой по своим хуторам, греться у очагов, готовиться к весеннему севу - а вот, поди ж ты, влекутся, как заговоренные за синим китом Меланхолии. Следует уточнить, что бытовое определение меланхолии как хандры, сплина, довольно далеко отстоит от множества значений, содержащихся в понятии. Буквально с греческого меланхолия - черная желчь, разлитие которой куда опаснее вспышек гнева холерика, меланхолия смертельное темное пламя мрачного помешательства, уничтожающее все, к чему приблизится.

В таком, фонтриеровском смысле, хотя Ларс фон Триер снял свою "Меланхолию" одиннадцать лет спустя после "Гармонии Веркмейстера" Белы Тарра, сценарной основой которого стала "Меланхолия сопротивления". Однако это не имеет прямого отношения к роману, хотя косвенные связи бывают более прочны, чем прямые и очевидные. Итак, в городок прибывает цирк, неся с собой хаос и страх. Одновременно с этим начинаются сбои в работе железной дороги, а общественный транспорт вроде как вообще исчезает, гаснет уличное освещение, с бульваров и площадей исчезают пешеходы и автомобили. Все словно погружается в испуганное ожидание, и разного рода мерзости не замедлят явиться. К чести Краснахоркаи, он не из тех творцов, что оглушают читателя смакованием чудовищных подробностей, у него скорее кинематографическое затемнение: подвести вплотную к ужасной черте, предоставив партнеру домыслить происходящее (что едва ли не хуже, чем если бы описал).

Тяжелая, во всех отношениях, книга о беспринципном манипуляторстве одних, готовности других стать бездумным орудием, молчаливом попустительстве третьих. О том, как те немногие, что могли бы противостоять хаосу, оказываются смяты или переходят на сторону зла. Это и графически непросто воспринимать, Краснахоркаи тяготеет к сплошным "кирпичам" текста, без диалогов и абзацев. Но если вы все же решились испытать себя, аудиокнига может оказать неоценимую поддержку. Знать, что движешься этим торным путем не один, а с спутником: сильным, умным, интеллигентным, одним своим присутствием вселяющим уверенность, что все не так безнадежно - такое неоценимо. Игорь Князев из тех немногих, кто способен дать именно это ощущение. Его чтение всегда эталонно хорошо, а в случае трудной прозы венгерского писателя превосходно.

Говорят, рецензия должна передавать дух книги, что ж, это совсем не так сложно, как может показаться на первый взгляд, спасибо автору и браво переводчику, вся книга может быть легко передана в одном очень длинном предложении на всю страницу, плавно перетекающем в абзац, причем сколько бы вы ни искали, вы не найдете здесь абзаца, а найдете только одно сплошную всепоглощающую тревожность, которая захватит вас, хотите вы этого или нет, сопротивляетесь или нет, желаете или боитесь, ибо автор весьма мастерски владеет словом, а переводчик – венгерским и русским, и даже если вы очень долго будете читать это предложение и искать, когда же оно, наконец, закончится, не надейтесь, ибо оно не закончится никогда, ибо в тревожные времена тревога может только нарастать и поглощать в свое кольцо все больше людей, и даже секс, коего на страницах книги немного имеется, не даст читателю желаемой разрядки. Ну вот, первое предложение таки закончилось, заняв ни много, ин мало, половину рецензии, но ведь надо еще написать еще половину рецензии, и, как вы можете догадаться, это снова будет одно очень длинной предложение, в котором почти нет сути, но есть чувства, эмоции, тревога, все возрастающая, все поглощающая тревога, избавиться от которой невозможно, что бы ни делали, постоянное ожидание аппокалипсиса, и даже если вы терпеливо продеретсь через первые две главы и дочитатете до тревожного развития тревожных событий, но ваши действия по-прежнему будут весьма нерешительными, а ваши мысли так и будут бегать как ноты по кругу, и да, это не опечатка, я не имела в виду, как тараканы, я таки целенаправленно написала ноты, ибо двое главных героев так или иначе связаны с музыкальной школой, и она, и музыка, так или иначе являются частью этого бесконечного, тягучего, связно-бессвязного существования, в далеком 1989ом году пророчески предрекающим конец привычного знакомого и обжитого мира, на смену которому приходит что-то пугающее, мертое и смердящее, которое пытаются выдать за цирк. Если вы таки дочитали до этого места, то вы большой молодец, ибо в реальной книге есть хоть какой-то сюжет, в этом же потоке сознания нет даже сюжете, а просто отражание.. Меланхолии и тревоги книги. И конечно, если бы в этом была моя цель, но это одно длинное бесконечное предложение-рецензия вообще никогда бы так и не закончилась, ибо, когда тобой владеет тревога, а окружающий мир погружается во мрак в прямо и переносном смысле, то можно бесконечно долго жевать жевачку собственных мыслей, и пугаться всего, даже того, что было раньше знакомо, и вздрагивать от всего, что раньше радовало, и пугаться, пугатсья, пугаться, добежать до укрытия, отдышаться на пару минут, и снова столкнуться с миром, который катитсья в тартары, для вас катитья, и для всех привычных обывателей тоже, хотя несомненно и в этом тревожном , странном ,рассыпающемся на куски мире есть те, кто танцует, сатанинское танго, хотя да, это уже другая книга, и ее я не читала, но даже и меланхолии сопротивления вполне можно узнат его первые робкие, нерешительные па, которые все нарастают и сливаются в вихрь, новой мировой псевдо-революции, или не революции, или бог его знает, что он там нам устроит, этот бродячий цирк с этим дохлым китом, но не революцию же, право слово...

Гипнотический, густой текст. Я влюбился с первого предложения, растянувшегося на целую страницу. Каждая деталь здесь удостоена эпитета, метафиры или сравнения, и я поражаюсь, насколько яркая атмосфера создаётся известными со средней школы приёмами. Кажется, что раньше подобные чувства вызывали только Гоголь и Платонов. Прерываний минимум: как точек в тексте, так и разрывов в истории - она плавно перетекает от персонажа к персонажу, как будто всё снято одним дублем.
Несмотря на мрачную и тревожную атмосферу, в уюте книге не откажу отчасти потому, что мне комфортно в меланхолии, отчасти - из-за симпатии к главным героям. Да и к неглавным тоже: хоть они и пьяницы, мещане, вздорные и глупые, я вижу их в объектив Кустурицы, как если бы "Жизнь как чудо" сняли на чёрно-белую плёнку.
Чему печально сопротивляются персонажи? Погром в городе подталкивает к мысли, что злу, но никто здесь, кроме жаждущей власти госпожи Эстер, не борец и уж, тем более, не спаситель, даже наоборот, герои рады бы противостояния избежать. Все здесь ищут некий миропорядок, пытаются объяснить и осмыслить течение жизни и себя в это объяснение встроить. Так Валушка упорно не замечает творящегося на земле и радуется совершенному движению небесных сфер, господин Эстер упорно замечает пошлость и беспорядок даже в любимой музыке и уходит в заточение, госпожа Эстер верит в счастливое тоталитарное будущее города, где жители под её руководством метут улицы, а госпожа Пфлаум успокоена запасом еды в кладовке и фарфоровыми пупсами. Этот комплекс из веры и усилий по её поддержанию и есть сопротивление, в общем говоря, беспорядку, хаосу. Под хаосом здесь понимается как унылость и пошлость провинциальной жизни, так и более широко, экзистенциальный ангст, жестокость природы, всё уничтожающий ход времени. Разумеется, при таком раскладе любое сопротивление обречено, потому и печально, но то, как герои сопротивляются, их и определяет.
В этом контексте гигантский кит, путешествующий в фургоне по суше, похож на гротескно нелепый символ хаоса, за которым в город подтягиваются погромщики, своего рода хаоса жрецы. Заговорённые цирковым уродцем, бессмысленным порождением мирового беспорядка, они пытаются найти утешение в самом беспорядке, но за одну ночь вырабатывают и эту идею до предела и сдаются, тоже обречённые на поражение.
В итоге, книга безысходна. Я долго в этом сомневался, но концовка все сомнения развеяла. Но всё равно, здесь достаточно тепла, как в отношениях Валушки и господина Эстера, так и в намёках, что несмотря ни на что, в мире всё на местах. И в конце концов, книгу очень вкусно читать (и хотя бы ради этого стоит): часто ловил себя на том, что бубню самые красивые места, чтобы покатать слова на языке.