© Петровичева Л.К., текст, 2022

© ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Глава 1
Тайна Элизы Леклер

В дом пришла беда.

Оберон в этом убедился, когда заплаканная служанка приняла у него пальто и предложила пройти в богато обставленную гостиную.

– Миледи Элиза сейчас спустится, – всхлипнула она, отерла лицо ладонью. Оберон понимающе кивнул.

Когда девушка из благородной семьи выставляет на окно горшок с цветущим сластолистом, это значит лишь одно: семья разорена и девушка готова пойти в содержанки, чтобы расплатиться с долгами. Неудивительно, что в доме плачут.

Оберон прошел в гостиную, сел на диван, обтянутый дорогим цветастым шелком, поворошил журнал, оставленный на столике. Подумал, не достать ли сигару, но решил, что это будет дерзостью.

Люди и без этого переживают, не стоит их задевать лишний раз.

Генерал Леклер, темноволосый и узколицый, угрюмо смотрел на него с портрета. Нарисованные глаза казались живыми, обжигающими незваного, но полезного гостя. Из газет Оберон знал, что месяц назад генерал проиграл в карты и свое, и чужое имущество и застрелился. Единственная дочь осталась одна, и дела ее были плохи.

Деньги, деньги, проклятые деньги! Все снова упирается в них! Сколько банковских стервятников уже успели вцепиться в юную Леклер? Сколько кредиторов ломятся в эти двери?

Элиза не торопилась – прихорашивалась, должно быть, чтобы предстать перед покупателем во всем очаровании и свежести своей юности. Оберон расслабленно откинулся на спинку дивана и подумал, что страшно устал. Два часа назад он вернулся из поездки в Заболотье, заехал в Министерство магии, сдал добычу и собирался потом вернуться домой и просыпаться только для того, чтобы стрелять в тех, кто вознамерится его разбудить.

Но дом генерала Леклера был по соседству с министерством, Оберон увидел в окне горшок со сластолистом, и ноги сами повели его к парадному подъезду.

Помнится, его куратор говорил: «Ты, Ренар, и до нужника сходить не можешь, чтобы не найти приключений на свой тощий зад. Везде-то ты их находишь, прямо удивительно!»

– Милорд.

Он встрепенулся, обернулся. Элиза Леклер в простеньком светлом платье спустилась со второго этажа, стояла у лестницы, испытующе глядя на Оберона. «Вот он, тот человек, который меня купит, который решит все мои проблемы» – Оберон не умел читать мысли, но не нужно было магии, чтобы понять, о чем сейчас думает Элиза.

Он поднялся с дивана, поклонился, представился:

– Оберон Ренар, к вашим услугам.

– Я знаю, кто вы, – едва слышно прошелестела Элиза. Прошла к креслу, села – тоненькая, прямая, как натянутая струнка. Коснись пальцем – будет звон.

Но за этой хрупкостью Оберон почувствовал силу и независимость, такую странную в нынешней ситуации. Юная Леклер была не так проста, как могло показаться с первого взгляда.

«Хорошенькая, – подумал Оберон. – Даже нет, красавица». Пышные каштановые волосы падали на плечи и спину кудрявыми волнами, маленькое светлокожее лицо с изящными чертами было бледным и усталым, большие каре-зеленые глаза смотрели на Оберона с глубоко спрятанным отчаянием. Пуховка с пудрой убрала следы слез, но Оберон знал, что девушка плакала.

На мгновение его кольнуло жалостью.

Элиза Леклер сражалась за свою жизнь и честь. Потерпела поражение.

Оберон был победителем, на милость которого она сдавалась.

– Я увидел сластолист в окне, – начал Оберон и понял, что не знает, как дальше вести беседу. Ему еще не приходилось покупать невинных девушек из разорившихся благородных семейств. Элиза кивнула и заговорила быстро-быстро, словно боялась, что ее перебьют или она забудет заученный текст:

– Мой отец покончил с собой, проиграв все имущество. Я полностью разорена, я на грани отчаяния. Этот дом уже не мой, по большому счету, через неделю его заберут. Я нахожусь в самых пугающих обстоятельствах. Этот месяц я бьюсь, пытаясь найти работу, пока устроилась лишь переводчицей в журнал, но этого ничтожно мало, чтобы хоть как-то жить. И я… я действительно ищу мужчину, который… – она сделала паузу, пытаясь обуздать волнение, и закончила шепотом: – решит мои проблемы.

Оберон понимающе кивнул. Идти в содержанки – давняя традиция среди благородных, но обедневших барышень, которая позволяет сладко жить, крепко спать и не беспокоиться о том, что завтра ты окажешься в съемной каморке на чердаке под одним одеялом с крысами. И это Элиза еще пробовала где-то работать, взялась за переводы! Обычно девушки из благородных семей сразу идут по простому пути.

Он невольно почувствовал уважение.

– Хорошо, – кивнул Оберон. – Я готов решить ваши проблемы. Дам денег столько, что заткну рот всей столице. Согласны?

Элиза испуганно посмотрела на него. Кивнула. Подумала, что расплатиться за доброту придется уже сегодня, и эта мысль внушила ей ужас.

Оберон не обольщался на собственный счет – он, в конце концов, видел себя в зеркале. Тяжелое скуластое лицо с острым носом, ожог от плевка болотницы на шее – да, не красавец. Зато у него есть деньги, и много. Декану факультета темной магии их, в общем-то, некуда тратить, он живет на полном государственном обеспечении.

– Согласна, – прошептала она. Оберон улыбнулся и сказал:

– Вот и замечательно. Тогда раздевайтесь.

Элиза посмотрела на него так, словно он ее ударил. К щекам прилил румянец, в глазах засверкали слезы, и за удивлением мелькнули презрение и ненависть. Оберон подумал: это именно то, что нужно.

Она дала бы ему пощечину, если бы могла.

– Как вы смеете? – голос тотчас же сделался звонким, дрожащим. – Как вы…

Оберон устало вздохнул.

– Будем называть вещи своими именами, миледи Элиза, – ответил он. – Выставив горшок со сластолистом, вы стали товаром. Я этот товар купил и теперь хочу осмотреть то, за что заплатил серьезные деньги. Триста тысяч золотых крон, если быть точным.

Элиза побледнела. За триста тысяч золотых крон можно было купить два таких дома и дюжину таких девушек.

– Раздевайтесь, – повторил Оберон. Лицо Элизы дрогнуло, девушка сделалась слабой и жалкой.

– Здесь? – прошептала она. Оберон кивнул, чувствуя, что в эту минуту она сдалась окончательно. Просто устала бороться с судьбой и опустила руки.

Элиза шмыгнула носом. «Почему твой папаша, хренов игрок, оказался настолько глуп, что не подумал о том, что с тобой случится?» – подумал Оберон. Он отвел взгляд – лишь видел краем глаза, как Элиза начала раздеваться: медленно-медленно, словно ее тянули за веревочки.

– Подойдите, миледи, – с максимальным уважением произнес Оберон, когда девушка осталась в сорочке и коротких панталонах. Элиза едва слышно вздохнула, послушно подошла к нему – идеальная фарфоровая куколка, которая будет такой же кукольно послушной, у которой нет другого выхода. От девушки пахло легкими духами – дорогими, насколько мог судить Оберон, – мылом, а сильнее всего страхом.

Оберон дотронулся до ее колена – белого, ледяного – и медленно повел ладонью вверх по внутренней стороне бедра, чувствуя, как по пальцам щелкает ток. Элиза вздрогнула и застыла, как крошечное испуганное животное, которое надеется, что охотник уйдет, если оно не будет двигаться.

Бей или беги. Если ты не можешь сделать ни того ни другого, то с тобой все кончено.

Как она вообще собиралась продавать себя с такими хрупкими нервами? Пришел бы какой-нибудь престарелый сластолюбец вроде Моргана Фрили, и ничем хорошим это бы не кончилось. Обычно потом настолько чувствительные девушки прыгают в реку.

Конечно, среди содержанок были и девицы, которые ходили с гордо поднятой головой и плевали на все сплетни и разговоры, но Элиза Леклер была не из их числа. Для подобного равнодушия она была слишком брезглива.

– Говорите, занялись переводами? – спросил Оберон. Ладонь двинулась еще выше. На мгновение им овладело густое властное желание вмять эту точеную живую статуэтку в шелк дивана, разъять, присвоить – или просто запустить пальцы в разрез панталон, прикоснуться к ней там, где сейчас пульсирует живое влажное тепло, где загорается золотой огонек магии. Даже в глазах потемнело – но Оберон сразу же опомнился, стряхивая наваждение.

Незачем. Он и так узнал все, что нужно. За похотью пришло чувство, которое охватывало хищника за мгновение до того, как зубы вгрызались в горло жертвы.

– Да, – прошептала Элиза. Слеза прочертила дорожку по щеке. – Я знаю гардалинский, наречие Малой Вольты и авесинский…

Он отвел руку, поднялся с дивана и мягко опустил ладони на плечи Элизы. Она подняла голову и посмотрела на него с невыносимой болью и надеждой.

– Умница, – улыбнулся Оберон. – Что еще ты умеешь, лисичка?

Девушка шарахнулась от него так, словно Оберон ее ударил. Почти вырвалась: он сумел ухватить ее за запястья, удержал, набросил тонкую сеточку заклинания, которое усмиряло оборотней. Глаза Элизы сверкнули нервным больным блеском, а потом заклинание сработало, и она опустила голову.

– Что теперь? – услышал Оберон едва различимый шепот. – Убьете меня?

Он не удивился. Чего еще ждать лисице-оборотню от декана факультета темной магии, которому по долгу службы полагается уничтожать таких, как она, и учить этому своих студентов. Оберон всмотрелся в серебристую дымку чужой ауры: не оборачивалась ни разу – вот и замечательно. Папаша-генерал был, конечно, дурак, но вживил в дочку нитку заклинания, которая удерживает ее в человеческом виде даже в полнолуние.

Вон она, эта нитка. Змеится по самому краю ауры, почти незаметно.

– Нет, – ласково сказал Оберон. Он позволил себе еще минуту насладиться теплом девичьего тела, цветочным запахом, что поднимался от волос, тонкими очертаниями белых плеч – позволил и отстранил Элизу, сел обратно на диван. – Одевайтесь, миледи, у вас тут не очень-то тепло.

Снова зашуршало платье. Оберон откинулся на спинку дивана и устало закрыл глаза.

Девушка-оборотень из благородного семейства, которую он, судя по всему, не сможет не купить. Прекрасное завершение каникул.

– Опознать оборотня можно двумя способами, – произнес Оберон. Его немилосердно клонило в сон от усталости: последние дни лета были полны забот и трудов. – Внутренняя сторона правого бедра всегда отзывается легким ударом тока на прикосновение с заклинанием. Именно поэтому я велел вам раздеться, миледи. Не потому, что хотел облапать поскорее.

Оберон машинально задал себе вопрос, сколько лет у него не было женщины. Кажется, четыре года. Нет, все-таки три – он вспомнил один случай и ухмыльнулся.