Наступил дождливый ноябрь. Подруги себя учебой особо не обременяли. Они вообще были на каком-то особом положении. В группе держались особняком, учились легко, «неудов» не имели, и преподаватели всегда были к ним более, чем благосклонны.
Однажды сырым промозглым утром Оля отказалась идти на занятия, сказав при этом: «Лера, я что-то не могу. Слабость какая-то, тошнит. Ты там как-нибудь за меня объяснись, а я отлежусь, хорошо?»
Лера собиралась было тоже дома остаться, но передумала. Перспектива ухаживать за больной подругой, которая скорее всего придуривается, как считала Лера, ее не очень привлекала. К вечеру, придя домой, Лера обнаружила Олю в весьма плачевном состоянии. « «Меня страшно тошнит, я не могу больше», – сказала она. На ее бледных щеках слегка розовел нездоровый румянец, под глазами были синяки, ей явно нездоровилось.
«Ты что, подруга, отравилась что ли? Чего ты ела без меня, говори!» – полусмешливо, полуозабоченно интересовалась Валерия.
«Лерка, я беременна…» – только и проговорила несчастная Оля и скрылась в ванной комнате.
«Что?!! Ты что, с ума сошла?! Какого черта тянула? Вот идиотка, ну форменная дура! И куда теперь?» – Лера была в отчаянии. Она негодовала, сокрушалась, ругалась и высчитывала недели. Ей было явно не по себе от навалившейся на них неразрешимой задачи. Она даже представить себе такого не могла и была уверена, что Ольга обманывала ее все это время.
«Ты давно все знала и молчала! А теперь скулишь, когда уже поздно. Поздно, понимаешь?!» – кричала она и размахивала руками, пытаясь показать тем самым, как это поздно.
«Да не ори ты! Без тебя тошно. Ничего я не знала, сегодня только осенило», – пыталась урезонить подругу и без того расстроенная Ольга.
Потом они обе расплакались, потом успокоились и начали размышлять, что делать. «Вот повезло же тебе, Олька», – вдруг заявила Лера.
«В каком смысле?» – не поняла та.
«Да в прямом. Вот если бы я оказалась в твоем положении, то Миша тут же женился бы на мне. Вот радости-то было бы».
Оля слегка опешила. «А вы что… у вас что… что-нибудь было?» – наивно спросила она, глядя на подругу изумленными глазами.
«Конечно было! В ту же ночь, когда и у вас с Антонио. Мишка тогда так нервничал, когда ты ушла к нему на свидание и не явилась домой. Он боялся, что с тобой что-то случилось. Мне пришлось его утешить. Сама не знаю, как это на меня нашло. Откупорила бутылку шампанского, и мы, представляешь, ее вдвоем выпили. И я ему в любви призналась. Надо же было когда-то».
«Ну? А потом что?» – спросила Ольга, но Лера с откровениями не спешила.
«Я же тебя не спрашивала, что у тебя было. Довольствовалась твоими рассказами о красотах полнолуния», – с ехидцей сказала она.
«Ну ведь ты догадывалась же», – не унималась Ольга. «Догадывалась, но в душу не лезла. Ну ладно, не обижайся. Я попросила его сама. Так прямо и сказала: сделай меня женщиной, своей женщиной. Ну он и поддался на мои уговоры».
Оля только сейчас поняла смысл Мишкиных слов о допущенной ошибке и поняла, за что он просил у нее прощения в поезде. «Все смешалось в доме Облонских…» – пронеслось у нее в голове, и Ольга тяжело вздохнула.
«Ладно, пошли спать. Утро вечера мудренее», – заявила Лера и выключила свет.
* * *
«Так, подруга, слушай меня внимательно. Никакого аборта ты делать не будешь. Ты будешь рожать!»
Лера сидела на кровати в позе «лотоса» в своей изумительной бирюзовой пижамке и рассуждала вслух. Оля лежала и смотрела на нее испуганными синими глазами. Она ничего не отвечала. Казалось, ей было все равно. Потом она отвернулась к стене, натянула на себя одеяло и тихо, но решительно заявила: «Нет!» Но на Леру это не произвело никакого впечатления.
«Это надо было говорить Антонио», – сказала она наставительно. – «А теперь будешь слушаться меня. Я заберу у тебя ребенка. Это будет мой ребенок, мой и Мишкин».
Оля резко подскочила и села на кровати, глядя на подругу так, как будто у нее голова Медузы-Горгоны.
«Так, тихо! Без истерик! Вы беременны, мадам. Вам вредно волноваться», – цинично продолжала Лера, пытаясь урезонить и подавить возможное Олино сопротивление. – «Я не спала всю ночь, пока ты тихонечко посвистывала и причмокивала от удовольствия, видя сладкие безмятежные сны. Но зато я нашла выход из положения, в котором ты сейчас находишься, благодаря своей безголовости, распущенности и трусости. Тоже мне, героиня-любовница!»
«Лера, прекрати! Ты могла бы оказаться в этом же положении с таким же успехом, как и я. Не надо строить из себя целомудренную защитницу девичьей чести. Тебе в этой ситуации просто больше повезло», – попыталась защищаться Оля, но все ее попытки были резко приостановлены уже замыслившей что-то Лерой:
«Да послушай ты! У меня созрел гениальный план. Мы поедем в глухую деревню, найдем сердобольную старушку и сочиним ей историю о внезапной беременности. При этом ты будешь несовершеннолетняя, а потому беспаспортная Валерия Мостовская. А я – твоя подруга, Ольга Кудрявцева. Когда придет срок, ты родишь в местной больничке ребеночка, которого естественно запишут на имя его матери – Валерии Мостовской. Мы возвращаемся домой, я с ребенком, ты – без. Все цели будут достигнуты: ты чиста и невинна, ну а я – Валерия Ашхабадова, Мишина жена и мать его ребенка. Ну как тебе?»
Оля окончательно потеряла дар речи. Она хватала воздух ртом и быстро-быстро моргала, пытаясь что-то сказать, но язык не слушался ее. Лера расхохоталась.
«Ну и клуша ты, Ольга. Ладно, не суетись. Другого выхода у тебя все равно нет, будешь делать, как я сказала», – подвела итог Лера. Но Ольга все же собралась с мыслями.
«Почему нет другого выхода? Я могу с таким же успехом сделать аборт в маленькой деревенской больничке как беспаспортная Наташа Иванова, например. И быстрее, и проще, и без авантюр», – сказала она, как ей казалось, вполне резонно.
Но не тут-то было. Валерию голыми руками не возьмешь. Она встала, уткнула руки в боки и твердо, решительно заявила: «Так, во-первых, какой аборт в этом сроке, пятнадцать недель? Ты с ума сошла? Да еще в деревенской больничке. А во-вторых, я тебе в этом помогать не буду, потому что это – безумие. Хочешь, делай все сама, я пас. И еще. Если ты сделаешь как я тебя прошу, ты осчастливишь меня. Запомни, осчастливишь! Решай».
Лера собралась и ушла. Ольга осталась одна в полной растерянности, совершенно сбитая с толку, обессилившая и не способная что-либо решать. Она понимала, что Лера права: поздно. Она запустила свою беременность, но тому была причина. У нее и раньше были периодические задержки цикла. Девушка обратилась к врачу, но тот успокоил ее и заверил, что со временем все установится и придет в норму. Вот и на сей раз Ольга подумала, что это тот же самый случай, очередная банальная задержка, пока не почувствовала тошноту и внезапно появившуюся, слегка заметную округлость форм. Она вдруг осознала, что с ней стряслось, но это тяжелое, безнадежное слово «поздно» звучало в ее ушах как беспрекословный приговор.
«Да, поздно. Пусть все будет, как будет. Но ребенка я все равно не хочу. Куда я с ним? А отец что скажет, а его работа, авторитет? Позор! Нет уж. Хочет Лерка, пусть забирает его и женит на себе своего драгоценного Мишеньку. Дура ненормальная!» – так размышляла Оля и вдруг разозлилась. – «Господи, какие все двуличные! Этот Ашхабадов со своей любовью. Да как он мог признаваться мне в любви, когда сам с моей лучшей подругой… Господи! За что мне это все?»
Ольга была вне себя. Она внезапно решила отомстить Михаилу и обмануть его, жестоко и сурово. «Раз он такой легкомысленный тип, то пусть вот и женится теперь на Лере, которую не любит. И пусть живет с ней всю жизнь и воспитывает чужого ребенка. Будет знать, как…»
Оля не додумала свою мысль. Вернулась Лера. Она вошла в комнату и стала разгружать сумку, в которой были фрукты, соки, свежее молоко и маленькая коробочка.
«Вот, смотри, витамины для беременных. Импортные. Будешь принимать по одной в день», – миролюбиво сказала Лера, и Оля наконец улыбнулась, обрадовавшись, что подруга больше не сердится и не кричит на нее. Ей стало намного легче, и она сказала примирительно, обняв девушку: «Лерка, делай что хочешь. Только не оставляй меня одну, я не сдюжу».
Этим было сказано все. Лера посмотрела на Ольгу добрым и ласковым взглядом, слегка отстранившись от ее объятий и ответила:
«Я знала, что ты примешь правильное решение. Не дура ведь. Ладно, положись на меня, я все устрою в лучшем виде».
* * *
«Папа, мы на зимние каникулы не приедем, мы с Лерой хотим съездить в Москву, хорошо? Ты не обидишься?» – говорила Оля отцу по телефону. – «Надо в институт сходить, разведать обстановку. У нас две девочки из Подмосковья учатся, они пригласили нас к себе, так что и гостиница не нужна», – вдохновенно врала Оля.
Она уже неоднократно замечала за собой удивительные способности к вранью, хотя редко к нему прибегала. Но когда ей все же приходилось врать, то у ее собеседника никогда не возникало и тени сомнения в правдивости ее слов. Вот и сейчас, отец искренне поверил дочери и пообещал прислать денег.
Ту же версию передали и Елизавете Ивановне, Лериной бабушке, которая только всплеснула руками и сказала: «Совсем взрослая девка стала. Что ж поделаешь, время».
В техникуме девушки сказали, что вынуждены прервать учебу, так как они попытаются перевестись в московский кооперативный техникум, и забрали документы, вполне, кстати, удачно и экстерном сдав первую сессию. Конца семестра они дожидаться не стали, боясь, что Олино положение скоро станет заметным, так как скрывать его было все труднее и труднее.
В самом начале декабря озабоченные подруги уехали из Озерска в маленькую полузаброшенную деревушку Плутки, где их ждала бабка Серафима, живущая здесь одна-одинешенька, потерявшая мужа на войне и дочь, которая уехала из Плутков в город, там вышла замуж, и вот уже пятнадцать лет живет с мужем на Дальнем Востоке и в Плутках не показывается.
Лера познакомилась с бабкой Серафимой на базаре. Та продавала шерстяные носочки и варежки, собственноручно связанные из домашней овечьей шерсти, которую она и пряла сама. Покупая шерстяные носки, Лера сказала: «Вот, для подружки покупаю. Она у меня беременная, домой ехать боится, родители заругают. А живем в комнатушке, всю насквозь продувает. Мерзнет она».
Бабка Серафима, сердобольная одинокая старушка, сразу оживилась: «Ой, да как же вы одни-то? И чего делать собираетесь?»
«Не знаю, бабушка. Лера, подружка моя, девчонка совсем. Ей еще и шестнадцати нет. А жених ее в армии, вернется не скоро. Боимся мы, а деваться некуда».
«А рожать-то ей когда? Вы у врача-то были?» – продолжала расспросы бабка Серафима.
«Да не были. Мы не знаем, к какому врачу и идти-то. Они ведь обязательно родителям доложат, а нам это ни к чему».
«А где родители-то, в городе что ли?»
«Ну да. А мы вот учиться сюда в техникум приехали и узнали, что Лера беременная. Прямо не знаем, что делать. Может, вы подскажете?»
Бабка Серафима заохала, запричитала, но ничего дельного подсказать не смогла. Она смотрела на Леру с жалостью и состраданием. В ней явно рождалось желание помочь, посодействовать бедным «заблудшим овечкам», и Лера это сразу раскусила.
Она не дала старушке додумать свои мысли и обрушила на нее кучу вопросов: «Вот вы, бабушка, где живете, в деревне? Есть у вас там врачи, больница? Как у вас в деревне женщины рожают?»
«Да как рожают? Обыкновенно. Фельдшер у нас есть. А кто заранее готовится, в Озерск едут. По-всякому. Да рожают-то редко. У нас в Плутках три улицы да дюжина домов».
«А это как раз то, что и надо. Вы, бабушка, с кем живете?» – настойчиво продолжала расспрашивать Лера.
О проекте
О подписке