Отличный роман. Великолепный образец современной прозы. Стилистически безукоризненный, ироничный, с убедительной интеллектуальной составляющей.

Юрий Мамлеев, писатель, кавалер ордена Дружбы, лауреат Пушкинской премии и премии Андрея Белого

Охраняется законом об авторском праве. Все права защищены. Полная или частичная перепечатка издания, включая размещение в сети Интернет, возможна только с письменного разрешения правообладателя.

© Лара Садовская, текст, 2020

© Ника Пешкова, иллюстрация на обложке, 2020

© Издательство Кетлеров, 2020

1
Утро после трудной ночи

Окружен женским вниманием. Длинный и сексуальный, истинное выражение мужской сущности и мужского достоинства. Универсальный символ, умеющий легко подчеркнуть плюсы даже не самого привлекательного обнаженного тела. При внезапном обрезании не становится нелепым и банальным. Дает заряд бодрости с утра и уверенности в насыщенные ночные часы.

Из рекламы галстука

Сквозь неплотно задернутые шторы пробился солнечный луч. Ему было все равно, что бы он ни увидел в этой, одной из миллиона, комнат Большого Города. А никто другой и не мог увидеть, кроме владельца, конечно. Но он крепко спал.

В комнате царил не просто кавардак – это был настоящий хламытник. Здесь валялись два стула, перевернутые самым прихотливым образом непонятно зачем; иллюстрированные журналы и деловые бумаги были разбросаны по всему пространству; одежда, надеваемая последние дней пять, так и не попала в шкаф, а потому тоже нашла себе место среди остального разора… Пустые и початые бутылки не самого дорогого коньяка, пузатые рюмки, покрытые уже пылью и хранящие на своих боках следы пальцев, и диски, диски, диски на всех остальных, не занятых ничем местах. Дима был немного эстетом, поэтому эти радужные блинчики хранили в себе джазовые композиции: от незабвенных тридцатых до самых что ни на есть наших дней.

Полоска света легла Диме на лицо, осветила его правый глаз, слегка запуталась в скомканном одеяле и почти достигла торчащих наружу голых ног. Утренний сон самый сладкий. Впрочем, утренним он может быть, если заснуть вечером. А если лечь под утро, то… Все равно невообразимо приятно спать, когда у тебя чистая совесть и никаких дел.

Щелкнула электронная цифра на радиобудильнике, и он ожил. Жизнерадостный мужской голос натужно заорал:

– Это Вадя! «Вадя в шоколаде»! Я начинаю с вами новый денек!

Заявление бодрого радиоведущего не произвело на Диму ни малейшего впечатления.

– Самое добренькое утречко, – подхватил женский голосок. – Это Надя, вся в губной помаде! Мы приветствуем всех наших бодреньких радиослушателей, просыпающихся в этот миленький часок.

– Ха-арошенькая музычка с утра – что еще надо человеку для счастья? – риторически вопросил «Вадя в шоколаде» и врубил жуткий трэш с гитарными запилами.

Колебания звуковой волны накрыли комнату. Какой-то неустойчивый предмет вошел в резонанс и тихонечко зацокал-зацвинькал, добавляя к жизнерадостной музычке не слишком уверенный звук. Дима заворочался в постели и накрыл голову одеялом. Радио продолжало орать.

– Кто придумал эту сволочь? – прохрипел он. – Убью.

Его можно понять. Обычный будильник, особенно стоящий рядом с постелью, можно найти на ощупь, не открывая глаз, и грохнуть об пол. Если даже и не разобьется, то уж точно замолчит. А этот радиобудильник… Короче, он был приобретен специально, потому что отключался маленькой пипочкой на боку, которую надо еще найти, к тому же хозяин установил его на таком расстоянии от ночного ложа, что не было никакой надежды до него дотянуться. Приходилось встать, пройти несколько шагов, нащупать пипочку… Можно, конечно, выдернуть шнур из розетки, но обычно этот мерзкий провод так легко не сдавался. В любом случае сначала необходимо было поднять себя, прошагать, пошатываясь от не ушедшего еще сна, по скользкому паркету и только тогда настичь орущего гада, чтобы заткнуть ему глотку. А иначе было просто не проснуться.

Осознав всю безвыходность своего положения, Дима сел, не открывая глаз, взлохматил волосы, немного пораскачивался, чтобы определить степень послушания тела.

– Здравствуй, новый день, – мрачно сказал он.

– О! Вы уже встали! – обрадовался радиоведущий. – Я так и вижу, какой энергией сверкают ваши глаза.

– Бодрость сквозит во всех ваших движениях, – вторил ему натужно оптимистичный женский голос. – Вам все сегодня по плечу.

– Придурки… – пробормотал Дима, нерешительно открывая глаза. – Видели бы вы меня… – А следующая наша композиция еще прибавит вам темпу и заставит радостно улыбнуться, – пообещал «Вадя в шоколаде». – М-м-м-м… – застонал Дима. – Этого я уже не вынесу…

Он неуверенно встал и, не переступая, а скользя ногами, преодолел нужное расстояние. Все. Ежеутренний гад замолчал. Дима еще постоял какое-то время, опираясь всем телом неизвестно на что, после чего, продолжая шаркать, поплелся в ванную.

Холодная струя душа обязана была помочь – он всегда рассчитывал на нее в таких случаях. И она старалась, но результаты ее трудов были весьма далеки от желаемого. Дима попытался немного помаршировать в потоках воды, бормоча: «Пьянству бой… Пьянству бой…», – но был еще не готов к таким сложным действиям. Темп сам собой замедлился, а бодрый марш свелся к слабому подергиванию верхних конечностей.

Чистя зубы, он внезапно вспомнил о задании, полученном на семинаре по ораторскому искусству. И тогда сквозь щетку стал бормотать стишок, самостоятельно выученный еще в детсадовском возрасте и неожиданно, но очень к месту пришедший на память:

 
Что ни делает дурак,
Все он делает не так:
Начинает не сначала,
А кончает как попало ^[1].
 

Стихотворение вызывало у его мамы самые противоречивые чувства. С одной стороны, было известно, что автор получил признание органов образования и вообще культурной общественности, а с другой – оставалось непонятным, что он этим хотел сказать. И в чем заключался педагогический смысл произведения. Слово же «дурак» комментировалось ею отдельно.

Что до семинаров, то они были истинным мучением для всей фирмы, но избежать их не представлялось никакой возможности. Босс, весьма трепетно относившийся к новейшим веяниям в современной науке, беспощадно внедрял передовые методы в головы подчиненных, мордуя их всяческими тренингами. Человек уже немолодой, старой закалки, мыслил он весьма традиционно, но хватку имел железную, так что и сотрудники, и конкуренты, и партнеры его, можно сказать, уважали. Властный и не слишком терпимый к чужому мнению, все новое признавал с трудом, если только оно как-нибудь не касалось психологии – его слабого места, единственной струны, на которой можно было играть. И кто-то здорово сыграл, сорвав в результате неплохой куш. Потому что все сотрудники в дополнение к рабочему дню одолевали теперь модные премудрости на занятиях по ораторскому искусству, актерскому мастерству и прочим инновациям. Для каждого отдела к тому же еще предусматривались свои неисчислимые занятия по разного рода психологиям.

Прозвище «Босс» весьма точно отражало и главенствующее положение в фирме, и мощную приземистую суть человека. И не только писалось, но и произносилось с очень большой буквы «Б».

Фирма была крупной, работа престижной, Босс безапелляционным, зарплата убедительной… Спорить не приходилось, тем более что эти семинары формировали личность, развивали креативность, работали на качество и производительность труда, увеличивали объем продаж и количество сделок, улучшали коммуникативные способности и общий климат в коллективе… По крайней мере так говорилось в рекламных буклетах, насмерть убедивших жену Босса Марью Павловну. А уж это была последняя инстанция.

Щетка застыла где-то в районе коренных зубов – следующие строчки никак не вспоминались.

 
И не вовремя он рад,
И печален невпопад.
На пути встречает свадьбу…
 

– выдавил из себя сквозь вялые движения щетки Дима.

– К черту! – смачно плюнул он и вылез из ванной.

Нешустро растираясь полотенцем, он попытался представить, что бодр и дела у него идут отлично.

– Дима, тебя ничто не беспокоит, ты справляешься с любой ситуацией, – с трудом произнес он, пытаясь активизировать непослушный еще язык. – Ты выглядишь прекрасно, всем приятно видеть твое выразительное умное лицо.

Упоминание о лице вызвало желание разглядеть его подробнее, и, презрев наставления тети Дуси, занимавшейся у него время от времени уборкой, он поелозил полотенцем по зеркалу.

– М-м-м… Кто это? – застонал Дима, увидев свое туманное отражение. – Да уж, сильно помогло… Как всегда.

Ну что тут скажешь? Морда явно с перепоя, выражение глаз тусклое и бессмысленное. Он в отчаянии потряс головой, мысленно успокаивая себя тем, что еще не пил чай. А уж после этого бодрящего напитка будет выглядеть как новенький. И всем окажется невдомек, как он провел свой вечер. И ночь? И ночь. И утро.

Если бы, войдя в комнату, он первым делом не надел часы, может быть, так все и получилось бы. Но этого уже не проверить, поскольку, нацепив часы и неизбежно взглянув на них, Дима понял, что чаю уже не попьет.

– Ну все! – безнадежно заорал он. – Сотрет в порошок!

Быстрее одеться. В чем он был вчера? Это не надевать. Чистая рубашка… Нужна чистая рубашка… Носки! Где носки?!

«Кошмар, кошмар!» – мысленно вопил он внутри. А снаружи пытался быть сдержанным и стремительным. Точно рассчитанными движениями напяливал на себя одновременно брюки и галстук. Ну чуть не упал разок-другой, так это вовсе не потому… Просто потерял равновесие.

– Давай, давай, – подбадривал себя Дима, пытаясь попасть в рукав плаща, хватая при этом офисный портфель и сожалея, что не успеет проверить его содержимое. Зажав портфель между коленками, он постарался разом запереть дверь и нажать кнопку лифта.

– Газу! Газу! – крикнул он упрямому подъемнику, который по своей дурной привычке никак не ехал.

В лифте Дима, активно надувая щеки, восстанавливал сбившееся дыхание. «Поспешай медленно», – припомнилось ему.

– Хорошо вам, праздным римлянам, – хмыкнул он и набрал воздуха для следующего рывка – на улицу: добежать до перекрестка, вскинуть руку и всем своим видом (не забывать, чему учили на семинаре!) убедить проезжающих частников, что им непременно стоит остановиться. Развалившись наконец на заднем сиденье, он немного расслабился: один черт, теперь уже все зависит только от пробок. Посмотрел в зеркало заднего вида. Опять ужаснулся своему отражению и еще раз внушительно напомнил себе, что выглядит прекрасно и что у него полный порядок.

Вообще-то, раньше уговаривать себя не приходилось: Дима был доволен и собой, и своей судьбой. Даже непонятно, почему вдруг все изменилось. В который раз он перебирал события последнего времени. Вроде ничего плохого не произошло. Тогда нет причин для этой мерзкой тоски, которая поселилась внутри него, заставляя бузить и напиваться по вечерам. А днем быть апатичным и не слишком веселым.

И выглядел он всегда отлично: высокий и мускулистый, с волосами чуть большей длины, чем положено клеркам, немного растрепанный… Что, впрочем, выдавало в нем натуру тонкую, артистическую. Взгляд открытый и вдумчивый – сразу видно, человек без камня за пазухой, хоть и отягощен знаниями. Манеры раскованные, говорун – то есть душа любой компании. Необыкновенно везучий: ну просто о чем ни подумает – сразу само в руки валится. И – ясное дело – в силу всего вышеперечисленного серьезно обременен женским вниманием. Впрочем, с этой трудностью он расправлялся легко и непринужденно.

В фирму Дима пришел работать сразу после института. На карьеру сильно не упирал, хоть и был честолюбив. Однако карьера – тоже ведь женщина, она сама вцепилась в него мертвой хваткой, и незаметно для себя он преодолевал ступеньку за ступенькой, пока месяца четыре назад не сделал ощутимый уже скачок, став главным менеджером отдела рекламы. В такой крупной фирме, как их, это уже топ-должность со всеми вытекающими: внушительной зарплатой, не сильно ограниченными представительскими, свободой действий и творчества.

Не это ли, однако, и стало причиной внутреннего кризиса? «Нет, не это, – упрямо твердил себе Дима. – Я к этому уже давно был готов». И он снова и снова повторял себе сокрушительные доводы, заключавшиеся в том, что и идей у него море, и перспективных клиентов наработал – хоть отбавляй, и переговоры провести – не его уже учить, и в ресторане потенциального партнера угостить умения хватит.

Тогда что же? Что?

– Фигня, – одернул себя Дима, – выкинь из головы.

Это было ошибкой: только попробуй скажи себе, что не будешь о чем-то думать, как мысли моментально пустятся вскачь именно на запретную тему. «Фигня» же заключалась в том, что главным менеджером отдела он стал слишком уж стремительно, после того как познакомился с дочкой одного из совладельцев компании Леночкой. Он, конечно, не ханжа и от подарков судьбы никогда не отказывался, но все же эта ситуация настораживала. И в особенности тот факт, что таилось в ней множество преимуществ. Тут уж, конечно, не скажешь, что дешево продался, да в том-то и дело, что продаваться не хотелось вообще. Мысль эта до конца не формулировалась, но сидела занозой и отравляла привычную радость жизни.

Знакомство произошло совершенно случайно. В ночном клубе, куда он зашел вместе с бывшим однокурсником после деловой встречи, во время которой каждый из них представлял интересы своей компании. Дима был неутомим во всем – и в работе, и в отдыхе, и в… Короче, чем бы ни занимался, не знал удержу. Вот и в тот раз он отплясывал так, что завел весь зал. И все девушки были его, а однокурсник зеленел и скукоживался до тех пор, пока Дима не спохватился и не поделился малость выпавшим на его долю вниманием.

Выбирать было из чего, и Дима оставался в некоторой нерешительности, пока не оказалось, что выбор уже сделан. За него. Две очаровательные подружки на пике веселья окончательно бросили своих кавалеров и перепорхнули за Димин столик.

Леночка сказала:

– Вы обалденно обаятельный.

Формулировочка была еще та, и Дима ничуть не почувствовал себя польщенным. Такие заигрывания не вызывали у него никакого энтузиазма. Он небрежно кивнул и оглядел зал.

А Леночка, не дождавшись ответной реакции, на которую считала себя вправе рассчитывать, сказала:

– Вообще-то, я привыкла получать комплименты.

Дима обернулся немного раздосадованный. Яркая блондинка (бог их знает, крашеные они или какие), журнально-глянцевая до невзрачности, до полной потери собственного сознания. Стройненькая, с личиком привычно не выражающим ничего, кроме: «посмотрите, какое я хорошенькое», и вся сверкающая. В буквальном смысле. На ней блестело и переливалось все, вплоть до чехольчика мобильного телефона. Мимо не пройдешь.

– Ваш блеск ослепляет, – сказал Дима, ничуть не покривив душой.

Леночка показала ровненькие беленькие зубки. В полутьме заведения почудилось, что и они сверкнули невообразимо.

– А еще я привыкла получать все, что мне нравится, – промурчала она, постукивая длинными яркими ногтями по стеклу стакана. Кисть ее руки переливалась разноцветными искрами.

Тут бы Диме насторожиться, а он вместо этого захохотал. Самоуверенная бесцеремонность девицы почему-то показалась ему забавной.

Леночка в ответ тоже пожурчала смехом и добавила:

– Не собираюсь дожидаться, когда вы определитесь. Потанцуем?

Какая-то секунда решает человеческую жизнь. Отринь тогда Дима это игривое и весьма недвусмысленное предложение, и все пошло бы по-другому. Но он поленился: к чему, если бриллиантовая рыбка сама попалась на крючок? Бриллиантовая – в смысле ослепляющего антуража. Он тогда еще не знал, что… Короче, Дима не стал возражать, и таким образом была поставлена жирная точка на его свободе. Зато началась длинная полоса беззаботной жизни.

День теперь был расписан по минутам. И не только потому, что Дима много трудился и отдавал все силы ради процветания родной фирмы. Просто Леночка всегда находила чем его занять. Она серьезно взяла Диму в оборот и по части проведения досуга проявила себя как настоящий ас: регулярно таскала его во всевозможные злачные места или в убедительно отдыхающие компании. После чего он неизменно оказывался в ее постели. Дима и сам высоко оценивал свои мужские достоинства, но Леночка подняла его представления о себе на такой недосягаемый пьедестал, что даже добилась легкого головокружения. Поначалу. Потому что чем дальше, тем больше новизна уходила, уступая место нетягостной, но все более осознаваемой обязанности.

Удивительно, но Диму, такого самостоятельного и независимого, совершенно не угнетало, что ему нигде, никогда и ни за что не приходилось платить. Сначала он спрашивал у Леночки, насколько это уместно, но потом перестал – так ловко и незаметно все устраивалось само собой. Даже непонятно было, кто оплачивает внушительные счета. Как-то он попытался порассуждать, уж не стал ли альфонсом, но врожденная интеллигентность и такт показались почему-то слишком обременительными. Мысль он не додумал и не стал по этому поводу расстраиваться, поскольку… было у него ощущение, что свое он все-таки честно отрабатывает. В том сокровенном месте, которое поднимает до небес и низвергает в бездну, которое способно сделать счастливым или потерянным, уверенным или несчастным – в женской постели.

Так, в постели, Дима однажды и узнал, что трудится не жалея живота своего на Леночкиного папу. Леночку это открытие почему-то привело в восторг. Она радостно воскликнула:

– Это судьба! Интересно, что она имела в виду?

Дима в первый раз действительно растерялся – как-то слишком по-голливудски получалось. Конечно, он не был Золушкой в штанах и его не подобрали на помойке в нищете и забвении, но перспективы подобной связи оказывались слишком уж радужными. Яркими и сверкающими неземным блеском. Каким сияли Леночкины наряды.

Не тогда ли завелся в нем червь сомнения, который начал выгрызать внутри сантиметр за сантиметром? Или когда на него внезапно свалилась высокая должность? Но разве стоит пенять на то, что обстоятельства сложились удачно? Разве он не достоин такой беззаботной и веселой жизни? Таких перспектив и достатка? Разве не наплевать, что они приходят от женщины? Если любишь ее и хочешь с ней быть.

На дурацкие вопросы нельзя получить толковых ответов. Так что и не стоит их задавать. И мучиться ими, особенно как сегодня – с похмелья. Надо перестать дергаться, начать работать в нормальном режиме, опять бегать по утрам, читать, слушать любимую музыку… Короче, стать самим собой. Тогда все эти новые обстоятельства никак не повредят, а будут только радовать и увлекать заманчивыми возможностями.

Дима замер в надежде увидеть себя. Привычного. Веселого, удачливого, пробивного, интеллектуально отягощенного. Но этот знакомый облик неудержимо терял очертания и расплывался.

– Ничего, – утешительно покивал Дима. – Просто я не успел выпить чаю. Хорошего зеленого чаю, – почти простонал он. – Попью и все решу.