Хроника недавнего времени: эпоха застоя и апогей перестройки

ГОРОД ПРИВЕТЛИВЫХ ЛИЦ

Где-то в конце 70-х в Ташкенте проходило Всесоюзное совещание учителей, на которое съехались посланцы со всех уголков единой страны.

Республиканская пресса широко освещала это мероприятие.

Мне довелось брать интервью у женщины-педагога из Эстонии, русской, но с эстонской фамилией.

Она никогда не бывала на Востоке, и сейчас не могла скрыть своего восхищения.

Собираясь в дальнюю дорогу, она была уверена, что увидит пыльный глинобитный город с кривыми улочками, женщин в парандже, чахлую листву…

Однако перед ней предстал чудесный город-сад, с красивыми зданиями, с многочисленными фонтанами и орошаемыми цветниками.

Но самое сильное впечатление на нее произвели сами ташкентцы, в особенности, местные красавицы с открытыми лицами.

Она ощущала, что вокруг царит атмосфера доброжелательности, приязни, гостеприимства.

С каким бы вопросом она ни обращалась к кому-либо из прохожих, ей отвечали с улыбкой, охотно и сердечно. Причем, как она приметила, коренное население владело русским совершенно свободно.

Однако и русские лица встречались ей через шаг.

Как в этом глубинном уголке Средней Азии, отделенном от Европы бескрайними степями и пустынями, оказалось так много русских, которые, судя по всему, чувствуют себя здесь вполне комфортно, или ей это только показалось?

Нет, эстонская гостья не ошиблась, в точности уловив дух восточного мегаполиса.

Что же касается русской общины, то ее история берет отсчет от 1865года, когда Ташкент, в то время действительно глинобитный городок с кривыми улочками, был присоединен к Российской империи.

Через два года Ташкент стал центром Туркестанского генерал-губернаторства и Сырдарьинской области, сюда начали прибывать чиновники, военные, инженеры, врачи, учителя…

Вскоре рядом со старым городом, за каналом Анхор, начали подниматься новые кварталы с европейской планировкой.

На протяжении последующих десятилетий европейское население Ташкента росло постоянно, хотя и плавно, однако были этапы, когда это происходило скачкообразно.

В период Великой Отечественной войны город принял десятки крупных предприятий, вузов и научных учреждений из западных регионов страны.

Определенные коррективы в национальный состав восточной столицы внесло землетрясение 1966года.

Ташкент фактически отстраивался заново, и в него тысячами прибывали специалисты и строители из всех союзных республик.

Надо только иметь в виду, что в широком смысле коренное население называло русскими всех обладателей европейской внешности.

Славянин ли, немец, еврей, латыш, молдаванин, армянин, грек, – все равно русский!

Но и азиатская часть населения города тоже отличалась многоликостью.

Кроме узбеков, здесь обитали крупными общинами казахи, таджики и киргизы.

Внушительной диаспорой были представлены корейцы.

В 60-х годах доля «европейцев» среди жителей Ташкента превышала 50процентов.

Однако постепенно, ввиду более высокой рождаемости в узбекских семьях, соотношение менялось в пользу титульной нации.

Но и в середине 80-х русские все еще составляли порядка 40процентов от населения Ташкента, общая численность которого приближалась к двум миллионам человек.

«Я ПОЛЮБИЛ ЭТУ ЗЕМЛЮ»

Русские не только приезжали, но и уезжали.

Чаще всего, в силу семейных обстоятельств либо по соображениям карьерного роста.

И в самом деле, в условиях, когда выдвигались прежде всего национальные кадры, перспективному специалисту-«европейцу» трудно было рассчитывать на то, что его таланты будут оценены объективно.

Во главе практически каждой организации, каждого учреждения стоял представитель титульной нации, а русский мог быть либо его замом, либо главным инженером.

Конечно, встречались исключения, но это были именно исключения.

Квартирный междугородный обмен, как и переезд, в ту пору не представлял особой сложности.

Захотел уехать – в добрый час!

Среди моих знакомых было, по меньшей мере, человек десять, которые в те, еще благополучные «застойные» времена покинули Ташкент по обмену, как казалось, навсегда.

Был, например, главный инженер сравнительно крупной строительно-монтажной организации, украинец, который мечтал перебраться на историческую родину.

Наконец, он договорился о переводе на аналогичную должность и переехал в благословенный город Полтаву.

И что же?

Года через три я снова увидел его в Ташкенте; оказалось, он вернулся на старое место работы.

Вернулись почти все те мои знакомые, кто уезжал «навсегда».

Они что-то путано объясняли насчет капризов климата и прочего, но истинная причина крылась в чем-то другом.

В чем же?

Однажды я разговорился с поэтом-любителем, белорусом по национальности, который был моим соседом по микрорайону.

В предзакатный час мы шли по бульвару, и мой собеседник восторженно рассказывал мне о своей недавней поездке в Белоруссию, о том, как щедро принимала его многочисленная родня, и как зазывала вернуться на родину, обещая помочь и с жильем, и с работой.

– Почему же ты не согласился? – спросил я.

Он помолчал немного и сказал просто и задушевно, без тени рисовки:

– А я полюбил эту землю…

Полагаю, он точно сформулировал то, что у других лежало на сердце.

Многие тысячи среднеазиатских «европейцев» могли бы повторить, как признание: «Я полюбил эту землю»…

ВОСТОК – ДЕЛО ТОНКОЕ

Ну, а как сами узбеки относились к русскому населению республики?

Ташкентские узбеки старого закала четко разделяли русскую общину на две основные категории.

К первой они относили тех европейцев, которые выросли и сформировались на Востоке, считая эту землю родной, которые понимали и уважали местные традиции, а также соблюдали нормы поведения, принятые в этих краях.

Эти русские люди, которые, что немаловажно, были большей частью специалистами высокой квалификации – преподавателями, врачами,