Глава 1
Кирилл

Москва встретила меня моросящим дождем, от которого становилось на душе еще грустнее, особенно когда в голове всплывали картинки солнечного Лос-Анжелеса.

Я бы ни за что не вернулся на Родину, если бы не настойчивые просьбы отца. Мне прекрасно жилось и работалось в американском филиале, но отец посчитал, что пора его единственному сыну браться за управление не филиалом, а всей компанией.

И, вот, я в Москве. Серой и мокрой. Еду в свою квартиру в центре, в которой не был уже почти год. Еду один. И меня там никто не ждет. Лариса осталась в Штатах. Когда я предложил ей вернуться в Москву вместе, она посмотрела на меня как на умалишенного. И осталась там. У нее там семья, университет и популярность в «Инстаграмм».

Подъехав к дому, я поблагодарил водителя и сказал ему заехать за мной завтра в 8.00. Отцу не терпелось показать мне новый офис.

Смотрю вслед фарам удаляющейся машины и направляюсь к подъезду. Уже за полночь, но освещение в нашем дворе хорошее, поэтому я сразу же замечаю какое-то движение на фонарном столбе, который стоит сразу же за забором, огораживающим территорию дома.

Вглядываюсь внимательнее. Какой-то сопляк пытается срезать со столба рекламный щит одного из кандидатов в мэры. На носу выборы и весь город в этих щитах.

Вот конкретно на этом щите изображен Куравин Сергей Борисович, друг моего отца. Не то, чтобы я был его ярым сторонником (мне вообще плевать на всю эту возню вокруг кресла градоначальника), но такой вандализм со стороны молодого поколения, мне не нравится. Может, не последнюю роль сыграло то, что я отвык от таких вот проявлений своих политических предпочтений, живя в американском болоте. Все-таки, не хватает там этого куража и адреналина.

Подхожу к столбу и смотрю снизу вверх на копошащегося подростка.

Надо сказать, что для достижения своей цели он приложил усилия, так как щит был повешен достаточно высоко. Подросток в спортивных штанах, толстовке и с капюшоном на голове ногами и одной рукой держится за столб, а второй рукой ловко работает ножиком.

– Чем щит-то помешал тебе, бедолага? – внезапно спрашиваю я.

Вандал вздрагивает, ойкает (пугливый, оказывается) и в следующее мгновение валится на меня, а щит – на него. Похоже, моя фраза совпадает с его победой над креплениями щита.

От всего внезапно приземлившегося на меня я усаживаюсь на мокрый асфальт и чувствую, как медленно намокает ткань не только джинсов, но и боксеров. Так вот, что я чувствовал примерно лет тридцать назад, когда пытался докричаться до родителей.

Твою ж мать! Добро пожаловать на Родину!

Потом чувствую на себе мягкое тело. По всей видимости, подростка ударило щитом и он отключился. Убираю с нас щит с Куравиным Сергеем Борисовичем, которому при падении оторвало глаз и ухо, и сейчас он укоризненно смотрит на меня оставшимся глазом, как бы упрекая, что я предпочел подхватить на руки вандала, а не его физиономию размером с мой чемодан. Сажусь и разворачиваю к себе прилетевшее со столба тело. Тело не подает признаков жизни.

Снимаю капюшон с головы нарушителя и шарахаюсь.

Баба! Ну, как баба? Девчонка совсем. Надеюсь, ей хотя бы восемнадцать уже есть.

С интересом рассматриваю ее. Симпатичная, даже, можно сказать, красивая. Нежная белая кожа, пушистые ресницы и пухлые губки. Жаль, глаза закрыты, не понятно, какого они цвета. Длинные каштановые волосы собраны в хвост, но, наверное, из-за падения одна прядь выбилась и упала прямо на лицо девчонки. Я аккуратно убираю эту прядь и чувствую мягкость волос и бархатистость юной кожи. Медленно провожу большим пальцем правой руки по ее губам и ощущаю, какие они влажные из-за капель дождя и нежные. А еще ощущаю, как тесно становится в штанах.

Зашибись ощущения: мокрый зад и стояк! И даже не знаю, что меня волнует больше: то, что я сижу с мокрой задницей и не тороплюсь сменить белье, или то, что у меня встал на собирательницу политических портретов.

– Эй, – зову я ее.

Но она никак не реагирует. Тогда я расстегиваю толстовку и слегка офигеваю, потому что под ней лишь лиф, спортивный такой. Лариска носила такие, когда занималась спортом.

Взгляд скользит ниже и на пару с членом радуется плоскому животику и пирсингу в пупке. Усмехаюсь. Господи, как это по-юношески: проколоть пупок и повесить туда колечко с камушком в виде капельки.

Может, это на меня так акклиматизация действует? Или то, что полноценный прощальный секс с Лариской был целых три дня назад?

Какого хера ты, Кирилл Константинович, готов соревноваться в твердости с этим долбанным фонарным столбом? Хм, интересная мысль. На столбе-то девчонка уже повисела. Теперь очередь повисеть на моем «столбе». И пусть выберет сама, что ей больше по душе. Я в себе уверен. Еще ни одна женщина не отказывалась от секса с Кириллом Ключицким и ни одна не оставалась обделенной. Обиженной – да, но не обделенной.

Похоже, мой член взял пульт управления в мозгу в свои руки и теперь уже он решает, куда, например, будут смотреть мои глаза. И к черту условности и сантименты! Мои глаза опять скользнули выше, на грудь покорительницы фонарных столбов.

Отчаянно захотелось примериться к открывшемуся взору размеру, но не лапать же бездыханное тело.

Черт! Она так не пришла в себя. Долго уже. Звонить в «Скорую»? Или сразу ментам? А если я убил ее? Рекламным щитом Куравина. Боюсь, в таком случае отец потеряет не только сына, но и друга.

Я уже представляю себе, как сижу у следователя, потом выслушиваю приговор, в суде плачет мама, а я еду по этапу.

И ведь даже ждать некому будет и передачки носить. Ну, кроме, мамы, конечно.

И так жалко себя стало. И больно. Стоп! Реально больно. И боль такая не душевная, а вполне себе телесная. И даже в конкретном месте. В паху. Черт. Эта похитительница щитов очнулась, пока я задумался о своей горькой судьбе, и пнула меня в пах.

При этом, похоже, член выронил пульт управления моим мозгом и был обескуражен таким вот поведением хозяйки двух премиленьких шариков и капельки на пупке.

Пока я сгибаюсь от боли, девчонка отбегает от меня на пару метров и, по-видимому, наслаждаясь точностью своего попадания по жизненно важному для меня органу, буквально шипит:

– Извращенец.

И убегает, снова накрыв голову капюшоном.

Просто нет слов.

Глава 2
Ксюша

Сегодня я должна была в последний раз выполнить задание центра и сорвать рекламный щит этого самодовольного взяточника Куравина. Я уже не состою в молодежной оппозиционной ячейке, и каждый день мотаюсь на работу, став обычным винтиком в системе. Но я должна была выполнить это последнее мое задание. Закрыть свой долг перед моими единомышленниками.

И я почти сделала это. Время было уже позднее. Мне удалось обманным путем покинуть дом. Я надеялась по-быстрому управиться со щитом и вернуться домой до того, как отец вернется из своего покер-клуба. Благо этот последний щит оказался недалеко от моего дома – всего каких-то пять минут трусцой.

В помощь мне пошел дождь: на улице никого. Я отрезаю ножом один крепеж и только прохожусь ножом по второму крепежу, как слышу насмешливое:

– Чем щит-то помешал тебе, бедолага?

Я реально испугалась, что это опять менты. Руки сами собой ослабевают хватку и я чувствую, как падаю вниз. Последнее, что я помню, как чьи-то руки подхватывают меня, а сверху на меня летит щит. Все. Потом провал.

Через какое-то время прихожу в себя, незаметно приоткрываю левый глаз, чтобы понять, где я, и вижу над собой задумчивое и грустное лицо мужика. Смотрит куда-то вдаль и толстовку уже на мне расстегнул, гадина. Готовится, значит, маньяк. Я читала, что у них не получается, если жертва просто лежит как дохлая рыба.

Судя по его сосредоточенному лицу, он всеми силами пытается настроиться на то, чтобы довести задуманное до конца. Ждет, наверное, что я приду в себя и начну истерить. Ну, уж нет, я тоже подготовилась, знаешь ли.

Аккуратно подгибаю ногу и делаю резкий толчок в инструмент предполагаемого насилия, как учила меня Анжела. Затем быстро встаю и отбегаю на безопасное расстояние.

Уже оттуда наблюдаю за муками маньяка и довольная выплевываю ему в лицо:

– Извращенец!

Вижу по его глазам, как многое он мог бы мне сказать и сделать. Но не сейчас и не здесь. Я разворачиваюсь и убегаю прочь.

Домой возвращаюсь как раз вовремя. Отец заходит в дверь минут через двадцать после меня.

Глава 3
Ксюша

За две недели до описанных событий.

За свои неполные двадцать лет, по словам моего отца, я успела доставить ему столько проблем, сколько не смогли доставить «лихие 90-е», когда он только начинал создавать свой бизнес, а также мои два старших брата. Да, меня окружают трое взрослых мужчин. Моя мама умерла, когда мне было пять, и всю заботу о моем воспитании взял на себя отец.

Мои братья Антон и Григорий намного старше меня и уже успели многого достичь в жизни. Конечно, с помощью отца. Ко мне они относятся как к маленькой и поэтому лишь посмеиваются над моими шалостями, когда отец в очередной раз рассказывает, что я выкинула на этот раз.

Я люблю отца, но порой он говорит и делает такие занудные вещи.

Он давно грозился «пристроить меня в жизни», но все не доходили руки. Последней каплей, переполнившей его чашу терпения, стало мое задержание с несанкционированного митинга. Ну да, мы, наверное, погорячились в тот раз, и публичное сжигание чучела действующего мэра было лишним. Но ведь Масленица! А на Масленицу на Руси издревле сжигали чучело. Какая разница, чье это чучело? Главное ведь – отпугнуть беду. А чучело мэра для этого более чем подходило.

Правда, полиция посчитала иначе, хотя народу понравилось.

Меня посадили в автозак и привезли в «обезьянник». Не скажу, что я испугалась, но впечатление на меня это произвело неслабое.

Я сидела на скамейке в камере и рассматривала представителей электората, которые, я была просто уверена в этом, случайно, как и я, стали жертвами системы.

Тут к камере подошел лысый мужик в форме полицейского и, показав на трех девушек, включая меня, проскрипел:

– На «субботник»!

Я даже не шелохнулась, хотя остальные уже вышли из камеры.

– Тебе что? Особое приглашение? – поинтересовался лысый.

– Сегодня четверг, – заметила я. – До субботы еще два дня.

– А у нас «субботник» – это не когда суббота, а когда стоит, – загоготал лысый и вслед за ним вся дежурная часть.

Он приблизился ко мне и, схватив за локоть, рявкнул:

– Пошли.

Но буквально через секунду изменил свое мнение и испуганно отшатнулся от меня. Мой аргумент на него подействовал. Или это просто ему так не понравился ножик в моей руке?

– Твою мать, – обратился он уже к своим коллегам, – ее что, не досматривали?

– Да, не до этого было, – отозвался кто-то. – Погрузили всех и привезли. Она одна баба среди этих политических была. Ну, ее сюда и засунули, к девчонкам.

– Так, она не проститутка что ли?

Чего? За кого меня вообще приняли?

– С митинга она. Политическая.

– Мать твою!

Не знаю, чем бы все это закончилось, но в этот момент в дежурной части появился подполковник, который прислуживал моему отцу. Я его хорошо помню. Он иногда приезжал к нам домой. Помогал решать какие-то вопросы. И я вдруг почувствовала, что сегодня таким вопросом буду я.

И от предчувствия того, что скажет папа, у меня похолодела спина.

Подполковник молча подошел ко мне, взял из рук ножик, сложил его и убрал в свой карман. Потом взял меня за плечо и повел куда-то по коридору. Завел в пустую комнату и, бросив:

– Посиди тут пока, – закрыл меня там на ключ.

Не знаю, сколько времени я так просидела, но мои ожидания меня не обманули. Дверь открылась и на пороге появился папа. Он лишь кивнул мне головой, чтобы я следовала за ним. Все также, не проронив ни слова, мы покинули дежурную часть, сели в автомобиль отца и приехали домой.

И это его молчание убивало гораздо больше, чем крики и обидные фразы. Я вдруг поняла, что все, это рубеж. Я переступила черту. Оставалось лишь ждать, когда отец, наконец, отойдет и обрисует мне мою дальнейшую жизнь.

Вечером, после ужина, на котором присутствовали и мои старшие братья (все настолько серьезно, что отец пригласил даже их? Они давно живут отдельно и нечасто навещают нас), отец позвал меня в свой кабинет.

– Ксения, – начал он, когда я несмело уселась в указанное мне кресло. То, что он назвал меня Ксения, а не Ксюша, как обычно, было плохим знаком. Но я уже была готова ко всему. – Я не хочу обсуждать то, что произошло сегодня. Но ты переступила черту.

Ну, как я и думала. Эта чертова черта, переступить которую все боятся, но никто не знает, где она нарисована.

– Лишь хочу, чтобы ты живо представила себе, что бы с тобой произошло, не заметь тебя Игорь Сергеевич.

Это, наверное, подполковник. Игорь Сергеевич, значит.

– Тебя приняли за проститутку и «субботник» в «обезьяннике» – это не мытье стен дежурной части. Еще и этот нож. Тебе грозил реальный срок за покушение на сотрудника полиции.

Я слушала, опустив голову. Отец, похоже, был несколько удивлен происходящим, так как обычно я гордо смотрела ему в глаза и отчаянно защищалась.

– Так вот, – продолжил он. – У тебя есть два варианта. Первый: ты уезжаешь в интернат для девочек в Англии и не покидаешь его стен, пока не закончишь там обучение. Никаких отпусков на Родину. Мы сами будем тебя навещать. Я уже договорился, тебя возьмут, несмотря на то, что учебный год уже в разгаре.

Услышав про интернат в Англии, я вскинула на него глаза. Нет, только не это. Моя русская душа не приживется там. Мы это уже проходили в частной школе Бельгии и Швейцарии. И обе попытки заканчивались тем, что меня там больше не хотели видеть ни за какие папины деньги. Но, судя по решительному настрою папы, я поняла, что он приложит все усилия, чтобы я осталась в Англии до конца обучения.

– А можно узнать про второй вариант? – робко поинтересовалась я.

Отец выгнул бровь и четко произнес, выделяя в своей речи некоторые слова:

– Второй вариант: ты восстанавливаешься в институте в сентябре и продолжаешь учебу, пока не принесешь мне диплом