Правила – пустой звук, если нет наказания.

(«Остаться в живых»)

Пролог

Амелия

Господи, не могу поверить в то, что решилась на этот сумасбродный и смертельно опасный поступок. Я сижу на заднем сидении черного Range Rover и молюсь о том, чтобы мою пропажу не обнаружили слишком рано. Я должна…нет, я просто обязана сбежать достаточно далеко!

Вся моя жизнь превратилась в игру со смертью, и я, черт возьми, отчаянно мечтаю о Тихой Гавани, хотя бы о часе полнейшего спокойствия и ощущении себя в безопасности.

Совсем недавно я думала, что заточение в семье Морте, мое похищение – это ад, но я так ошиблась.

Последняя неделя, проведенная в «семье», которую я считала родной, под надзором дяди – вот где настоящее пекло. Черт возьми, как я могла быть такой слепой?

Моя жизнь все эти годы была долбаным «ларцом Пандоры» (*предмет из древнегреческого мифа о Пандоре, заключавший в себе бедствия, несчастья и надежду).

И сделав первые шаги на маскараде, когда вышла на сцену с Майклом, я открыла этот черный ящик, откуда скопом повалились истинные факты о моей жизни, о моих родителях, о моей кровной причастности к преступному и теневому миру.

Теперь я частично знаю правду, которую забыла или не хотела вспоминать. Не так-то просто возвращаться в день аварии и собирать все, что случилось после по крупицам. Это тяжело, но я должна это сделать, чтобы обрести долгожданную свободу и возможно, даже вернуть близких мне людей…

Звучит невероятно, и я до сих пор не верю в то, что узнала. Но надежда в душе слишком сильна и сладка, чтобы проигнорировать её.

Теперь я знаю, что мотивы моего удочерения Домеником Ди Карло были совсем не чистосердечными и альтруистичными. И теперь я вспомнила, что смерть родителей и авария, в которую мы действительно попали все вместе, нанесла мне страшную травму.

Это называется психогенная амнезия. Потеря памяти под влиянием психотравмирующих событий, когда какие-то факты могут стираться, воспоминания подменяются размытыми или иллюзорными, выдуманными. У моей потери связи между прошедшими и настоящими событиями, оказывается есть название. Впрочем, это довольно распространенное явление для нерасформированной психики, которой пришлось потерпеть серьезную травму.

В четырнадцать лет никто не готов стать сиротой. И возможно, я ей не стала.

В моих воспоминаниях всегда существовала лишь одна призрачная и размытая картинка: я просыпаюсь в крошечной палате с ломотой и болью во всех конечностях и каждой клеточке тела. Приходит несколько медсестер, спрашивают меня о самочувствии, и со скованными масками сожаления на лицах, сообщают о смерти мамы и папы. Пытаются расспросить у меня о наличии других родственников, но я утопаю в истерике, с которой справляется лишь львиная доза успокоительного.

Это были жуткие, туманные и темные дни после аварии. Они сказали, что я пролежала без сознания неделю и тела мамы и папы уже кремировали, и я не могу попрощаться с ними – лишь посетить могилы Мелодии и Джеймса Эванс.

Когда я впервые сидела на сырой траве, рядом с каменными плитами, на которых были выгравированы их имена, я не замечала окружающего мира из-за пелены слез, что плотным слоем закрыла меня от реальности.

Но на самом деле, я не чувствовала, что мои родители погибли.

Я не видела их мертвыми, в моей памяти они остались живыми и счастливыми. Казалось, что они просто куда-то уехали, исчезли, пропали без вести…улетели покорять открытый космос, например, лет на триста. Что угодно, только не погибли.

И мне предстоит узнать правду, что с ними случилось. И все тайны моего отца, за которыми объявлена «гонка на выживание» среди пяти семей, несравнимая по своей опасности даже с ареной «голодных игр».

А сейчас я бегу с собственной свадьбы. Не о таком торжестве я мечтала всю жизнь. Мой будущий муж, что в прессе именуется, как завидный холостяк, на самом деле является извращенцем с неприятными для меня наклонностями. Дэниел Кинг, мать его.

Я видела фото его жертв-любовниц, и уже этого мне было достаточно, чтобы понять, что я не готова к такому браку.

Даже Киан Морте на его фоне кажется подарком Бога, несмотря на то, что последний – жестокий убийца и за эту неделю я лично убедилась в этом. Об этом позже.

Слишком тяжело сейчас, слишком сдают нервы. Тело пробивает мелкая дрожь, корсет свадебного платья неприятно сдавливает грудь, непослушные пальцы то и дело скользят по кромке фаты в хаотичном танце.

Сердце разрывается в клочья, фантомы страха со страшной скоростью делятся в моей крови и заражают весь организм.

«Вы должны подумать о себе, Амелия Эванс. Я помогу сбежать вам. Это ваш шанс на нормальную жизнь», – успокаивающей мантрой в голосе звучит голос агента Троя Кларка. Он связался со мной несколько дней назад, и благодаря телефону Киана, что он оставил мне в своей джинсовой куртке, я получила доступ к безопасному каналу связи, неконтролируемый Домеником.

– Умоляю вас, можно ехать чуть-чуть быстрее, – стараясь сохранять вежливый тон, умоляю я, обращаясь к водителю, которого нанял для спасительной операции агент Кларк.

– Я не могу нарушать правила, мисс…

– Вот, держите. Они очень дорогие, – снимаю с себя серьги Van Cleef, что стоят около десяти тысяч долларов и протягиваю их водителю. Мужчина берет «чаевые» без лишних вопросов и начинает хотя бы пытаться лавировать между рядами. Мы продвигаемся вперед по Verrazzano-Narrows Bridge, в соответствии с планом моего побега, но отстаем от графика на несколько минут.

Делаю глубокий вдох и выдох, крепче сжимая в ладони подаренную мамой музыкальную шкатулку. Когда-то у меня был ключ к ней. Он открывал её, и мамина колыбельная, озаряла все пространство вокруг, наполняя меня её теплом и любовью.

 
В сердце океана-а-а,
На другой земле-е-е.
Где закаты – пламя-я-я,
И ответ в горе-е-е…
 
 
Там задашь вопросы-ы-ы,
И найдешь себя-я-я…
Краешек свободы-ы-ы,
Создан для тебя-я-я…
 

Это все слова, которые я помню. Мама пела мне эту колыбельную, когда я была совсем крохой. Тогда я была слишком мала, чтобы удосужиться расспросить её о том, сама ли она сочинила эту песенку и о каком краешке свободы идет речь. Должно быть, это нечто абстрактное, неуловимое, прекрасное. Некая маленькая и волшебная страна, наверное, олицетворяющая детство.

С серьгами, подаренными Домеником, я рассталась очень легко, а вот подарки родителей для меня являются святыми реликвиями, которые я не продам, даже если жизнь заставит голодать. А учитывая то, что я бегу в неизвестность, то не исключаю и самых худших вариантов.

Руки начинают вибрировать так сильно, что я прячу шкатулку в небольшую сумку через плечо, чтобы не выронить её из качающейся из стороны в сторону машины. Сердце грохочет в груди, явно пытаясь проломить ребра. Мне хочется поскорее избавиться от свадебного платья с довольно тесным корсетом и длинным шлейфом, но в момент побега я не успела даже переодеться, как планировала.

В голове безликим калейдоскопом мелькают сотни лиц, которые я впервые видела на этом жутком торжестве.

Гости, которых я знать не знаю.

Жених, которого знать не хочу. Какой-то безжалостный цирк, а не жизнь нормальной девушки.

Я даже видела своего будущего жениха, Дэниела Кинга. Его репутация рассказывает о нём, за него слишком красноречиво, чтобы испытывать к нему что-либо, кроме неприязни.

На мгновение, я вспоминаю предложение Киана.

«– Тебе придется иметь со мной общие дела, Амелия Ди Карло. С этой секунды ты – моя. Или ты будешь принадлежать мне по закону. Или ты будешь принадлежать земле», – вкрадчивым низким баритоном пробирают до мурашек его слова.

Ты ошибся, Киан. Я намерена принадлежать самой себе.

После того, что я о нем узнала, я в очередной раз наложила табу на какие-либо чувства по отношению к этому страшному человеку. Он не многим лучше Дэниела Кинга и остальных мужчин, принадлежащих мафии.

Я вдруг начинаю чувствовать нечто странное и замечать, что водитель начинает слишком агрессивно и нервно вести авто, что должно доставить меня в безопасное место, откуда я покину страну через океан. Нутром овладевает нехорошее предчувствие, жуткая неизбежность закатывает моральное спокойствие в снежный ком. Кожа немеет, словно каждую пору на теле пронзила острая ледяная игла, парализующая скорость реакции и здравомыслие.

Я резко оборачиваюсь назад, и сердце пропускает удара три, не меньше.

Нервно сглатываю, замечая, что за нами гонится тонированная тачка, и в эту секунду я понимаю, что мой идеальный план с Троем Кларком вот-вот провалится.

– Нас преследуют, мисс, – озвучивает очевидную вещь водитель.

Я уже не сомневаюсь в том, что Доменик и Дэниел обнаружили мою пропажу. Глупо было рассчитывать на то, что мне удастся сбежать с собственной свадьбы. Неужели я, правда, в это поверила?

Слезы непрерывным водопадом катятся по щекам, пока я пытаюсь смириться с приговором, который мне будет вынесен, если они нас догонят.

А они догонят.

Хочется просто открыть дурацкую дверь авто и прыгнуть с моста – так будет хоть какой-то шанс на спасение от людей, которые хотят вернуть меня назад, наколоть на булавку и вновь дергать меня за ниточки.

Достаю телефон и дрожащими пальцами с трудом набираю сообщение Трою Кларку:

«Если я не приеду к назначенному времени, значит меня больше нет. Спасибо, что пытались помочь мне, мистер Кларк. Я не знаю вас лично, не знаю, почему доверилась вам. Наверное, потому что решила, что вы появились в моей жизни не просто так… Если вы когда-нибудь найдете моих маму и папу, передайте им, что я их очень любила…».

Сообщение отправлено.

Часть один

Глава 1

Амелия

Неделю назад

Я чувствую себя безвольным зверьком на коротком поводке, которого постоянно тянут из стороны в сторону. И с маниакальным наслаждением наблюдают за тем, как подопытная мышка беспомощно перебирает лапками, не в силах избавиться от тугого ошейника, наброшенного жестокими наблюдателями эксперимента.

Я устала быть этим беззащитным созданием, устала!

И с этой секунды, я официально заявляю, что сделаю все, чтобы стать сильной, независимой и свободной.

Я начинаю путь к лучшей версии себя, ступаю на тропу своего истинного пути, и больше мне чужие слова – не указ.

Настало твое время, Мия. Как долго ты еще будешь позволять всем манипулировать тобой?

Ощущение постоянного морального давления заводит меня в тупик. Как жаль, что зачастую нужно довести себя до точки невозврата, до крайности, упасть на дно, пробить его…чтобы осознать, что больше терпеть это все нельзя, и стоит по-другому начать реагировать на повторяющиеся ситуации в жизни.

Мне будет очень непросто выйти из позиции жертвы обстоятельств, но я это сделаю.

Шесть долгих лет я была заложницей фобий, страхов, овладевших мной, после смерти родителей. Я будто потеряла свой голос, свою уверенность, свою опору в жизни, и причалила к берегу, который меня временно принял, но никогда не был моим.

Я не смела перечить правилам дяди, не проявляла настоящий характер и не давала себе вольного слова в его присутствии, прекрасно понимая, что на все у него будет один ответ: «Нет, Амелия, мы ничего менять не будем, и в нормальный колледж ты не пойдешь, потому что, моя дорогая, это может быть слишком опасно для тебя. А больше всего на свете, я боюсь потерять тебя, моя девочка. Ты же мне как родная дочь».

Примерно так обычно отвечал Доменик Ди Карло в те моменты, когда я в голос, заявляла о том, что хотела бы жить обычной жизнью. Мне было страшно выбираться из зоны комфорта, а редкий выезд на уроки вокала мог доводить до панических атак, потому что я не сразу и не всегда принимала присутствие посторонних людей в своем пространстве.

Психолог говорила мне, что это связано с тем, что я слишком рано столкнулась с обрыванием совсем молодых жизней, прочувствовала горечь от самой страшной потери близких, что навсегда поселил в моей душе страх смерти. Мы работали с этим страхом, но порой он был настолько силен, что психолог сделала вывод о том, что я буду соглашаться с текущим положением вещей и жизнью под надзором дяди, до тех пор, пока не избавлюсь от страха говорить, проявлять себя настоящую миру, и не буду готова к нестандартным ситуациям.

Она говорила что-то о новых нейронных связях, которые формируются в человеческом мозге не просто так, а исключительно за пределами зоны комфорта и ломают сценарии привычного поведения, перепрограммируя выбор реакций человека на обыденные вещи.

И, кажется, это произошло со мной, после похищения. Мои реакции изменились, и я вряд ли смогу вновь стать прежней – робкой, закрытой, подавляющей в себе боль и обиду, смиренно склоняя голову перед взором Небожителей в лице дяди и брата.

Это прозвучит странно, но мне даже теперь дышится гораздо легче, словно в груди испарились свинцовые камни страхов.

Теперь я понимаю, что моя встреча с Кианом Морте была неслучайна, и даже многое мне дала. Разбила мой кокон, в котором я так долго пряталась, скрывалась, выстраивала свой призрачный, но пустой мир, лишенный многообразия эмоций и права выбора.

Я больше не боюсь смерти.

Morte…

Я смотрела ей в глаза, я прикасалась к ней губами…и вдруг поняла, что страшна не сама смерть, а отсутствие реальной жизни в живом и здоровом теле.

Отсутствие эмоций, отсутствие развития, отсутствие движения – вот, чего действительно стоит бояться. И куда больше, чем смерти, я боюсь состариться в особняке Доменика Ди Карло. Остаться старой, одинокой, так ничего и не предпринявшей.

Невольно вспоминается низкий и глубокий баритон Киана, пульсирующий в висках и отдающийся гулким эхом в сознании:

«– Деньги это свобода, Амелия. А свобода – это жизнь.»

И я начинаю действовать:

– Дядя любит меня, Сандро. Он не сможет так поступить со мной. Он обещал мне дать гораздо больше свободы к моему совершеннолетию, разве он не человек слова? Он строг, он всегда гнет свою линию и любит держать все под контролем, – стараюсь рассуждать логически и тем самым успокаиваю себя, нервно заправляя спутанные волосы за ухо. – И особенно свою семью. Но я ему важна, и он не посмеет разрушить мою жизнь, отдав в руки человека, которого я не выбираю. Я же ему, как дочь. Он не желает мне такого несчастья. Разве он бы поступил бы так с Аннет или Мерседес? – Алессандро бросает на меня насупленный взгляд исподлобья, переполненный откровенным скепсисом и подтекстом «сними свои розовые очки, детка».

– Может, ты что-то путаешь, Андро? – вновь настаиваю я, прекрасно понимая, что Алессандро не несет ответственность за планы Доменика. – Вы оба запутали мою жизнь и возомнили себя ее Богами. Я больше не намерена это терпеть, Алессандро, скажу сразу: с этой секунды все изменится. Вы поили меня ложью все эти годы! Но ладно, Доменик…он всегда был для меня строгим дядей. Ужасно строгим, но великим человеком, который создал свою империю и держал на своих плечах большую семью. Мне казалось, его бизнес помогает людям, а не наоборот. К тому же, я не верю, что человек, жертвующий миллионы долларов на спасение редких животных, может быть плохим. И ты – человек, которого я считала своим лучшим другом и защитой по жизни, не удосужился открыть мне правду на то, что вся видимая деятельность нашей семьи – это постановка, театр, иллюзия…и к чему это привело? К тому, что меня взяли в плен и чуть не угробили! Вы этого добивались?

Все-таки знание истинных обстоятельств мне бы здорово помогло. Я бы не стала сбегать на тот бал, определённо…но с другой стороны, жалею ли я о своем проступке?

Нет.

– Прошу, Алессандро. Расскажи мне хоть что-нибудь. Все, что знаешь, – едва ли не пустив слезу, умоляю я брата, сложив ладони в молитвенном жесте. Его челюсть мгновенно напрягается, становится острее, выдавая нервозность и внутреннее напряжение Алессандро. Он слишком сильно сжимает руль авто, но мотор машины наоборот заглушает успокаивающим поворотом ключа.

– Ты все уже знаешь насчет семей и возможных междоусобиц между нами, Мия. Этот ублюдок Морте наверняка рассказал, – нервно поведя плечом, огрызается Сандро, слегка ударяя по рулю раскрытой ладонью. – У всех есть свои территории и бизнес-ниши. Конкретно наша семья занимается фармацевтическим бизнесом. Черт знает сколько лет и весьма успешно. Мы никогда от тебя этого не скрывали. Ты не жила во лжи, да и женщинам бесполезно знать вещи, которые их не касаются, – произносит сквозь сжатые зубы брат, пряча взгляд, словно его в этот момент съедает неприкрытый стыд и гложет чувство вины передо мной. Или перед самим собой?

Удивительно, как мне легко удается считывать чувства и настроение мужчины, при взгляде на которого, мое сердце бьется чертовски ровно, без намеков на сбои и приступы переизбытка чувств. Чувствую себя чертовски наблюдательной и проницательной. Жаль, что эти качества затухают во мне, когда рядом Киан Морте.

– Скажи мне, это, правда, что под словом «фармацевтический бизнес» скрывается наркоторговля? – вопрос в лоб, словно пуля, холостой выстрел, разрезающий тишину.

Алессандро нервно сглатывает. Даже в темноте я вижу, его резко дрогнувший кадык и ускорение пульсирующей вены на шее.

От осознания правды, в грудь вновь врастают глыбы из камня и гранита.

– Это ужасно, Сандро. Я не хочу быть частью семьи, разрушающей судьбы невинных людей, – признаюсь искренне, не в силах поверить, что действительно причастна к подобному. К смертям, болезням, зависимостям.

– Я хочу, чтобы Доменик отпустил меня, как только мне будет двадцать один, как и обещал, – твердо произношу я. – Как думаешь, у меня получится уговорить его? Помоги мне, прошу…помоги мне убедить его, Сандро, – немного наивно, немного отчаянно, но я вцепляюсь в пиджака брата и заставляю Алессандро посмотреть на меня. Андро буквально съедает меня своим взором, гладит им, не пропускает ни миллиметра. Прикасается нежно к щеке, и достает прядь моих волос из-за уха обратно, поглаживая её своими крупными пальцами. – А если вы считаете, что это опасно, так я готова отдать часть своего наследства на лучших агентов, которые отправят меня куда-нибудь подальше, поменяют мне документы и вообще…я стану новым человеком. Хотя, конечно, мое сердце будет разрываться от мысли, что я больше никогда вас не увижу…но мои моральные ценности в данном случае мне важнее, – лепечу я, перебирая варианты исхода событий.

– Мия, он ни-ко-гда тебя не отпустит, – обрекая меня на очередной всхлип, полный обиды и чувства несправедливости, отрезает Алессандро. Выделяет слово «никогда» по слогам, передавая всю его фатальность.

Отводя взгляд, мужчина устремляет свой взор в пустоту, добавляя безжизненно:

– Что касается моральных ценностей, то мы продаем лекарства, а не наркотики, – что-то в его дрогнувшем тоне заставляет меня усомниться в том, что это правда. – Возможно, продаем чуть больше, чем это необходимо и не только, тем, кто в этом действительно нуждается, – продолжает Алессаднро, и я понимаю, что он имеет в виду теневую сторону этого сложного и опасного рынка. А она определенно есть, судя по выражению его лица и тону голоса.

– Если компания дяди увеличивает продажи каким-либо грязным способом, агитацией или пропагандой бадов, витаминов и прочего…то это отвратительно. Что там еще бывает плохого?

– Вся страна сидит на витаминах, Мия. Людям необходима «волшебная таблетка», понимаешь? Мы даем им то, в чем они нуждаются, – глухим голосом изрекает Сандро. – В мире нет ничего отвратительного, как и ничего прекрасного. Нет однозначно черного или белого, – ударяется в философию брат, хотя я уже услышала все, что хотела и сделала свои окончательные выводы.

Я действительно ничего не знаю о своей «семье», как сказал Киан.