Цитаты из книги «Матерь Тьма»

мы – те, кем притворяемся, и потому нужно очень тщательно продумывать образ, который мы на себя берем

– Я не твоя судьба и не дьявол! – заявил я. – Только взгляни на себя! Пришел убить зло голыми руками, а теперь бесславно убираешься прочь, как человек, сбитый автобусом на линии Грейхаунд! Вот и вся твоя слава! А большего человек в битве с чистым злом не заслуживает. Есть много важных причин для драки, – продолжил я, – но безграничная ненависть, когда кажется, что сам Господь Бог ее благословляет, к ним не относится. Где искать зло? Оно в каждом человеке, который полностью отдался ненависти и думает, что Бог на его стороне. Оно в каждом человеке, кто находит любое уродство привлекательным. Оно в каждом придурке, который с радостью приносит другим боль, страдания и развязывает войны.

Агент спустился со мной в лифте и вывел на улицу, вернув в жизненный поток. Я сделал несколько робких шагов и остановился. Застыл на месте. Я застыл не из чувства вины. Я научился не испытывать этого чувства. Я застыл не от страшного сознания утраты. Я научился ничего не желать. Я застыл не от отвращения к смерти. Я приучил себя относиться к смерти как к другу. Я застыл не от разрывающей сердце ненависти к несправедливости. Я приучил себя к мысли, что справедливые награды и наказания так же редко встречаются, как алмазные диадемы в сточной канаве. Я застыл не от мысли, что меня никто не любит. Я научился жить без любви. Я застыл не от мысли, что Бог жесток ко мне. Я приучил себя ничего от Него не ждать. Я застыл от сознания, что мне некуда идти. Все эти мертвые и пустые годы только любопытство заставляло меня двигаться. Но теперь и оно померкло.

Я недовольно закрыл глаза. – Что там говорят на Чикагской бойне, когда режут свиней? – Не знаю, – ответил Виртанен. – Говорят, в свинье все идет в дело, кроме визга. – Что вы хотите сказать? – Сейчас я тоже чувствую себя этакой разделанной свиньей, – печально произнес я, – каждой части которой нашли применение. Да и для моего визга – тоже. Та моя часть, которая жаждала сказать правду, стала заправским лжецом! Любовник во мне преобразился в порнографа. Художник – в какого-то немыслимого урода. Даже мои драгоценные воспоминания превратились в какое-то желе из кошачьего корма и ливерной колбасы. – Что за воспоминания? – О Хельге, моей Хельге, – ответил я со слезами в голосе. – Рези убила их в интересах Советского Союза. Они померкли в моем воображении и никогда не станут прежними. – Я открыл глаза. – Да пошло все куда подальше! Нам, свиньям, надо испытывать гордость, что хоть как-то пригодились. Одному я рад… – Чему? – Рад за Бодовскова. Рад, что хоть кому-то, благодаря сделанному мной в прошлой жизни, удалось жить, как полагается художнику.

Почему я удостоил Джонса такой чести, написав столь полную его биографию? Чтобы показать разницу между собой и этим безумным, невежественным расистом. В Германии я выполнял приказы таких же невежественных безумцев, как доктор Джонс. Мне это ясно. Но, помоги мне, Бог, я все равно исполнял их инструкции!

Современному человеку дан простой и бесценный дар – шизофрения.

и письма людей, которые сами не хотели ничего делать, но верили в американскую цивилизацию и не сомневались, что найдутся сильные и молодые люди, знающие, как поступить. Эти последние были правы. Вряд ли на свете существует общество, в котором нет сильных и молодых парней, готовых попробовать себя в убийстве при условии, что за этим не последует жестокого наказания.

От него ничего не осталось, кроме любопытства и пары глаз

– Что может быть хуже ада? – удивился он. – Чистилище.

Я застыл не от отвращения к смерти. Я приучил себя относиться к смерти как к другу. Я застыл не от разрывающей сердце ненависти к несправедливости. Я приучил себя к мысли, что справедливые награды и наказания так же редко встречаются, как алмазные диадемы в сточной канаве. Я застыл не от мысли, что меня никто не любит. Я научился жить без любви. Я застыл не от мысли, что Бог жесток ко мне. Я приучил себя ничего от Него не ждать. Я застыл от сознания, что мне некуда идти. Все эти мертвые и пустые годы только любопытство заставляло меня двигаться.