Цитаты из книг автора «Ксения Татарник»

Горячий шоколад и корица. Кофе с миндалем. Картофельное пюре и мускатный орех. Белый перец и яблоки в яблочном пироге. Персик и лаванда. Слива и базилик.

К тому же сигнал о наступлении сытости передается из желудка в мозг только спустя 15–30 минут после начала еды – стоит почаще делать паузы за столом.

Легче вообще отложить пакет соленых орешков, чем съесть только один-два и остановиться.

Через 10 дней вы начнете различать, что голод дает о себе знать тоже по часам, просыпаясь перед самой едой. За столом будет легче улавливать момент насыщения.

полчаса. Не ешьте 3–4 часа между трапезами.

Ориентируйтесь на порции размером со свой кулак – примерно такой объем у вашего желудка. Проводите за столом минимум полчаса.

В средиземноморском городе Анталья есть археологический музей и в нем – статуя древнегреческой танцовщицы II века н. э. Она рассыпается на глазах от времени и все-таки – танцует. Она разбита и – прекрасна. Для меня эта скульптура символизирует наши отношения с возрастом. Жизненные силы незаметно покидают нас, но это не мешает нам танцевать. В одной части жизни у тебя все может идти прахом, зато в другой – складываться отлично. Плохие времена кажутся вечными, но они проходят, а хорошие возвращаются. Видеть – важнее, чем быть увиденным. Эта смена ракурса парадоксальным образом притягивает к тебе людей – придает новую глубину, не отнимает, а усиливает красоту.

На пороге юности идеальная внешность, красивые вещи и головокружительная карьера кажутся нам пропуском в чудесный мир любви и признания. С годами понимаешь, нас самих по себе вполне достаточно.

стать кем угодно. А это такое давление… – замечает актриса и режиссер Джоди Фостер. – О, я могла бы петь и записать альбом. Я могла бы сняться в романтической комедии. Или: если тренироваться, я войду в олимпийскую сборную. Но со временем понимаешь – ты не покоритель спортивных вершин, слух у тебя так себе, голос еще хуже, а для ромкома ты мрачновата… И ты не обязана соревноваться в сферах, где тебе неинтересно. В двадцать я вся состояла из тревожности»[34].

Петр Наумович Фоменко обожал стихотворение Вознесенского, где были строчки: „Провала, прошу провала“. Это необходимая вещь, без нее невозможно»[33].