Крупные хлопья снега медленно опускались на истерзанную разрядами взбесившейся магии, исхлестанную колючей снежной крупой и скованную морозом землю, укрывали ее, утешали, врачевали раны… Все позади. Все закончилось. Но для кого-то все только начинается. И дай-то боги, чтобы этот день хоть для кого-нибудь стал началом чего-то светлого…

Посреди круглой поляны, окруженной строгими и мрачными, как памятники, хвойными деревьями, почти черными на фоне сияющей белизны свежевыпавшего снега, сидела пожилая женщина в темно-красном плаще, подбитом темным мехом. Склонившись над каким-то свертком, она сохраняла неподвижность уже не один час, и снег все сильнее и сильнее заметал ее, превращая в белый холмик.

Вдруг в торжественной тишине леса послышались шорох и треск. Кто-то с явным трудом пробирался по сугробам. Шум приближался, и наконец на краю поляны показался мужчина, закутанный в коричневый плащ с капюшоном. Он тяжело дышал, изо рта его вырывались клубы пара.

Женщина встрепенулась и осторожно поднялась на ноги. Снег осыпался с плаща, и ткань цвета темной крови опустилась на сугроб, как знамя поверженного войска.

– Долго же вы добирались, – произнесла она голосом, хриплым от продолжительного молчания.

– Прошу прощения. Дороги-то нет. – Мужчина, с трудом пробираясь по сугробам, которые уже достигали бедер, подошел к женщине вплотную и протянул руки. Женщина бережно вложила в них сверток.

– Что ж так плохо укутали… – еле слышно проговорил мужчина, осторожно заглядывая между складками тонкого белого меха. – Заморозили, наверное…

– Заморозили? – усмехнулась женщина. – Этого ребенка? Да это дитя само кого хочешь заморозит. Не переживайте.

– Ладно, я все равно потороплюсь. – Мужчина стал осторожно выбираться с поляны по своим следам. Женщина снова опустилась в сугроб.

– А почему вы не уходите? – мужчина обернулся. – Путь закрывается. Вы не успеете вернуться домой, а здесь…

– Домой? – перебила его женщина. В голосе ее зазвучали небывалой силы горечь и тоска. – А где он теперь, мой дом?.. – Она сложила руки на груди и склонила голову, так что мужчина больше не мог видеть ее лица. Метель бережно укрывала ее поверх кроваво-красного плаща белоснежной кружевной накидкой.

***

Еще не проснувшись окончательно, Сэйдж заулыбалась и довольно мурлыкнула, потягиваясь. Настойчивые и озорные солнечные лучики находили лазейки между полотнищами занавесей на окне, словно мягкими кисточками гладили веки, щекотали губы, заставляя жмуриться и хихикать. Сэйдж, не в силах больше отказываться от приглашения поиграть, открыла глаза, отбросила покрывало и вскочила с постели. Отдернула тяжелые занавеси и счастливо засмеялась.

Снова, как всегда, этот день приготовил для нее чудесный подарок.

Сэйдж не глядя сунула ноги в домашние туфли, на ходу схватила с вешалки у двери мягкую накидку, выскочила из спальни и начала взбираться по винтовой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Взлетев на самый верх башни, она оказалась в круглой комнате с восемью узкими стрельчатыми окнами. Подбежав к восточному окну, девушка высунулась из него по пояс и ахнула от восторга.

Перед ней простиралось бескрайнее море хвойного леса, утопающего в волнах свежевыпавшего снега. Ветви елей гнулись к земле под тяжестью сверкающих на солнце белоснежных шубок и мантий, которые ночная метель щедро набросила им на плечи. Лесные полянки были устланы, словно покрывалами из драгоценного белоснежного меха, пышными сугробами без единого следа, без единого пятнышка. На ослепительно синем безоблачном небе сияло солнце. Всё как всегда. Как и каждый год в этот день – уже много лет.

Это был день снега. День Сэйдж.

В королевстве Солланд климат был теплым и сухим, зимы – короткими и малоснежными. В канун нового года, который праздновался в середине зимы, чаще можно было попасть под дождь, возвращаясь из леса с праздничной елочкой на плече. Но в один определенный день – за двадцать дней до окончания календарной зимы – снег выпадал обязательно. Приходила ли ночью метель, быстро и не очень-то бережно заворачивая мир в чистое белое покрывало, или случался медленный торжественный снегопад с крупными хлопьями, укрывающими землю в полном безветрии – результат всегда бывал один и тот же: утром Сэйдж просыпалась от солнечной щекотки и предвкушения восторга, взлетала на вершину башни и впитывала снежную солнечную красоту. И за все эти годы она привыкла считать, что это – подарок природы специально для нее. Сэйдж обожала снег. И ждала снежного дня гораздо больше, чем собственного дня рождения с гостями, лакомствами и подарками.

Налюбовавшись на сверкающую под солнцем белизну, Сэйдж вернулась в свою комнату и принялась торопливо переодеваться. Наверняка на замковой кухне уже найдется чем перекусить, а потом надо скорее найти Фиолу и тащить ее в сад – играть в снежки.

Официально Фиола считалась служанкой герцогской дочери и горничной в ее личных покоях. Но фактически «служанка» и «госпожа» с самого детства последней стали подругами, товарищами по шалостям и по «несчастьям» в виде выволочек за упомянутые шалости. Пятнадцатилетняя Фиола появилась в замке, когда Сэйдж исполнилось семь лет. Дочь герцога росла настоящим бесенком, и ничего удивительного, что отец предпочел приставить к ней кого-то достаточно молодого и энергичного – после того, как очередная нянька, почтенная дама с солидным опытом в воспитании детей, едва не переломала ноги, гоняясь за подопечной по крутой лестнице в восточной башне. Фиола появилась как нельзя кстати, и вот уже одиннадцать лет они с хозяйской дочерью были неразлучны, как сестры.

Фиола жила в крыле замка под северной башней, где располагались хозяйственные помещения и жилые комнатки для слуг и работников. Пробегая через двор от своего восточного крыла к северному, Сэйдж со смехом расшвыривала ногами свежий пушистый снег, который сверкал на солнце россыпями мелких бриллиантов.

Забежав в коридор общего дома, Сэйдж забарабанила в одну из дверей:

– Фил! Проснись! Эй, давай скорее!

– Ну что там еще? – раздался из-за двери недовольный женский голос.

– Как что? Снег! – весело отозвалась Сэйдж. – Пойдем в снежки играть!

– Я тебе за шиворот снега натолкаю, – за дверью послышалась возня, – и в сугроб вниз головой воткну! Ты знаешь, который час?

– Солнце встало, значит, и тебе пора вставать! – Сэйдж уже нетерпеливо притопывала ногой под дверью. – Быстрее, быстрее, копуша!

– Вот я тебя сейчас! – Дверь резко распахнулась, и из нее выкатилась невысокая пухленькая девушка со смуглой кожей и карими глазами. Она на ходу застегивала подбитую мехом мужскую куртку. Длинные темно-каштановые волосы были небрежно связаны в узел на затылке. Девушка угрожающе вытянула руки и с криком «У-у-у!» кинулась на Сэйдж. Та завизжала и бросилась бежать через двор к воротам, заливисто смеясь и оскальзываясь в сугробах.

– Ну вот и утренняя разминка! – Раскрасневшаяся и довольная Сэйдж, сидя в сугробе, пыталась связать в «хвост» растрепавшиеся и намокшие длинные платиново-белые волосы. Ее подруга лежала рядом, раскинув руки и ноги, тяжело дышала и шепотом ругалась – главным образом такими словами, которых вельможный отец ее подопечной точно не одобрил бы.

– О да, разминка… – Фиола, кряхтя, приняла сидячее положение. – Это ты у нас дворянка и дочь герцога, и тебе по статусу положено уметь постоять за себя, владеть мечом и все такое… А я простая деревенская баба, и так лупить меня, по идее, имел бы право только законный супруг. Если бы прожил дольше минуты после того, как замахнулся.

– Не прожил бы! – Сэйдж ухмыльнулась, но тут же помрачнела. – Ох, не к добру ты про супругов вспомнила. Завтра же этот… смотр. – Она скривилась. – В смысле – отбор. Тьфу! В смысле – бал.

– А-а! – Фиола сочувственно покосилась на подругу. – Первый этап отбора на должность твоего мужа. Да, ты же говорила, что после дня снега…

– Как говорится, порадуйся напоследок, несчастное дитя. – Сэйдж наконец справилась с непослушной шевелюрой, поднялась на ноги и протянула руку Фиоле. – Пойдем в замок. Нас уже потеряли, наверное. Позавтракаем и будем готовиться. К этому судьбоносному дню, чтоб ему!

– А как ты собираешься готовиться? – поинтересовалась Фиола. – Наряд подбирать? Прическу делать?

– Да у меня любая ночная сорочка за наряд к балу сойдет! – с досадой отмахнулась Сэйдж. – Нет, я скорее имела в виду – морально готовиться. Прощаться со свободой, так сказать.

– Это как? Собираешься напиться вдрызг и творить непотребства?

– Напиться точно не выйдет, – задумчиво проговорила Сэйдж, – как не умела пить, так и не умею… А вот насчет непотребств… – Она вдруг встрепенулась и схватила подругу за руку. – Слушай, есть идея!

***

– Спятила вконец, – не в первый раз повторила Фиола, скептически оглядывая подопечную, которая вертелась перед зеркалом, расправляя на боках стянутый ремнем камзол, выпрошенный у одного из замковых оружейников – самого субтильного. – Не похожа ты на парня. Ни капельки.

– Грудь забинтовать, – решительно сказала Сэйдж, потыкав пальцем в упомянутую часть тела. – На голову – шапку. Большую. Меховую. Снег же выпал, значит, странно выглядеть не будет.

– А личико твое ангельское? – ехидно поинтересовалась Фиола.

– Скорчу суровую и зверскую рожу! – ответствовала Сэйдж и продемонстрировала. Фиола сложилась пополам от хохота. Сэйдж покосилась на себя в зеркало и последовала примеру подруги.

– Ладно, – сказала она, отсмеявшись, – зверская рожа у меня не получается. Значит, надо приклеить усы.

– Час от часу не легче! – Фиола снова расхохоталась, постанывая и держась за живот.

– Ну ладно, предложи что-нибудь получше, – обиженно фыркнула Сэйдж.

– Получше – остаться дома и никуда не ездить, – пробурчала компаньонка. – Ну ладно, вижу, что удержать тебя от этой безумной затеи можно, только если оглушить и запереть в подвале. А это превышает мои полномочия… Намажешь лицо краской, чтобы казаться смуглее, и будешь прятаться в углу. Других вариантов я не вижу. Косметику стащим у Полетт. У нее как раз есть темная пудра.

– Фил, ты – чудо! – Сэйдж подскочила к подруге и чмокнула ее в щеку.

– Чудом будет, если твой отец не выкинет меня вон, когда узнает, – отмахнулась Фиола.

– А с чего это он узнает? Мы просто съездим в город за покупками… И просто задержимся там на базаре. И просто вернемся чуть позже обычного.

– И просто не влипнем в неприятности… в притоне, – пробурчала Фиола, но Сэйдж ее уже не слушала.

Одним из излюбленных зрелищ в королевстве были бои на кулаках и мечах. Проводились и официальные турниры, которые собирали участников и зрителей со всех концов страны, и любительские состязания, которые проводились по таким же правилам, но имели полулегальный статус. Разница между первыми и вторыми заключалась в том, что для участия в официальном столичном турнире нужно было получить в гильдии бойцов особую лицензию (за плату, конечно) и подтвердить свой класс победами на турнирах ниже уровнем (а для участия в каждом из них также требовались солидные взносы). На неофициальных турнирах выигрыши складывались из ставок зрителей – победивший боец забирал четверть от поставленных на него денег, остальное распределялось между теми, кто делал на него ставки. Таким образом, боец без лицензии за победу мог получить неплохой приз, а в случае проигрыша рисковал только собственным здоровьем. Проведение таких турниров гильдией не то чтобы запрещалось, просто официально не одобрялось – якобы из-за их потенциальной опасности.

К слову, надо сказать, что до смертельных случаев на таких турнирах не доходило ни разу, а вот травмы разной степени тяжести случались постоянно. И публика, разгоряченная зрелищем, зачастую вела себя, мягко говоря, неспокойно, и среди зрителей ушибы и переломы тоже не были редкостью.

И вот на такой подпольный турнир решила пробраться неугомонная Сэйдж.

В детстве она мечтала стать бойцом, получить лицензию и выступать на профессиональном уровне. Однако гильдия не выдавала лицензий женщинам, так что официальная карьера бойца для нее была под запретом. В подростковом возрасте отец как-то раз – в воспитательных целях – взял ее с собой на нелицензионный турнир, где должен был выступать прославленный боец, известный под прозвищем Рхан Ненормальный. И он свое прозвище оправдал – посмотрев, что он вытворяет с оппонентами, Сэйдж как-то сразу же передумала сбегать из дома и поступать в бойцовский клуб. Однако интерес к боям у нее не прошел. Вместе с отцом она посещала официальные состязания, которые проводились в столице герцогских земель, но двух-трех турниров в год ей было явно недостаточно. Присутствовать на нелицензионных боях ей по понятным причинам было запрещено: не место там для девушки – и тем более для дочери герцога.

И вот теперь, накануне бала, который устраивался в замке Олсфорт с целью отбора кандидатов ей в мужья, желая хоть как-то выразить недовольство такими нерадостными изменениями в своей жизни, Сэйдж не придумала ничего лучше, как нарушить запрет отца и пробраться на турнир, который проходил как раз в этот день, и в нем должен был принимать участие один из лучших бойцов этого сезона – северянин Ульрик Костолом.

Фиоле было страшно, в чем она и призналась подруге. Совершенно не факт, что им угрожает какая-то опасность: если вести себя тихо и не лезть в разгоряченную толпу болельщиков, то ребра не помнут и ноги не оттопчут. А вот если их там узнают… Фиолу как минимум уволят, а Сэйдж… Ну что Сэйдж. Ей-то ничего не будет. Наверное. Разве что отец на нее рассердится. И не будет с ней разговаривать. Долго. Что, испугалась?..

– Он ничего не узнает, – отчеканила Сэйдж и решительно размазала по щеке комок жирной коричневой пудры.

***

Согласно многовековой традиции, титул герцога в Солланде наследовался только по особому королевскому распоряжению. Обычно король не отказывал в передаче титулов старшим сыновьям герцогов, если те при жизни отцов не пятнали репутацию рода и выказывали себя достойными наследниками. Но в данном случае дело осложнялось тем, что у герцога Олсфортского не было сыновей, а к дочерям – и к их супругам – титул герцога, по обычаю, не переходил. Когда отец Сэйдж окончательно убедился в том, что наследника мужского пола у него не будет, он обратился к королю с просьбой рассмотреть возможность изменения устоявшегося порядка наследования титула. В письме он перечислял все достоинства своей дочери, которая отличалась не только благородством характера, кротостью нрава и прочими добродетелями, подобающими девице ее положения, но и храбростью и выдающимся умом. Последние два качества были, казалось бы, ни к чему девушке, но их наличие являлось, по мнению отца, косвенным подтверждением того, что и супруга дочь выберет себе под стать, и вдвоем они смогут управлять герцогскими землями мудро, справедливо и исключительно в интересах короны.

Ходили слухи, что его величество, прочитав это прошение, составленное в высокопарном тоне, сбивающемся едва ли не на умильное сюсюканье в тех абзацах, где суровый, немолодой уже полководец и правитель огромных территорий расписывал добродетели юной Сэйдж (ей к тому моменту исполнилось четырнадцать), с четверть часа искренне веселился, а затем велел позвать секретаря и надиктовал ответ. В нем значилось, что монарх в целом не возражает против изменения порядка наследования титула в данном конкретном случае, но все же, опасаясь недовольства прочих вассалов, которым таковая милость до сих пор не оказывалась, он ставит герцогу условие: Сэйдж унаследует титул отца в случае, если при его жизни выйдет замуж и подарит мужу наследника мужского пола. При этом наследником будет считаться не внук герцога, а именно дочь – с условием дальнейшего перехода титула уже к старшему сыну Сэйдж.

Именно такой формулировкой монаршьего решения и был вызван нынешний переполох в замке. В конце осени Сэйдж исполнилось восемнадцать, и выходить замуж у нее не было ни малейшего желания. Но приходилось учитывать, что родители были уже немолоды (Сэйдж знала, что в браке они состояли уже почти сорок лет, и за десять лет до ее появления на свет мать единственный раз смогла забеременеть и родила мальчика, который не прожил и трех дней) и здоровьем отнюдь не крепки. Поэтому отец, который тоже был, мягко говоря, не в восторге от мысли о том, что придется отдавать свою девочку какому-то чужаку, все же на следующий день после празднования ее восемнадцатилетия позвал дочь к себе в кабинет и честно обрисовал ситуацию.

– Снежок, я… мы с мамой надеемся на твое понимание, – с горечью закончил он, глядя в потемневшие глаза дочери.

Сэйдж с каменным лицом выслушала отца и молча кивнула. В душе у нее все переворачивалось, свистела вьюга, хлестала по сердцу колючей ледяной крупой. Но дочь герцога Олсфортского ни словом и ни жестом не выдала своих чувств. Да, она была достойной наследницей титула – во всяком случае, всеми силами стремилась быть таковой. Как бы ни сложилась ее дальнейшая судьба.

Брандон вздохнул, подошел к шкафу у стены кабинета, достал с полки небольшой сверток и протянул его Сэйдж. Та, с недоумением покосившись на отца, развернула шуршащую бумагу и вдруг, издав восторженный писк, запустила руку в кулек и вытащила горсть темно-коричневых кубиков.

– Па-ап! – она сунула в рот сразу несколько штук, причмокнула и расплылась в улыбке. – Ты откуда это взял? Сейчас, зимой?

– А вот, – хитро улыбнулся отец. – Это запас на случай крайней необходимости. Вот такой, как сейчас. Надо же чем-то подсластить такие новости… А если серьезно, – он погладил дочь по щеке, – я же не говорю, что тебе придется выходить замуж за первого встречного и прямо сейчас. Подумай, выбери. Подготовься. Да и я… – Он тяжело вздохнул.

– Устроим отбор! – хихикнула Сэйдж, запихивая в рот еще три конфеты. – Прямо как в дамских романах!

– Именно так, – с облегчением улыбнулся Брандон. Все-таки дочь у него – просто умница! Как же повезло… Он поймал взгляд сияющих голубых глаз и улыбнулся. Его собственные темно-карие глаза затуманила грусть.