Министерство пропаганды и цензуры

Арбайтенграунд (Центральный округ). Лето, 1987 год.

Глава 1

Начну с того, как в пятницу двадцать второго июня мы сидели в фойе возле кабинета министра пропаганды и цензуры, курили. Со мной, помню, были Анселл Битнер, цензор книг, Орэль Гирш, цензор пьес и отечественных сценариев, и я, цензор зарубежного кино.

Итак, мы сидели и разговаривали, пока ко мне не подошёл уже немолодой секретарь Фредж.

– Кёлер, пришла доставка из Восточной Европы.

– Какой страны?

– Из Югославии, Чехии и Польши.

Я встал и потушил сигарету. Анселл усмехнулся.

– Много работы, не везёт.

– Потом расскажешь нам о фильмах, – сказал Орэль, и его глаза заблестели.

Я пошёл по длинному коридору в свой кабинет, который состоял из двух смежных комнат. Первая была маленькой, больше напоминала студию с кинопроектором, за которым дремал старик Вольф. Новый деревянный ящик с несколькими плёнками лежал на полу. Я нагнулся, снял крышку и достал первую плёнку с надписью «РАЙСКИЙ ОСТРОВ».

Усмехнувшись, я откашлялся, и Вольф тут же выпрямился.

– Я не спал, герр Кёлер, честно…

– И зря. У нас много работы.

Я протянул ему плёнку, и он вставил её в проектор.

Вторая комната была по больше и напоминала кинозал. Кроме нескольких бархатных сидений и двери в туалет, а также экрана ничего не было.

У нас было двенадцать фильмов, а в прокат вышли только три.

Первые пять фильмов оказались из Чехии и Польши. Эта порнография. После первых десяти минут я приказал Вольфу отключить проектор, и он это делал, вынимал плёнку. Я поставил печать «ОТКАЗАНО» на катушке и отложил её в сторону. Когда все фильмы заканчивались, я клал запрещённые плёнки обратно в ящик. А потом он отправлялся в печь.

На шестой фильм я дал добро. Седьмому тоже повезло, однако пришлось нам с Вольфом вырезать некоторые диалоги «сексуального характера». Восьмой и девятый фильмы – показ расчленения и кишок – «ОТКАЗАНО». Десятый, одиннадцатый и двенадцатый – порно с участием… только мужчин.

– И как они такое смотрят? – сказал я, положив все «отказанные» плёнки в ящик.

Вольф пожал плечами.

– А ты ещё жалуешься, что у нас слишком жесткая цензура и много работы. Зато ЭТО не смотрим и детям не показываем. Культурная нация – будущее для народа.

В этот момент раздался стук в дверь.

– Да-да, войдите, – сказал Вольф.

Вошёл Орэль с ящиком в руках. Увидев нас, он улыбнулся и поставил его на пол.

– Я как раз шёл к печи, услышал голоса, ну и думаю: а давай-ка я зайду… Я не помешал?

– Нет, – сказал я.

Он сел на ящик. Посмотрел на ящик с плёнками.

– Закончили?

– Ну да. Из двенадцати только три.

– Ого! А почему?

– Одна кровь и порнуха.

– Ясно…

Вольф встал, отдал мне ключи от комнат, попрощался и ушёл. Орэль спросил:

– Что будешь завтра делать?

– Ко мне приедет Лисл, будем проводить время вместе.

– Это хорошо.

Я сел на место Вольфа, подготовил листок для отчёта, который потом секретарь отдаёт министру пропаганды. Там подробно описывались все просмотренные фильмы, особенно разрешённые.

Я услышал, как Орэль сказал:

– Ладно, я пошёл. Увидимся в понедельник.

– Давай, – не оборачиваясь, сказал я.

С кряхтением он поднялся и ушёл.

Закончив отчёт, я вышел в фойе, положил его на пост Фреджа, который давно уже ушёл (время было за полночь), взял ящик, отнёс его к печи, находившейся этажом ниже (каждый из нас отвечал за ликвидацию запрещённых материалов), закрыл все двери, попрощался с охранником и очутился на тёмной аллее.

Глава 2

Суббота, выходной. Мы с женой Хедвиг и младшей дочерью Анели сидели и завтракали, когда постучали в дверь. Я открыл её и увидел на пороге свою старшую дочку – Лисл. Мы обнялись.

– Ангелочек мой, привет! Как тебе идёт короткая стрижка.

– Спасибо, папа. Я недавно постриглась.

Она прошла внутрь, поздоровалась с остальными и села. Я налил ей чай и сел подле неё.

– Ну, как дела? Что нового на работе?

– Волнения, папа, волнения.

– А что такое?

– Это всё из-за слухов о шестидневной рабочей неделе. Один раз чуть до забастовки не дошло.

Хедвиг прикрыла рот рукой.

– Ну и ну… серьёзно у вас. А как, кстати, твоя пьеса? Написала её?

– Пока нет, но уже больше половины закончила.

– Молодец. – сказала она и поцеловала её.

– А почему ты не рассказываешь про неё? – сказала Анели. – Хоть сюжет расскажи!

Лисл хихикнула.

– Почему ты такая нетерпеливая, а? Всё со временем.

Анели надула губы, но ничего не ответила.

Так, мы провели целый день вместе, сидели на веранде. Говорили о разных вещах, но я чувствовал в Лисл какое-то смущение; она всё время поглядывала на меня. Видать, ждала, когда мы останемся вдвоём, а это получилось только под вечер, когда Анели отправилась спать, а Хедвиг вышла в сад – забыла полить цветы. Мы с Лисл сидели в столовой.

– Папа… – шепнула она, взяв меня за руку, – скажи одну вещь: разрешено ли упоминание в пьесе о Третьем Рейхе?

Я нахмурился.

– Смотря, в каком контексте: если ты сравниваешь, то нет. Если ставишь в хороший пример – нет. Если в плохой – да. А вот если действие происходит в этот период, то точно нет. А что?

– Ну, там идёт как плохой пример.

– Что ж, вероятно, что твоё произведение не сожгут.

– А можно ли поднимать провокационные темы?

– Это, смотря, какие.

– Например… ну, тяжёлые рабочие условия, которые происходят в нашей стране; приведение ситуации с Рейхом…

– Ну нет! Нельзя; тем более, это уже сравнение. Напиши про что-нибудь другое, зачем писать провокации? Ещё потом оштрафуют, а будешь выпендриваться – посадят на годик-второй. Зачем оно тебе?

Она поникла, но ничего не сказал.

Когда она ушла, мы с Хедвиг отправились в спальню, и я ей рассказал об этом. Она покачала головой:

– Наша Лисл в последнее время не может молчать об этом. Она изменилась, Гоц, и во всём виноват этот её Йенс.

– Думаешь…

– А как же? Скромная молчаливая девчушка встречается с бунтарём из детского дома, у которого была уже условная за кражу, а потом попадает под его влияние. Помнишь, что он твердил о переустройстве?

– Помню, милая, помню. Он ещё тогда сказал, что хочет стать политиком.

– Ну вот. – Она легла в постель. – А повлиять мы на неё уже не можем, к сожалению. Ничего, с возрастом эта дурь выветрится из её головы.

Я прилёг рядом.

– Ты думаешь?

– Не сомневаюсь, потому что в её возрасте я была такой же бунтаркой, как и она. Все подростки такие бунтари, которые вечно ворчат, хотят что-то изменить, а потом замолкают, понимая, что это бесполезно и очень опасно. Ладно, давай поспим.

Я прикрыл глаза, при этом подумав:

«Как бы это бунтарство не зашло далеко…»

Глава 3

Прошла неделя, и наступил День Отечества. Три дня выходных! Меня пригласил к себе Орэль; мы созвонились с ним по телефону:

– Приходи ко мне, Гоц, сегодня вечером; с нами будет ещё и Анселл, и Вольф…

– А Фредж?

– Ай, да ты же знаешь этого зануду! Себе дороже. А у меня патефон, несколько бутылочек коньяка, винишко… Ну?

– Хе, звучит заманчиво. Ладно, приду.

С женой я переговорил, она особо не протестовала – всё-таки, я напивался с коллегами не в первый раз.

Я вышел из дома, доехал до Зелёной аллеи – так её называли из-за большого количества парков и садиков. Дом Орэля был очень большим, белокаменным и имел три этажа, хотя Орэль жил один. Проезжаешь через главные ворота мимо охранников по дорожке, ведущей к дому; мимо большого сада с розами, фиалками и орхидеями. Подъезжаешь к крыльцу, паркуешь в сторонке машинку – и готово.

Так я и сделал. Возле крыльца уже стояли машины Вольфа и Анселла, а на самом крыльце меня встретил сам Орэль. Мы пожали руки.

– Ну наконец-то все в сборе! Пошли, они уже ждут нас.

Мы вошли в фойе с очень высоким потолком, лестницей, ведущей наверх, и расставленными бархатными диванами, на которых сидели Анселл и Вольф.

Мы начали пить. Много пить. Коньяк и вино, вино и коньяк… Вольф после второй бутылки коньяка сразу отключился и повалился на диван. Его громкий храп помешал нам, и мы поднялись на второй этаж, где располагалась маленькая гостиная с меньшим количеством мебели.

Я прекрасно запомнил этот вечер.

Орэль угостил нас конфетами, и мы быстро съели их.

– Кто тебе их привозит? – сказал Анселл. – Они, кажется, заграничные. Из Швейцарии, полагаю.

– Таких конфет точно в магазинах не встретишь, – сказал я. – Где ты их берёшь?

Он ответил не сразу:

– Это подарки.

Глаза у Анселла расширились.

– От кого, чёрт возьми? Я тоже такие хочу!

Он рассмеялся.

– От леди Ауэр.

– Да ну?! Вы встречаетесь?

– Ну да.

– А что мы про это не знаем?

Он пожал плечами.

– Вы не спрашивали… К тому же, она не любит раскрывать свою личную жизнь.

Мы играли в карты, распевали песни, ностальгировали и просто тупо смотрели в окно, пока не наступила ночь. Я и Анселл разлеглись по диванам, Орэль ушёл в другую комнату.

Я уснул мгновенно…

Я проснулся от головной боли и посмотрел на настенные часы. Три часа ночи, а за окном уже светало. Напротив храпел Анселл; его рот измазан шоколадом. Я усмехнулся и тут же поморщился.

Захотелось в туалет, и я встал. Он, как сказал Орэль, находился в конце тёмного коридора, возле лестницы, ведущей на третий этаж, и я пошёл туда. Закончив все свои дела, я направился обратно по коридору к дивану. Боль немного стихла, и голова прояснилась. Я заметил, что в одной из дверей рядом с туалетом, которая была приоткрыта, просачивался свет, и оттуда доносился храп.

Мне стало интересно, и я легонько приоткрыл дверь.

Зря сделал, друзья, очень зря.

Это место было вроде домашнего кинотеатра, у меня был почти такой же. Возле двери стоял проектор с плёнкой, спереди располагались три бархатных кресла, на которых разлёгся сам Орэль. Плёнка была приостановлена – видать, заело. На экране – приостановленный кадр с… обнажённой девицей в постели. Абсолютно. Без. Ничего.

Не помню точно, что я тогда испытал. Возбуждение? Страх? Шок? Ужас? Смятение? Нет, безразличие.

Но мой взгляд упал на какой-то предмет на полу, довольно-таки большой. Я пригляделся и заметил в полутьме большой ящик, крышка которого была снята. Я подошёл поближе.

В нём лежали плёнки.

Я взял одну и присмотрелся.

Она называлась «РАЙСКИЙ ОСТРОВ».

Глава 4

Я почувствовал, как моё лицо исказилось от ярости. Да это же ведь те девять фильмов, что я недавно проверял! Как они у него оказались? Этот вопрос крутился у меня в голове, а больше всего во мне проснулась обида – использование нашего общения для похотливого влечения!

Незаконного!

Я закрыл дверь на замок, чтобы нас не услышал Анселл, подошёл с плёнкой к спящему Орэлю и со всей силой ударил ею его по голове.

Он мгновенно открыл глаза и вскочил.

– А? Что?..

– Что это такое? – Я указал на экран. – Что это? Я тебя спрашиваю, что это?!

Он потёр глаза, несколько раз перевёл взгляд с экрана на меня, и его лицо постепенно побелело; он поджал губы.

– Гоц, я…

– Как это понимать, грёбанный извращенец?

– Не говори…

– О нет, я скажу, если не скажешь…

– Не говори, не надо! Меня же посадят!

– Да, перевоспитают тебя, и через два года выйдешь…

Он схватил меня за руку и сжал её.

– Прошу, Гоц… Я сделаю всё, что ты попросишь, ВСЁ… – Он вздохнул и отпустил глаза. – Да, я смотрю порно, но…

– Сколько уже? Это твой первый ящик?

– Если честно, да.

– Зачем, Орэль, зачем? Это незаконно!

– Просто… Не могу сказать. Не могу. Я смотрю на голых женщин, у меня всё встаёт, и я чувствую себя… умиротворённым, что ли.

Я закатил глаза.

– Боже, не могу это слышать!

– Не могу я тебе объяснить, это надо испытать.

– Нет, не хочу. Спасибо.

– Пожалуйста, не говори…

– Скажи, почему я должен рисковать своим положением и становиться твоим соучастником?

– Да ведь никто не узнает. – Орэль встал и встряхнул брюки. – Никто. Даже Анселл и Вольф. Гоц, мы с тобой дружим пять лет, и если ты это сделаешь, это будет подло.

– Ты мне угрожаешь?

– Нет. Просто какую радость ты будешь испытывать, если меня посадят? Для тебя никакой тоже выгоды нет, так как это твои плёнки, за которыми ты не уследил. Это же ведь ты отвечаешь за их уничтожение, не правда ли?

Наступило молчание. Поняв, что я обескуражен, Орэль едва усмехнулся, но тут же подавил улыбку. Бледность не сходила с опухшего лица. Я посмотрел на ящик, на плёнку в руке: а ведь я тоже буду нести ответственность, могу даже условно получить, а министр, вероятнее всего, выгонит меня с поста, и куда я пойду? В наше время лучше держаться за свою работу зубами и ногтями.

Я понял, что тоже влип.

– Даже если на меня доложат (если не ты, конечно), я ничего про твой визит не скажу, – угадав мои мысли, сказал он.

Я посмотрел на него.

– Откуда у тебя мой ящик? Я имею право это знать, в любом случае.

– Помнишь, как я пришёл со своим ящиком?

– Ну?

– Я сразу подметил ящик с плёнками, а ведь они-то внешне почти не отличаются! Ну я и, пока ты отвернулся, подменил ящики и ушёл.

– Как ты прошёл мимо охранника?

Он вздохнул.