Paul Stewart

Chris Riddell

Curse of the Night Wolf

© Paul Stewart and Chris Riddell, 2007

© К. Османова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Моему племяннику Стивену

П. С.

Джеку

К. Р.

Глава 1

Знаете ли вы, каково это? Хоть раз такое испытывали? Как будто с вас медленно сдирают кожу? Когда мышцы – ноют и набухают, а кости изнутри словно прорывают плоть? Вы хоть раз чувствовали, как натягиваются до предела сухожилия? Хоть раз боялись, что ваш скелет сейчас раскрошится – прямо внутри тела?

Я всё это испытал и до конца своих дней не забуду того, что со мной произошло.

Помню лунный свет. Он ударил мне в глаза. Огромный серебряный диск полной луны надо мной. Этот ядовитый свет просачивается сквозь кожу, бежит по венам, пробуждая нечто, спрятанное глубоко внутри.

А потом – боль. Страшные конвульсии терзали моё тело, кожа горела. Я опустил глаза и в ужасе увидел, что пальцы на руках и на ногах вытягиваются, конечности превращаются в мощные когтистые лапы. На шее вздулись вены, живот свело судорогой, мышцы напряглись и задрожали – казалось, под кожей у меня копошатся полчища проворных крыс.

Я почувствовал жжение в горле, весь язык раздуло, да так, что стало трудно дышать. Я закашлялся, язык вывалился и повис меж разомкнутых губ в уголке рта. На пол капала слюна, блестя в лунном свете.

Сколько боли я перенёс. Сколько лютой боли. Череп словно зажали в столярные тиски и сжимали, всё сильнее и сильнее.

А потом я услышал странный звук…

То ли хруст, то ли треск – я ощутил, что челюсть моя вытягивается вперёд, как, впрочем, и нос – теперь я мог их видеть сквозь сузившиеся глаза.

Я резко встряхнул головой и попытался закричать, однако, звук, который мне удалось выдавить, был больше похож на тявканье. Да, сначала я тявкал. Потом завыл. Как зверь.

Я хотел убежать, но не тут-то было: навалилась неописуемая тяжесть, я с места сдвинуться не мог. Меня словно заперли внутри собственного тела, претерпевающего метаморфозы: я бушевал и неистовствовал, но на деле не мог пошевелить и пальцем. Моё тело больше мне не подчинялось.

Слух внезапно обрёл доселе неведомую чуткость. Обострилось зрение: всё вокруг стало чётким и выразительным, хотя и любопытно вытянутым, как будто я смотрел сквозь слегка искривлённую линзу. Ноздри вздрагивали: несметные запахи ударили мне в нос.

Резкий – олифа, лакированное дерево. Сладкий – женские духи. Кислый – так на самом деле пахла та женщина, духами она пыталась скрыть собственный запах. Полировка. Пролитое молоко. Смятая трава. Голубиные перья. Сажа. Пыль. Щебёнка. Рвота. Собачья…

А потом – начался зуд. По всему телу. Невыносимый. Я скоблил себя, что есть мочи, расчёсывал, где выходило достать, когтями до крови. И тут меня взяла оторопь. Собственными глазами я увидел, как сквозь мою мягкую, почти безволосую кожу прорастает тёмная густая шерсть.

В ужасе я уставился на это, а потом снова взвыл. Разорванная одежда свисала с меня лохмотьями, некоторые лоскуты валялись рядом на полу.

Тесная и мрачная комната. Стены, пол, потолок – всё обито плотным грязновато-серым стёганым войлоком, очевидно, чтобы заглушить звуки. Кое-где на обивке виднелись засохшие пятна крови.

Над головой моей виднелся просвет – слуховое окно с толстым двойным стеклом, прорубленное в низком скошенном потолке. Окно напоминало глаз чудовища. И я, заворожённый, не в силах пошевелиться, глядел в этот магический глаз, из которого лились лунные лучи.

А потом за спиной кто-то противно усмехнулся. Превозмогая боль, медленно я повернул голову…

Какой-то человек. Смотрит на меня в упор.

Одет в халат. На голове – странный мешок, под которым не видно лица. Лунный свет отражался от стеклянной поверхности тёмных вставок, скрывающих глаза. В руке, обтянутой перчаткой, человек держал огромный шприц из стекла и серебра.

Я таращился на неизвестного в оцепенении.

В следующую секунду жуткий призрак направился ко мне. Он ступал неспешно, аккуратно, держа шприц перед собой. Я затрясся от страха и заскулил.

Тук-тук-тук.

Призрак подходил всё ближе, поднимая шприц. На кончике длинной иглы выступили капли серебристо-белой жидкости.

Лунный свет отражался от стеклянной поверхности тёмных вставок, скрывающих глаза

Я навострил уши и грозно заворчал. А что ещё мне оставалось делать – убежать-то я не мог. Я словно прирос к полу. Тело прошила новая судорога.

Тук-тук-тук.

Откуда же этот звук? Что-то колотится по обитому тканью полу, вторя ритму сумасшедше бьющегося сердца. Я тщетно старался вновь обрести контроль над своим истязаемым болью телом. Призрак поднял в воздух шприц, увенчанный острой иглой.

Тук-тук-тук.

Ну вот, опять. Я вздрогнул. И вдруг понял, где колотится – у меня за спиной…

Я обернулся.

Это стучал мой хвост.

Глава 2

Покуда жив, я буду помнить события той ужасной ночи. Даже сейчас, когда я рассказываю о них, на лбу у меня выступает холодный пот, а руки дрожат. И всё же рассказать я должен – ведь, может статься, именно моё повествование прольёт свет на червоточины этого беспокойного великого города.

Да, город этот – целый мир, полный тайн: уж мне-то, как настоящему тик-такеру, пришлось изучить его отменно. В такие страшные переделки я попадал, такие кошмары со мной приключались, что и злейшему врагу не пожелаешь. Об одном из этих кошмаров и пойдёт речь в моём рассказе…

Как вы уже поняли, я – тик-такер. Профессия такая, отчасти – курьер, отчасти – посыльный: только тик-такер должен быть шустрее первого и гораздо выносливее второго. Работа не для слабаков и недотёп, уж будьте уверены.

Город я знаю, как свои пять пальцев: каждую дорожку, каждый закуток, каждую улочку. Не знать – права не имею: дело профессиональной чести. Что ни говори, это уже у меня в крови. Как будто карта в меня вшита. Назовите два любых места, и я, ни секунды не раздумывая, скажу, как быстрее всего добраться из одного в другое. Время – деньги. Тик-так, тик-так – отсчитывают часы.

Вот потому нас и называют – тик-такерами.

Мы не просиживаем штаны за письменными столами в конторах, похожих на тюрьмы. Мы – другие, мы всегда – на свободе, на бегу, на лету. Присутствуем при составлении завещаний, вручаем повестки, записываем показания, собираем заявления, раздаём выписки, носимся с разными бумагами – вот будни тик-такеров. Но, смею вас заверить, на мою долю выпадали и самые что ни на есть необыкновенные поручения.

Один раз, например, я должен был доставить партию голубых в крапинку, ещё тёплых яиц мускусных уток в Орнитологическое Сообщество Топей и Болот – минута в минуту к началу Ежегодного Торжественного Обеда в честь Вылупления. Был ещё случай с тайным маскарадом, который устраивала леди Фицровия, – тогда мне пришлось под покровом ночи разносить две сотни приглашений с золотыми краями, стараясь ускользнуть от вездесущих щелкопёров из светских новостей. А однажды ко мне обратились с просьбой отнести по подписке знаменитую брошюру полковника Уайбриджа-Тонкса под названием «Систематические повреждения невычищенного водостока», и уже в пути я обнаружил, что по канализационным трубам за мной неотступно следует стайка плотоядных саламандр…

Но эта повергающая в трепет всякого слушателя история заслуживает отдельной книги.

А нынешний мой страшный рассказ я начну с того, что вспомню о невинной, на первый взгляд, моде на меховые воротники и манжеты – такой тип оторочки называли «вестфальская отделка». Не так давно она была невероятно популярна – но мода вообще штука переменчивая. На этой неделе, например, на Гэллоп-роу пруд пруди франтоватых молодчиков в цилиндрах с двойным ободом, а уже на следующей те же молодчики вот так запросто фланируют в соломенных шляпах с кистями. А эти распрекрасные юные особы, которые прогуливаются по Хай-маркет и Ридженси-молл, – такие непостоянные! Сегодня все, как одна, щеголяют в кружевных митенках и ботиночках из тюленьей кожи, а завтра – вдруг в юбках на восточный манер и с карманными, не крупнее кротов, собачками.

Что до меня, мой неизменный костюм – охотничий жилет с двенадцатью карманами, угольно-чёрный цилиндр и старая-добрая трость из чёрного дерева с вкладной шпагой. Я за модой никогда не гнался. Уж увольте, вся эта мода пусть остаётся франтоватым молодчикам да юным прелестницам. А они тогда, что и говорить, словно помешались на вестфальской отделке.

Густой, мягкий, богатый мех. Но что действительно отличало этот мех от до смерти надоевшего кролика или, положим, белки – а то и кошки бродячей – так это блеск. Право слово, не увидев собственными глазами, как блестел мех вестфальской отделки, невозможно представить себе, о чём я говорю. Блеск столь восхитительный, что, казалось, из самого меха исходит свечение.

Говорили, что для вестфальской отделки требуется шкура редкого вида волка – ночного. Это огромное животное рыщет в лесах, обступающих далёкий город Танненбург, что на востоке, в горах. Шкура зверя ценилась так высоко, что ладно скроенное пальто с оторочкой из вожделенного меха стоило в тысячу раз дороже, чем такое же – но без вестфальской отделки.

А они тогда, что и говорить, словно помешались на вестфальской отделке

В те дни франты и модницы на Гэллоп-роу и Ридженси-молл состязались: у кого воротник выше, а манжеты – пышнее. Однако, как я уже заметил, мода есть мода, и я бы не уделил этому столько внимания, если бы не жуткий случай, который произошёл со мной одним промозглым весенним днём, когда я направлялся в юридическую контору Брэдстока и Клинка.

С молодым Брэдли Брэдстоком и старым Алоизиусом Клинком я работал давно. С утра я забрал у них партию повесток и уже успел разнести их по адресам, а теперь возвращался в контору обычным маршрутом. Обычный день, обычная работа – подумал я на ходу.

Но никогда ещё я так не ошибался.

Ничто не могло подготовить меня к тому, что предстало перед моими глазами на старых крышах, когда я шёл своим привычным – кратчайшим – путём. Это было леденящее кровь зрелище.