Цитаты из книги «Король воров»

Дети – это гусеницы, а взрослые – бабочки. И ни одна бабочка не помнит, каково это было – ползать гусеницей.

Взрослые, правда, любят поболтать о том, как это было прекрасно – быть ребенком. Иногда они даже мечтают снова стать детьми. Только вот о чем они мечтали, когда детьми были? Ты-то знаешь? По-моему, они мечтали наконец-то стать взрослыми.

. Она пыталась воскресить в памяти голоса – голос Моски, голос Риччио, всегда немножко возбужденный, голоса Сципио и Проспера и голос Бо, более светлый и звонкий, чем даже ее, девичий. Оса чувствовала под рукой холодное белое казенное покрывало, а в воображении прикасалась к маленькой, пухлой, такой теплой ручонке Бо… И не то чтобы здесь, в сиротском доме, было холоднее, чем в заброшенном кинотеатре, вероятно, на самом-то деле здесь даже гораздо теплей, но почему-то Оса мерзла. Мерзла до косточек, до самого сердца. Хорошо ли хотя бы Бо у его тети? И что там с остальными? Оса почувствовала, что от голода у нее сосет в желудке. С тех пор как карабинеры ее сюда привезли, у нее крошки во рту не было. Она не притронулась к завтраку, который принесли ей сестры, не прикоснулась и к обеду. Обедают здесь очень рано. Остальные дети еще были внизу, в столовой. Запах еды доносился даже сюда, в спальные палаты. Насколько же аппетитней пахло, когда Моска варил макароны, хоть он вечно их пересаливал, а соус у него почти всегда подгорал. Оса встала и подошла к окну, из которого виден был двор. Несколько голубей что-то клевали на голой брусчатке. Они-то в любую секунду могут улететь, порх – и все. Оса увидела, как во двор через ворота входят двое взрослых, женщина в черной шляпке и бородатый мужчина. Громкоголосая монахиня вела их к главному зданию. Может, они хотят кого-нибудь усыновить или удочерить? Но если и хотят, то наверняка кого-нибудь совсем маленького, желательно грудного младенца. Здесь только у малышей еще есть надежда обрести новых родителей. Остальным же приходится ждать, пока они станут взрослыми. Ждать годами. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Как же медленно растут люди! Вон, котята Бо за неделю подросли больше, чем Оса за весь последний год. Годы, месяцы, недели, дни… Оса прильнула щекой к холодному стеклу и смотрела теперь на другое крыло сиротского дома, где в одном из окон точно так же другой ребенок прижимался к стеклу, только носом. Нет, она не выдала им свое имя, сколько сестры ее об этом ни расспрашивали. Она не хочет тут оставаться, но домой она не хочет и подавно. Когда у тебя нет родителей, как у Риччио, можно сколько угодно расписывать себе, какие они были распрекрасные. А вот что делать, когда родители есть – и совсем не распрекрасные? Нет, не скажет она, как ее зовут. Ни за что не скажет, никогда. Дверь вдруг отворилась. Оса испуганно оглянулась. Это она закрыла дверь, когда все дети ушли вниз. В щель просунулась голова громкоголосой монахини. – Катарина? – гаркнула она. Оса вздрогнула. Откуда она знает ее имя? – Ага, значит, похоже, тебя и вправду так зовут. Ладно, пойдем-ка со мной, там кое-кто хочет на тебя взглянуть. – Да кто? – недоверчиво спросила Оса. Она не знала, радоваться ей или пугаться. – Почему ты не сказала нам, что у тебя есть тетя-опекун? – корила ее монахиня, торопливо ведя Осу по длинным холодным коридорам. – Такая знаменитая дама. Ты же наверняка

зависть. Аккуратно приклеив их себе под нос, он даже на цыпочки привстал