Цыганское золото

Им сделалось ясно, что этот негодяй Джо продал душу дьяволу, а с дьяволом шутки плохи: только сунься в его дела – и сгинешь на веки веков.

Марк Твен. Приключения Тома Сойера^[1]

– Нет! – Фарид слышал ужас в своем голосе. – Нет! Что ты наделал? Где он?

Орфей не спеша поднялся с ограды, держа в руке проклятый листок, и улыбнулся:

– Дома. Где же еще?

– А я? Как же я? Читай дальше! Ну читай же!

Все исчезло за пеленой слез.

Он был один, совсем один, как раньше, пока не встретил Сажерука. Фарида стала бить дрожь, до того сильная, что он даже не заметил, как Орфей вытянул у него из рук книгу.

– И вот новое доказательство, – услышал мальчик его бормотание. – Я не зря ношу свое имя. Я – властелин любых слов, и написанных, и произнесенных. Никто не может со мной сравниться.

– Властелин? О чем ты говоришь! – Фарид кричал так, что даже адский пес пригнул голову. – Если ты хоть что-нибудь смыслишь в своем ремесле, почему я еще здесь? Читай все сначала, живо! А книгу мне отдай!

Он протянул руку, но Орфей увернулся с неожиданной ловкостью.

– Книгу? Почему я должен тебе ее отдавать? Ты ведь небось и читать-то не умеешь! Должен тебе кое в чем признаться. Если бы я хотел отправить тебя с ним, ты был бы уже там, но тебе нечего делать в его истории, поэтому фразы о тебе я просто не стал читать. Понял? А теперь мотай отсюда, пока я не натравил на тебя своего пса. Мальчишки вроде тебя бросали в него камни, когда он был щенком, и с тех пор он гоняет таких с большой охотой!

– Ах ты сукин сын! Лжец! Обманщик! – У Фарида сорвался голос.

Ведь он знал! Ведь он говорил Сажеруку! Сырная Голова был фальшивый насквозь, как цыганское золото. Что-то пушистое, круглоносое, с рожками на голове протиснулось между его ногами. Куница. «Гвин, он ушел! – подумал Фарид. – Сажерук ушел. Мы его больше никогда не увидим!»

Адский пес пригнул неуклюжую голову и неуверенно шагнул к кунице, но Гвин оскалил острые, как иглы, зубы, и огромный пес удивленно убрал нос.

Его страх придал Фариду храбрости.

– Давай сюда, живо! – Он уперся Орфею в грудь тощим кулаком. – И книгу, и листок! Или я тебя сейчас на куски разрежу, честное слово!

Невольное рыдание сделало угрозу менее убедительной, чем хотелось мальчику.

Орфей погладил по голове своего пса и сунул книгу за пояс.

– Как мы испугались! А, Цербер?

Гвин прижался к ногам Фарида, тревожно поводя хвостом. Фарид думал, что это он из-за собаки, он продолжал так думать, когда куница метнулась на дорогу и исчезла среди деревьев на другой стороне. «Слепая, глухая тетеря! – часто повторял он себе потом. – У тебя ни глаз, ни ушей, Фарид».

Орфей улыбался как человек, знающий больше, чем его собеседник.

– Видишь ли, мой юный друг, – сказал он, – я и вправду до смерти испугался, когда Сажерук потребовал книгу обратно. К счастью, он отдал ее тебе, а то бы я ничего не смог для него сделать. Я и так с трудом уговорил своих заказчиков не убивать его, однако они вынуждены были пообещать мне его жизнь. Только при этом условии я согласился послужить приманкой… приманкой для книги, потому что в ней все дело, если ты этого до сих пор не понял. Дело только в книге, и больше ни в чем. Да, они пообещали мне, что волос не упадет с головы Сажерука, но о тебе, к сожалению, мы не договаривались.

Прежде чем Фарид понял, о чем толкует Сырная Голова, он почувствовал у горла нож, острый, как осока, и холодный, как туман в лесу.

– Какая встреча! – зарокотал ему в ухо незабываемый голос. – Последний раз я видел тебя, кажется, у Волшебного Языка? И все же ты, говорят, помог Сажеруку украсть у него книгу? До чего милый мальчик!

Нож врезался Фариду в кожу, и в лицо ему пахнуло мятным дыханием. Нож и листики мяты – ни с тем, ни с другим Баста не расставался. Он жевал листья, а потом выплевывал остатки себе под ноги. Он был опасен, как бешеная собака, и не очень умен. Но как он сюда попал? Как он их нашел?

– Ну, как тебе мой новый ножик? – прошипел он в ухо Фариду. – Я бы с удовольствием продемонстрировал его и нашему Огнеглоту, но Орфей питает к нему слабость. Ну и пусть, до Сажерука я еще доберусь. До него, до Волшебного Языка и его ведьмы-дочки. Они мне за все заплатят!..

– За что? – выдохнул Фарид. – За то, что спасли тебя от Призрака?

Но Баста только плотнее прижал нож к его горлу.

– Спасли? Они принесли мне несчастье, одно несчастье!

– Убери ты свой нож, бога ради. – В голосе Орфея звучало отвращение. – Это просто мальчишка. Отпусти его. Книга у меня, как договорились, так что…

– Отпустить? – Баста рассмеялся, но смех застрял у него в горле.

В лесу раздалось фырканье, от которого адский пес прижал уши. Баста вздрогнул.

– Что за черт? Идиот проклятый! Что ты там еще выпустил из книги?

Фарида это не интересовало. Он только почувствовал, что Баста на мгновение ослабил хватку. Этого было достаточно. Он с такой силой впился ему в руку зубами, что ощутил на языке вкус крови.

Баста вскрикнул и выронил нож.

Фарид вырвался, толкнул его в грудь и бросился бежать. Он совсем забыл о придорожной ограде. Налетев на нее, мальчик упал так, что у него перехватило дух. С трудом поднявшись, он заметил на асфальте бумагу, тот самый листок, что отправил Сажерука домой. Его, видимо, отнесло на дорогу ветром. Фарид проворно схватил листок. «Поэтому фразы о тебе я просто не стал читать. Понял?» – прозвучал в его памяти насмешливый голос Орфея. Фарид прижал листок к груди и помчался дальше, через дорогу, к деревьям, темневшим по ту сторону. Где-то позади рычал и лаял адский пес, потом раздался вой. Орфей вскрикнул – от страха его голос звучал пронзительно и совсем некрасиво. Баста громко выругался, а потом снова послышалось фырканье – так фыркали большие кошки, водившиеся в старом мире Фарида.

«Не оборачиваться! – думал мальчик. – Бегите, ну бегите же! – велел он своим ногам. – Пусть кошка сожрет адского пса, пусть она сожрет их всех, Басту и Сырную Голову заодно, а вы бегите!»

Опавшие листья между деревьями промокли от дождя и приглушали шаги, зато они были скользкими, и Фарид не удержался на ногах и покатился вниз по крутому склону. Ему удалось зацепиться за дерево. Весь дрожа, он отчаянно вцепился в ствол и стал вслушиваться в темноту. Что, если Баста слышит его тяжелое дыхание?

У него вдруг вырвался всхлип, и он прижал руки ко рту. Книга, книга осталась у Басты! Разве ему не поручено было держать ее крепче! И как же он теперь отыщет Сажерука? Фарид разгладил исписанный листок, который все еще прижимал к груди. Промокший, грязный клочок бумаги – его единственная надежда.

– Эй, ты, ублюдок кусачий! – раздался в ночной тишине голос Басты. – Беги-беги, я до тебя еще доберусь, слышишь? До тебя, до Огнеглота, до Волшебного Языка и его сильно умной дочки и до старика, который написал эту треклятую муть. Я убью вас всех! Одного за другим! Так же, как я сейчас убил зверя, вышедшего из книги!

Фарид затаил дыхание.

«Дальше! – думал он. – Беги дальше! Баста тебя не видит».

Дрожа, он нащупал соседнее дерево и оперся о него, благодаря ветер за то, что тот обрывает листву над головой и заглушает своим шумом его шаги. «Сколько раз тебе говорить? В этом мире нет духов. Это одно из немногих его преимуществ». Он слышал голос Сажерука, словно жонглер шел рядом. Фарид снова и снова повторял эти слова, а слезы застилали ему лицо и колючки впивались в ноги. «Нет духов, нет духов!»

Ветка так сильно хлестнула его по лицу, что он чуть не вскрикнул. Гонятся за ним еще? В ушах свистел ветер, заглушая другие звуки. Снова поскользнувшись, Фарид кубарем покатился по склону. Крапива обжигала ему ноги, репейник вцеплялся в волосы. И вдруг что-то теплое и пушистое прыгнуло на него и уткнулось носом ему в лицо.

– Гвин?

Фарид ощупал маленькую головку. Да, вот они, рожки. Он прижался щекой к мягкому меху.

– Баста вернулся, Гвин! – прошептал он. – И книга у него! Что, если Орфей теперь вчитает его туда? Рано или поздно он туда вернется, правда? Как ты думаешь? Как нам теперь предостеречь от него Сажерука?

Еще дважды Фарид выбредал на дорогу, серпантином спускавшуюся по склону, но так и не отважился идти по ней, а решил пробиваться сквозь колючий подлесок. Он так запыхался, что каждый вздох причинял ему боль, и все же он шел вперед не останавливаясь. И лишь когда сквозь кроны деревьев пробились первые лучи солнца, Фарид понял, что ушел от своих преследователей.

«Ну а дальше что? – думал он, лежа в сухой траве и тяжело дыша. – Что дальше?»

И вдруг ему вспомнился другой голос, голос, приведший его в этот мир. Волшебный Язык. Конечно. Только он может теперь ему помочь, он или его дочь, Мегги. Они теперь живут у Книгожорки, Фарид был там однажды с Сажеруком. Путь неблизкий, особенно для израненных ног. Но он должен добраться туда раньше Басты…

Возвращение Сажерука

– Что такое? – спросил Леопард. – Здесь так ужасно темно и при этом так много светлых пятен?

Р. Киплинг. Как Леопард стал пятнистым^[2]

На мгновение Сажеруку показалось, что он никогда и не покидал эти края, – как будто ему просто приснился дурной сон, оставив неприятный вкус на языке, легкую тень на сердце и больше ничего… Вдруг все вернулось: знакомые звуки и запахи, которых он никогда не забывал, стволы деревьев в пятнах утреннего света, тень листьев на его лице. Листья уже окрасились желтым и красным, как и в том, другом мире, здесь тоже близилась осень, но воздух был еще совсем теплым. Он пах переспелыми ягодами, увядающими цветами – их были тысячи, их аромат кружил голову: бледные, как воск, соцветия, мерцающие в сумраке леса, голубые звездочки на тоненьких стебельках, такие нежные, что Сажерук ступал осторожнее, чтобы не растоптать их. Дубы, платаны, магнолии вокруг – как они устремлялись в небо! Он почти забыл, какими большими могут быть деревья, как толсты и высоки их стволы, как развесисты кроны, в тени которых могла бы укрыться целая кавалькада. Леса в том, другом мире были совсем молодыми. Он всегда чувствовал себя в них старым, ужасно старым, покрытым годами, словно ржавчиной. А здесь он снова был молод, лишь чуточку старше, чем грибы между корнями, лишь чуть выше, чем чертополох и крапива.

Но где же мальчик?

Сажерук оглянулся, ища его, и позвал:

– Фарид! Фарид!

Это имя стало ему за последние месяцы почти так же привычно, как свое. Но никто не отозвался. Лишь его собственный голос эхом прокатился между деревьями.

Значит, это все же случилось. Мальчик остался в том мире. Что же бедняга будет там делать один-одинешенек? «Ну ладно, – думал Сажерук, в последний раз оглядываясь по сторонам, – он справится там куда лучше, чем ты. Ему ведь нравятся шум, скорость, многолюдность. К тому же ты его многому научил. С огнем он играет теперь почти так же ловко. Да, мальчик не пропадет». И все же на мгновение радость увяла в груди Сажерука, как растоптанный цветок, и утренний свет, только что веселый и приветный, показался безжизненным и бледным. Тот, другой мир снова обманул его. Да, тот мир и вправду отпустил его после стольких лет, но за это отобрал единственное, к чему он там привязался всем сердцем…

«Ну и какой же из этого опять-таки следует урок? – думал он, опускаясь на колени в мокрой от росы траве. – Лучше держи свое сердце при себе, Сажерук». Он поднял красный лист, полыхавший на темном мху, как язычок пламени. В том, другом мире таких листьев нет, правда? Да что это с ним? Он сердито выпрямился. «Эй, Сажерук! Ты вернулся! вернулся! – прикрикнул он на себя. – Забудь мальчишку! Да, его ты потерял, но за это получил обратно свой мир, целый мир! Ты получил его обратно! Поверь в это наконец! Поверь!»

Это оказалось непросто. Куда легче было поверить в несчастье, чем в счастье. Ему пришлось потрогать каждый цветок, прикоснуться к каждому стволу, растереть землю пальцами и почувствовать первый комариный укус, прежде чем он сумел наконец в это поверить.

Да, он вернулся. Он вправду вернулся. Наконец-то. И вдруг счастье ударило ему в голову, как бокал крепкого вина. Даже мысль о Фариде не могла теперь его омрачить. Страшный сон, продолжавшийся десять лет, кончился. Каким легким он себя чувствовал, легким, словно лист, из тех, что струились на него с деревьев золотым дождем.

Счастлив.

Запомни, Сажерук, каково оно на вкус, счастье.

Орфей действительно вчитал его на то место, которое он ему описал. Там было озерцо, поблескивающее между серо-белыми камнями в окаймлении цветущих олеандров, а в нескольких шагах от озера стоял платан, на котором жили огненные эльфы. Их гнезда лепились к светлому стволу даже гуще, чем в его воспоминаниях. Непривычный взгляд принял бы их за осиные гнезда, но они были меньше и немного светлее, почти такие же светлые, как кора, отстававшая от высокого ствола.

Сажерук оглянулся и снова вдохнул воздух, по которому тосковал десять лет. Почти забытые ароматы мешались с теми, что бывали и в другом мире. Деревья, росшие у озерца, встречались и там, только намного моложе и меньше: эвкалипты и ольха склоняли к воде свои ветви, словно хотели окунуть листья в ее прохладу. Сажерук осторожно протиснулся сквозь их заросли на берег. Его тень упала на черепаху, и она неуклюже двинулась прочь. На камне сидела жаба, время от времени выстреливая длинным языком; она как раз заглотнула огненного эльфа. Эльфы роями носились над водой, издавая характерное жужжание, всегда звучавшее очень сердито.

Пора украсть у них кое-что.

Сажерук опустил колено на влажный камень. За его спиной послышался шорох, и он поймал себя на том, что ищет глазами темную шевелюру Фарида и рогатую голову Гвина. Но это продолжалось лишь мгновение, потом он разглядел ящерицу, взбиравшуюся на соседний камень, чтобы погреться на осеннем солнце. «Дурак! – сказал он себе. – Забудь о мальчишке, а куница, уж конечно, по тебе не скучает. Кроме того, у тебя были причины оставить ее там, веские причины».

Его отражение дрожало на темной воде. Лицо было прежним. Шрамы, конечно, никуда не делись, но новых повреждений, слава богу, не появилось: ни вдавленного носа, ни негнущейся ноги, как у Кокереля. Все на месте. Даже голос… Этот Орфей, похоже, и вправду свое дело знает.