Чужие шорохи в чужой ночи

Под сумерек покровом
Мир дивно зачарован
Приветной тишиной —
Родней каморки той,
Где злого дня волненье
Сон предает забвенью.

Маттиас Клаудиус.
Вечерняя песня

Позже, пытаясь вспомнить, как она дошла тогда до жилища Фенолио, Мегги могла вызвать в памяти лишь несколько отрывочных картин: стражник, выставивший им навстречу копье, а потом, узнав Фенолио, с ворчанием пропустивший в город, темные улочки, по которым они пробирались за мальчонкой с факелом, потом крутая лестница, скрипевшая под ногами. У Мегги так кружилась голова от усталости, когда они поднимались по ступенькам, что Фенолио несколько раз заботливо подхватывал ее под локоть.

– Я думаю, все рассказы мы отложим на завтра, – сказал он, пропуская ее в комнату. – Пойду попрошу Минерву найти для тебя мешок с соломой, но сегодня ты лучше выспись на моей кровати. Три дня и три ночи в Непроходимой Чаще! Клянусь чернилами, я бы, наверное, просто умер от страха.

– У Фарида был нож, – пробормотала Мегги.

Этот нож ее и вправду успокаивал, когда они ночью устраивались спать высоко на дереве, а внизу под ними все наполнялось шорохами, сопением, рычанием. Фарид все время держал нож наготове.

– А когда ему виделись духи, – сонно рассказывала она, пока Фенолио возился со светильником, – он зажигал огонь.

– Духи? В этом мире нет духов, во всяком случае, я их не сочинял. А что же вы ели все эти дни?

Мегги побрела к кровати. Постель выглядела очень заманчиво, хотя состояла всего лишь из набитого соломой мешка и пары грубошерстных одеял.

– Ягоды, – пробормотала она. – Много ягод, а еще хлеб, который мы захватили с кухни Элинор, и кролика, которого поймал Фарид.

– Боже ты мой! – изумленный, Фенолио покачал головой.

Увидеть снова его морщинистое лицо было настоящей радостью, но сейчас Мегги хотела только одного – спать. Она сбросила сапоги, залезла под колючие одеяла и вытянула болевшие ноги.

– Как вам только пришла в голову сумасшедшая мысль вчитать себя в Непроходимую Чащу? Почему не прямо сюда? Сажерук ведь наверняка рассказывал мальчику об этом мире.

– Слова Орфея… – Мегги зевнула. – У нас были только слова Орфея, а Сажерук просил вчитать его именно в Непроходимую Чащу.

– Ну да, это очень в его духе.

Она почувствовала, что Фенолио поправляет на ней одеяло.

– Я тебя не буду пока спрашивать, что это за Орфей. Завтра наговоримся. Спокойной ночи! И добро пожаловать в мой мир!

Мегги с трудом заставила себя снова разлепить глаза.

– А ты где будешь спать?

– Об этом не беспокойся. Там внизу у Минервы без конца ночуют какие-то родственники, по нескольку на одной кровати. Одним больше, одним меньше. Вот увидишь, к здешним неудобствам быстро привыкаешь. Надеюсь, правда, что муж ее на самом деле храпит не так громко, как она рассказывает.

Фенолио закрыл за собой дверь, и Мегги слышала, как он, чертыхаясь, спускается вниз по крутой лестнице. На потолочных балках шуршали мыши (она надеялась, что это мыши), а сквозь единственное окно доносились голоса стражи с недалекой городской стены. Мегги закрыла глаза. Ноги у нее болели, в ушах все еще звенела музыка из табора комедиантов. «Черный Принц… – думала она, – я видела Черного Принца… и ворота Омбры… и слышала, как шепчутся деревья в Непроходимой Чаще». Если бы только она могла рассказать все это Резе или Элинор. Или Мо. Но он теперь уж, конечно, ни слова не захочет слышать о Чернильном мире.

Мегги протерла усталые глаза. Над кроватью к потолочным балкам лепились гнезда фей, как об этом мечтал когда-то Фенолио, но за их темными отверстиями не слышалось никакого шевеления. Каморка Фенолио была чуть поменьше той комнаты, где их с Фенолио заперли когда-то по приказу Каприкорна. Кроме кровати, которую он ей так великодушно уступил, здесь стояли еще деревянный сундук, скамья и конторка для письма из темного дерева, украшенная резьбой и поблескивающая полированной поверхностью. Она не подходила к остальной обстановке – к грубой скамье и простому сундуку. Казалось, она попала сюда из другой истории, как сама Мегги. На конторке стояла глиняная кружка со связкой перьев, две чернильницы…

Фенолио выглядел довольным, да, правда.

Мегги провела рукавом по усталому лицу. Платье, которое сшила ей Реза, все еще хранило мамин запах, даже после трех дней в Непроходимой Чаще. Она сунула руку в кожаный мешок, который дважды чуть не потеряла за время лесных скитаний, и достала подаренный Мо блокнот. Прожилки на мраморной бумаге переплета были темно-синие и зеленые – любимые цвета Мо. «Хорошо иметь при себе в чужом месте свои книги». – Мо часто твердил ей это, но, наверное, не имел в виду настолько чужие места. На второй день в чаще, пока Фарид охотился на кролика, Мегги попыталась заглянуть в книжку, которую взяла с собой, но так и не продвинулась дальше первой страницы. Кончилось тем, что она эту книжку забыла, оставила у ручья, над которым вились рои синих фей. То ли охота читать пропадает, когда сам оказываешься в написанной истории, то ли она просто слишком устала. «Надо хотя бы записать то, что я тут видела, – подумала Мегги и снова провела рукой по корешку блокнота, но голова и все тело были словно ватные от усталости. – Завтра, – решила она. – И еще завтра я скажу Фенолио, чтобы он вписал меня обратно. Я видела фей и даже огненных эльфов, Непроходимую Чащу и Омбру. Да, и ему ведь понадобится еще день-другой, чтобы подыскать нужные слова…» В гнезде фей над ее головой послышался шорох, но синего личика не появилось.

В комнате было прохладно. Все здесь было чужим, таким чужим. Мегги привыкла бывать в чужих местах, ведь Мо всегда брал ее с собой, разъезжая по своим переплетным делам. Но одно оставалось в любом из этих мест неизменным: он всегда был рядом. Всегда. Мегги прижалась щекой к жесткому матрасу. Она скучала по матери, по Элинор, по Дариусу, но больше всего по Мо, и у нее щемило сердце. Любовь и нечистая совесть – мучительное сочетание. Если бы он просто отправился с ней! Мо с любовью показывал ей их мир, и ей так хотелось сделать то же самое для него. Ему бы все это наверняка понравилось: огненные эльфы, шепчущие деревья и табор комедиантов…

Да, она скучала по Мо.

Интересно, а Фенолио? Он по кому-нибудь скучает? Неужели его не тянет обратно в свою деревню, к детям, друзьям, соседям? И к внукам, с которыми Мегги столько раз носилась по его дому? «Завтра я тебе все покажу, – шепнул он ей, когда они торопливо шагали за мальчиком, несшим перед ними догорающий факел, и в голосе Фенолио звучала при этом гордость, как у принца, который обещает гостю показать на следующий день свое королевство. – Стража не любит, чтобы люди шлялись ночами по улицам», – добавил он. Между тесно стоявшими домишками, до того напоминавшими деревню Каприкорна, что Мегги на каждом углу ожидала увидеть чернокурточника с винтовкой, и правда было очень тихо. Навстречу им попались только две похрюкивающие свиньи и оборванец, сметавший в кучу отбросы, а потом лопатой сыпавший их на ручную тележку. «К этой вони ты со временем привыкнешь, – шепнул Фенолио, увидев, как Мегги зажимает нос. – Скажи еще спасибо, что я живу не рядом с красильней или дубильней. К этим запахам даже я так и не привык». Нет, Фенолио никуда отсюда не рвался, это точно. Да и зачем? Это был его мир, вышедший из его головы, знакомый ему, как собственные мысли.