Ушла

Я проснулся и понял, что он ушел. Я сразу понял, что он ушел. Когда любишь, такое понимаешь сразу.

Дэвид Алмонд. Скеллиг

Мо сразу понял, что Мегги ушла. Понял в ту минуту, когда постучал к ней в комнату и ему ответила тишина. Реза внизу накрывала с Элинор завтрак. Он слышал позвякивание тарелок, но оно до него не доходило, он молча стоял перед закрытой дверью и слушал биение собственного сердца. Как сильно оно колотится, как быстро.

– Мегги!

Он нажал на ручку, но дверь была заперта. Мегги никогда не запиралась, никогда.

Сердце колотилось в горле так, что он задыхался. Тишина за дверью звучала страшно и знакомо. Вот так же она отдавалась в его ушах в тот день, когда он все звал и звал Резу. Отклика ему пришлось ждать десять лет.

Только не это – снова. Господи, только не это. Не Мегги.

Из-за двери ему слышался шепот книги, проклятой книги Фенолио, шелест страниц, хищных, как оскаленные зубы.

– Мортимер! – У него за спиной стояла Элинор. – Яичница остыла. Что это вас никого нет? О Господи!

Она испуганно посмотрела ему в лицо и взяла его за руку:

– Что с тобой? Ты бледный как смерть.

– Элинор, у тебя есть запасной ключ от комнаты Мегги?

Она сразу все поняла. Да, Элинор, как и он, сразу угадала, что произошло за запертой дверью в эту ночь, пока все они спали. Она сжала его руку, молча повернулась и заспешила вниз по лестнице. А Мо прислонился к двери и слушал, как она зовет Дариуса, как, чертыхаясь, ищет ключ, и смотрел на книги, на стеллажи, плотным рядом стоявшие по всему длинному коридору. Реза бегом взлетела по лестнице, в лице у нее не было ни кровинки. Она стала спрашивать, что случилось, ее руки метались, как вспугнутые птицы. Но что он мог ей ответить? «Ты не догадываешься? Разве ты мало ей об этом рассказывала?»

Мо снова нажал ручку двери, как будто она могла вдруг оказаться открытой. Мегги исписала всю дверь цитатами. Теперь они казались ему магическими заклинаниями, начертанными детской рукой на белом лаке: «Перенесите меня в другой мир! Ну пожалуйста! Я знаю, вы это умеете! Мой отец показывал мне, как это делается». Странно, что сердце не останавливается, когда ему так больно. Но ведь оно не остановилось и десять лет назад, когда буквы поглотили Резу.

Элинор потянула его в сторону и дрожащими руками вставила ключ в замочную скважину. При этом она сердито окликала Мегги, как будто не знала уже, что за дверью их ждет лишь одно: тишина, как в ту ночь, когда Мортимер научился бояться собственного голоса.

Он вошел в пустую комнату последним, задержавшись на пороге. На подушке у Мегги лежало письмо. «Милый Мо…» Дальше он читать не стал, не хотел видеть слова, которые будут только терзать его сердце. Пока Реза жадно читала письмо, он оглядывался в поисках другого листка, листка, который принес Фарид, но его нигде не было. «Ну конечно, его здесь нет, идиот! – сказал он себе. – Мегги унесла листок с собой, ведь он был у нее в руках, пока она читала». Лишь годы спустя он узнал от дочери, что листок Орфея все же был в ее комнате, в книге, конечно, где же еще. В учебнике по географии. А если бы Мо его тогда нашел? Смог бы он пойти за Мегги? Наверное, нет. Для него был уготован в эту историю другой путь, темнее, труднее.

– Может быть, она просто сбежала с мальчишкой! Девочки в ее возрасте выкидывают такие штуки. Я, конечно, ничего в этом не понимаю, но…

Голос Элинор доносился до него словно издалека. Реза вместо ответа протянула ей письмо, оставленное на подушке.

Ушла. Мегги ушла.

У него больше нет дочери.

Вернется она когда-нибудь, как ее мать? Выудит ее чей-нибудь голос обратно из моря слов? Когда? Через десять лет, как Резу? Но тогда она будет взрослой, и он ее, наверное, даже не узнает. Все расплылось у него перед глазами: тетрадки и учебники Мегги на столе у окна, ее одежда, аккуратно сложенная на спинке стула, словно хозяйка и правда собиралась скоро вернуться, ее плюшевые звери с зацелованными до плешин мордочками, все еще жившие возле кровати, хотя Мегги давно не нуждалась в них, чтобы заснуть. Реза заплакала, беззвучно, прижав руку к немому рту. Мо хотелось ее утешить, но как он мог это сделать с таким отчаянием в сердце?

Он повернулся, оттолкнул Дариуса, который застыл в дверях, похожий на грустного нахохлившегося филина, и пошел в свой кабинет, где все еще громоздились стопкой на столе проклятые блокноты. Он сбросил их на пол один за другим, как будто хотел заставить замолчать все эти слова, зачаровавшие его дитя, заманившие Мегги, как сказочный Крысолов, прочь от дома – туда, куда он когда-то уже не смог проникнуть вслед за Резой. Мо казалось, что он снова видит один и тот же дурной сон, но только на этот раз у него не было книги, на страницах которой он мог бы искать свою пропажу.

Позже он спрашивал себя, как он пережил этот день и не сошел с ума, и не мог вспомнить. Он помнил только, что много часов бродил по саду Элинор, словно Мегги могла отыскаться там под одним из больших деревьев, где так любила читать. Когда стемнело, он пошел искать Резу и застал ее у Мегги в комнате. Она сидела на пустой кровати и неотрывно смотрела на три крошечных существа, кружившихся под потолком, как будто отыскивая там дверь, через которую пришли. Мегги оставила окно открытым, но они туда не летели. Их, наверное, пугала незнакомая тьма за окном.

– Огненные эльфы, – сказали руки Резы, когда он сел рядом с ней. – Если они на тебя сядут, сгоняй их, а то обожгут.

Огненные эльфы. Мо вспомнил, что читал о них. В той самой книге. Похоже, на всем свете была теперь только одна книга.

– Почему их трое? – спросил он. – Один за Мегги, один за мальчика…

– Куницы, кажется, тоже нет, – сказали ее руки.

Мо чуть не рассмеялся. Бедняга Сажерук! Несчастье, видно, прилипло к нему прочно. Но Мо не чувствовал к нему сострадания. Сейчас, по крайней мере. Без Сажерука не было бы этих букв на листке бумаги, и у него была бы дочь.

– Как ты думаешь, Мегги там хоть нравится? – спросил он, кладя голову на колени Резе. – Тебе ведь там понравилось, правда? По крайней мере, ты ей без конца об этом рассказывала.

– Прости меня, – сказали ее руки. – Прости.

Но он удержал ее пальцы.

– О чем ты? – тихо сказал он. – Ведь это я принес проклятую книгу в дом, разве ты забыла?

Они сидели молча, смотрели на бедных потерянных эльфов и молчали. В конце концов крошечные существа все же вылетели наружу, в чужую ночь. Когда их крохотные красные тельца исчезли в темноте, как гаснущие искры, Мо спросил себя, не бредет ли и Мегги сейчас через такую же густую тьму. Эта мысль преследовала его в путаных снах.

Незваные гости

– У людей есть сердца, – сказал он, – и они всегда могут прислушаться к их зову и сделать то, что полагается. Но у меня нет сердца, и потому приходится постоянно быть начеку.

Фрэнк Баум.

Великий чародей страны Оз^[6]

С того дня, как исчезла Мегги, в доме Элинор снова поселилась тишина, но теперь у нее был другой вкус, чем в ту пору, когда только книги жили здесь вместе с хозяйкой. Тишина, заполнившая теперь комнаты и коридоры, отдавала грустью. Реза все плакала, а Мортимер молчал, как будто бумага и чернила поглотили не только его дочь, но и все слова на свете. Он проводил много времени у себя в мастерской, мало ел, почти не спал, и на третий день к Элинор прибежал встревоженный Дариус рассказать, что Мо складывает в дорожную сумку свои инструменты.

Когда Элинор вошла в мастерскую, запыхавшись, потому что Дариус слишком нетерпеливо тащил ее за собой, Мортимер как раз небрежно бросал в чемодан золотые клейма, за которые обычно брался так осторожно, будто они были стеклянные.

– Что ты, черт побери, делаешь? – резко спросила Элинор.

– Как ты думаешь? – ответил он, разбирая свой переплетный станок. – Я решил сменить профессию. Я не прикоснусь больше ни к одной книге, будь они все прокляты. Пусть другие слушают их истории и делают им новые платья. Я их больше знать не желаю.

Элинор попыталась призвать на помощь Резу, но та только покачала головой.

– Что ж, неудивительно, что от них обоих теперь толку мало, – заявила Элинор, сидя за завтраком вдвоем с Дариусом. – Как Мегги могла так с ними поступить? Чего она добивалась – разбить сердце своим родителям? Или доказать раз и навсегда, что книги – вещь опасная?

Дариус промолчал – его обычный ответ в эти печальные дни.

– О Господи, все молчат, как воды в рот набрали! – набросилась на него Элинор. – Надо же что-то делать, чтобы вернуть эту дуреху! Хоть что-нибудь! Не может быть, чтоб это было так уж сложно. У нас ведь в доме целых два Волшебных Языка!

Дариус с ужасом уставился на нее и подавился чаем. Он так давно не пользовался своим даром, что дар этот, наверное, казался ему страшным сном, о котором совсем не хочется вспоминать.

– Ладно, ладно, читать тебя никто не просит, – ворчливо успокоила его Элинор.

О Господи, это взгляд разбуженной совы! Ей хотелось взять Дариуса за плечи и потрясти.

– Читать может Мортимер. Но что читать? Подумай, Дариус! Если мы хотим вернуть Мегги, надо читать что-то о Чернильном мире или, наоборот, о нашем? Я что-то совсем запуталась. Может быть, надо написать что-нибудь вроде: «Жила-была ворчливая, нелюдимая женщина средних лет по имени Элинор, которая любила только свои книги. Так было до тех пор, пока у нее не поселилась племянница с мужем и дочерью. Элинор это очень понравилось, но однажды дочь отправилась в очень-очень глупое путешествие. Тогда Элинор поклялась, что отдаст все свои книги до единой, лишь бы девочка вернулась. Она стала складывать их в большие ящики, и, когда клала последнюю, Мегги вдруг появилась…» О Господи, да не гляди же на меня с таким сочувствием! – рявкнула она на Дариуса. – Я хоть пытаюсь что-то придумать! И потом, ты сам говорил: Мортимер – настоящий мастер, ему дай всего несколько фраз…

Дариус поправил очки.

– Да, всего несколько фраз, – сказал он своим мягким, неуверенным голосом. – Но это должны быть фразы, в которых отражается целый мир, Элинор. Они должны быть сплетены так плотно, чтобы голос не проваливался сквозь них.

– Вот еще! – недовольно фыркнула Элинор, хотя отлично знала, что он прав.

Мортимер как-то пытался почти теми же словами объяснить ей эту загадку: почему не всякая история оживает. Но сейчас ей вовсе не хотелось это слышать. «Провалиться бы тебе, Элинор! – думала она. – Трижды провалиться за все те вечера, что ты просидела с этой глупышкой, расписывая ей, как чудесно было бы жить в другом мире, с феями, кобольдами и стеклянными человечками. Сколько их было, этих вечеров, и как часто ты смеялась над Мортимером, когда он просовывал голову в дверь и спрашивал, нельзя ли для разнообразия побеседовать о чем-нибудь другом, кроме Непроходимой Чащи и синекожих фей».

«Зато Мегги хотя бы знает об этом мире все, что ей может пригодиться, – думала Элинор, утирая слезы с ресниц. – Она знает, что нужно опасаться Змееглава и его латников и что нельзя заходить слишком далеко в Непроходимую Чащу, потому что там тебя могут сожрать, разорвать на части или растоптать. Она знает, что, когда мимо проезжает кто-то из знати, нужно поклониться и что ей пока можно не покрывать волосы, потому что она всего лишь девочка… Черт, ну вот опять слезы!» Элинор утирала их рукавом блузки, когда в дверь позвонили.

Она еще много лет спустя ругала себя за эту глупость – открыть, даже не посмотрев в глазок. Конечно, она была уверена, что это Реза или Мортимер. Ну да. Идиотка Элинор. Какая же идиотка! Она поняла свою ошибку, только когда перед ней уже стоял в дверях незнакомый человек.

Он был небольшого роста, чуть полноват, с бледной кожей и такими же бесцветными светлыми волосами. Глаза за стеклами очков смотрели слегка удивленно, с невинным детским выражением. Незнакомец открыл было рот, когда Элинор высунулась в дверь, но она не дала ему слова сказать.

– Как вы сюда попали? – рявкнула она на него. – Это частное владение. Вы что, не видели знак внизу на дороге?

Он приехал на машине. Этот бесстыжий кретин просто заехал наверх по ее личному отрезку дороги. Элинор увидала его забрызганную грязью темно-синюю машину рядом со своим «комби». Ей показалось, что на переднем сиденье расположилась огромная собака. Этого еще не хватало!

– Нет, конечно, я его видел! – Незнакомец улыбался невиннейшей улыбкой, шедшей к его детскому лицу. – Ваш знак не заметить невозможно, спору нет, и я тысячу раз прошу у Вас извинения, госпожа Лоредан, за свое внезапное появление.

Ах ты Господи! Элинор просто не нашлась, что ответить. У этого незнакомца с лицом, похожим на луну, голос был почти такой же красивый, как у Мортимера, глубокий и бархатистый, как диванная подушка. Этот голос настолько не вязался с круглым лицом и детскими глазами, что казалось, будто стоявший перед ней человек проглотил его настоящего обладателя и так присвоил себе этот бесценный дар.

– Можете оставить свои извинения при себе! – неприветливо сказала Элинор, справившись с первым изумлением. – Просто убирайтесь отсюда немедленно, и все.

И она хотела захлопнуть дверь, но незнакомец снова улыбнулся (на этот раз его улыбка уже не казалась такой невинной) и просунул в щель свой башмак. Грязный коричневый башмак.

– Извините, госпожа Лоредан, – сказал он мягко, – но я приехал сюда из-за книги. Из-за уникальной книги. Конечно, я слыхал, что у Вас изумительная библиотека, но вот этого экземпляра в Вашем собрании наверняка пока нет.