Глава 3

В кабинете начальника штаба, который находился прямо по коридору за кабинетом Роммеля, тридцатишестилетний адъютант командующего капитан Хельмут Ланг готовил утренний доклад. Роммель привык знакомиться с последними данными рано утром, чтобы потом за завтраком обсудить их со своим штабом. Но сегодня доклад не содержал ничего особенного; по всему фронту было спокойно, за исключением обычных ночных бомбардировок в районе Па-де-Кале. Сомнений не возникало: продолжительные бомбардировки указывали на то, что союзники выбрали берег Па-де-Кале для десантирования.

Ланг посмотрел на свои часы. Было начало седьмого. Они должны тронуться ровно в семь. Путешествие обещало быть приятным. Ехать должны были без охраны; только две машины: самого Роммеля и вторая, принадлежащая полковнику Гансу Георгу фон Темпельхофу, который должен был ехать вместе с ними. Командиры частей, через расположение которых они должны проезжать, как всегда, не были предупреждены. Роммель не любил лишней суеты и парадности, ненавидел щелканье каблуками, рапорты, эскорты на мотоциклах, ожидавшие его на въезде в каждый город, и вообще все, что отнимало время. Они предполагали прибыть в Ульм около трех часов дня.

Как всегда, для Ланга возникала проблема: что заготовить для ленча. Роммель не курил, пил редко и мало заботился о еде, иногда даже забывая поесть. Часто, когда они с Лангом отправлялись в дальнюю поездку, Роммель на предлагаемом меню обеда часто писал карандашом крупными буквами: «Обычный полевой обед». Иногда он еще больше дезориентировал Ланга, когда говорил: «Если ты добавишь к этому пару отбивных, я возражать не стану». Внимательный Ланг никогда не знал, что заказать на кухне. В это утро, кроме термоса с бульоном, он заказал сандвичи. Он исходил из предположения, что Роммель наверняка забудет о ленче.

Ланг вышел из кабинета и пошел по отделанному дубовыми панелями коридору. Из комнат доносились звуки голосов и стук пишущих машинок. Штаб группы армий «В» был загружен работой. Ланг постоянно удивлялся, как герцог и герцогиня, которые занимали верхние этажи, могли спать в таком шуме.

В конце коридора Ланг остановился перед массивной дверью. Он деликатно постучал, повернул ручку и вошел. Роммель не поднял головы. Он так погрузился в бумаги, что не заметил, что его адъютант вошел в комнату. Ланг знал, что лучше не беспокоить Роммеля, и замер в ожидании.

Роммель оторвал глаза от бумаг и сказал:

– Доброе утро, Ланг.

– Доброе утро, фельдмаршал, – произнес Ланг и протянул доклад. Затем он вышел из комнаты и стал ждать начальника за дверью, чтобы сопровождать его на завтрак. Этим утром фельдмаршал казался очень озабоченным. Ланг, который знал, каким импульсивным и переменчивым бывает Роммель, начал сомневаться в реальности предстоящей поездки.

Откладывать поездку Роммель не собирался. Он собирался встретиться с Гитлером, хотя точной договоренности о встрече еще не было. Все фельдмаршалы имели право на аудиенцию у фюрера, и Роммель позвонил своему старому другу, генерал-майору Рудольфу Шмундту, адъютанту Гитлера, и попросил о встрече. Шмундт предложил провести встречу между шестью и девятью часами. У Роммеля было правило, чтобы никто вне его штаба не знал о его встречах с Гитлером. В соответствующем журнале в штабе Рундштедта была сделана запись о том, что Роммель проведет несколько дней дома.

Роммель был абсолютно уверен, что может сейчас покинуть свой штаб. Май был позади, а это был самый подходящий месяц для атаки союзников. Роммель был уверен, что высадки не будет в течение ближайших недель. Он был так уверен в этом, что даже определил срок окончания программы возведения препятствий. На его столе лежал приказ для 7-й и 15-й армий. В нем говорилось: «Необходимо принять все меры к тому, чтобы закончить строительство препятствий, которые сделали бы высадку противника во время отлива возможной только ценой огромных потерь с его стороны… Работы продолжать ускоренными темпами… Об окончании доложить мне к 20 июня».

Роммель, как и Гитлер и все немецкое руководство, полагал, что вторжение может начаться одновременно с наступлением на Восточном фронте или сразу после начала летнего наступления Красной армии. Они знали, что советское наступление не начнется раньше конца июня по причине поздней весны.

На западе уже несколько дней стояла плохая погода, и прогноз обещал дальнейшее ухудшение. Данные на пять утра, подготовленные главным метеорологом люфтваффе в Париже полковником Вальтером Штобе, прогнозировали усиление облачности, сильный ветер и дождь. Даже сейчас над проливом скорость ветра составляла от 20 до 30 миль в час, и Роммелю представлялось маловероятным, чтобы союзники рискнули начать операцию в течение ближайших дней.

Даже в Ла-Рош-Гийон погода за ночь изменилась. Напротив стола, за которым работал Роммель, находилось два окна, доходящие до пола, которые выходили в сад, где росли розы. Но сейчас сад нельзя было бы назвать розовым – повсюду валялись лепестки роз и сломанные ветки. Перед рассветом с Ла-Манша налетел шторм, который захватил французское побережье.

Роммель открыл дверь кабинета и вышел в коридор.

– Доброе утро, Ланг, – сказал Роммель, как будто еще не виделся со своим адъютантом. – Все готово к отъезду?

Вместе они пошли завтракать.

Раздались звуки колокола церкви Святого Самсона. Казалось, каждая нота отстаивала свое право звучать в борьбе с завыванием ветра. Было шесть часов утра.

Глава 4

Между Роммелем и Лангом были простые неформальные отношения. Они были постоянно вместе на протяжении месяцев. Ланг начал служить у Роммеля в феврале, и не проходило дня, чтобы они не делали инспекционных поездок. Как правило, в половине пятого утра они уже мчались на максимальной скорости в какую-нибудь отдаленную часть. Часть могла находиться в Голландии, Бельгии, Нормандии или Бретани. Решительный и пунктуальный фельдмаршал не тратил попусту ни одной минуты. «Сейчас у меня есть только один враг, – говорил он Лангу, – и этот враг время». Чтобы выиграть время, Роммель не жалел ни себя, ни своих подчиненных. Так было начиная с ноября 1943 года, когда Роммель оказался во Франции.

Той осенью фон Рундштедт, отвечающий за оборону всей Западной Европы, обратился к Гитлеру с просьбой о подкреплении. Вместо этого, ему прислали делового, смелого и амбициозного Роммеля. Появление Роммеля с директивой проинспектировать береговую фортификацию, которую Гитлер пропагандировал как «Атлантический вал», с последующим докладом результатов поездки лично фюреру в OKW, не могло не уязвить самолюбия аристократичного шестидесятивосьмилетнего командующего Западным фронтом.

Униженный и расстроенный приездом более молодого Роммеля, фон Рундштедт обращался к нему Marschall Bubi (в переводе «маршал-пацан»). Рундштедт спросил фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, не является ли Роммель его преемником. Кейтель ответил: «Не выдумывайте, при всех способностях Роммеля он не годится для такой работы».

Сразу по прибытии Роммель произвел беглый осмотр «Атлантического вала». То, что он увидел, потрясло его. Только в некоторых местах железобетонные оборонительные сооружения были готовы: в главных портах, устьях рек и выше Гавра до Голландии. В других местах сооружения находились на различных стадиях строительства, а в ряде мест строительство еще не начиналось. В целом «Атлантический вал» и в нынешнем состоянии представлял труднопреодолимое препятствие. Там, где работы завершили, на валу были установлены орудия крупного калибра. Но их количество не устраивало Роммеля. Для того чтобы отразить внезапное нападение, не хватало практически всего, а такое нападение, как помнил Роммель на основании событий годичной давности, когда он потерпел поражение от Монтгомери в Северной Африке, обязательно произойдет. Поэтому, на его взгляд, «Атлантический вал» был просто фарсом.

Два года назад вал едва ли существовал вообще.

Вплоть до 1942 года Гитлеру и всем нацистам победа казалась настолько очевидной, что строить фортификационные сооружения вдоль береговой линии необходимости не было. Свастика висела повсюду. Австрия и Чехословакия были заняты еще до начала войны. Польша была поделена между Германией и СССР в 1939 году. С начала войны не прошло года, а страны Западной Европы стали падать одна за одной, как гнилые яблоки. Дания была оккупирована за один день. Норвегия была покорена не сразу, но всего за шесть недель. Затем в течение мая и июня за двадцать семь дней без всяких дипломатических усилий гитлеровские части вторглись в Голландию, Бельгию, Люксембург и Францию; на глазах изумленного мира скинули британцев в море в Дюнкерке. После разгрома Франции оставалась одинокая Англия. Какая же была необходимость строить «вал»?

На Англию Гитлер не напал. Его генералы толкали его к этому, но Гитлер выжидал, полагая, что британцы сами попросят о мире. Время шло, и ситуация резко изменилась. С помощью США Британия стала постепенно приходить в себя. К тому времени, когда Гитлер уже глубоко вторгся в СССР, он обнаружил, что побережье Франции не является более трамплином для дальнейшего наступления. Побережье стало уязвимым местом в его обороне. К осени 1941 года он стал говорить своим генералам о необходимости превращения Европы в «неприступную крепость». А в декабре, когда США вступили в войну, фюрер объявил на весь мир, что создаст «…пояс из гигантских фортификационных сооружений, начинающихся от Киркенеса на норвежско-финской границе… до Пиренеев на французско-испанской границе… Это мое непреклонное решение – сделать здесь фронт непреодолимым для любого противника».

Это была похвальба. Не вдаваясь в подробности, видно, что длина береговой линии, начинающейся у Северного Ледовитого океана на севере и заканчивающейся в Бискайском заливе на юге, составляет почти 3 тысячи миль.

Даже напротив Британии, в самом узком месте пролива, защитных сооружений не было. Но для Гитлера оборонительная линия стала навязчивой идеей. Генерал-полковник Франц Гальдер, впоследствии начальник Генерального штаба, хорошо помнил, как Гитлер первый раз излагал свою фантастическую схему. Гальдер, который никогда не простит Гитлеру его отказ напасть на Англию, принял идею Гитлера прохладно. Он допускал строительство фортификационных ансамблей, «если они вообще нужны, вдали от береговой линии, вне досягаемости корабельной артиллерии», так как в противном случае войска будут скованны и прижаты. Гитлер метнулся к столу, на котором лежала карта, и целых пять минут исступленно кричал, колотя кулаком по карте: «Бомбы и снаряды будут падать здесь, здесь, здесь и здесь, перед валом, за валом, на вал, но внутри сооружений войска будут целы! Потом они выйдут из укрытий и вступят в бой!»

Гальдер ничего