La forza degli anni

Lezioni di vecchiaia per giovani e famiglie

© Francesco Mondadori, 2013

© О. Уварова, М. Челинцева, С. Файн, перевод с итальянского, 2015

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2015

Введение. Андрея Риккарди. Старость: крушение или надежный причал

Материк стариков

Есть мифы об исчезнувших материках. Платон говорил об Атлантиде. Время от времени якобы обнаруживали ее следы и даже поговаривали о ее возвращении. Ожидание всплытия затонувшего материка было окрашено тревогой: ведь речь шла о волнующем, неоднозначном событии в истории западного мира случалось и появление материков, доселе окутанных дымкой неведения и легенды. В конце XV века была открыта Америка со своими народами, просторами, богатствами. Запад тогда задался целью подчинить ее, использовать, включить в себя, обратить в христианскую веру. Почти одновременно европейцы достигли Азии, еще одной вселенной, населенной таинственными цивилизациями с тысячелетней историей. Соседняя Африка представлялась диким и бескрайним материком, реально существующим, но неведомым.

В наши дни уже не осталось неоткрытых материков. Осталась лишь едва изученная Луна и далекие планеты. Но новые миры появляются и внутри нашего мира. Ведь великие цивилизации рождаются в результате переселения народов, смешения культур, алхимии судеб. Или в результате самоидентификации народа в рамках более обширного объединения. Иммиграция и присутствие иностранцев в Европе и в северной части земного шара кажется подобной появлению нового материка и порой воспринимается как нашествие. Это явление эпохального масштаба, исход его неизвестен, оно вызывает волну беспокойства и растерянности, и часто возникает иллюзия, что ему можно противостоять с помощью силы.

В отношении пожилых людей мы также оказываемся свидетелями появления нового материка. Событие это неоднозначное: никто не скажет, что пожилые люди – новое явление. Скорее наоборот: ведь они есть в каждой семье, живут по соседству с каждым из нас, говорят на том же языке, то есть не отличаются от нас. И все же они иные. Этот материк стариков обретает сегодня совершенно новые очертания. Он знакомый и неизученный одновременно, и в этом его двойственность. Старики – будущее мира: эта идея уже стала всеобщим достоянием. Однако не совсем ясно, как именно все возрастающее присутствие пожилых людей повлияет на наше будущее и какое обретет значение. Этот людской материк достоин исследования. Вот уже много лет ведется дискуссия о пенсиях. В некоторых европейских странах, где население стареет, встают вопросы финансового характера в связи с растущим числом пожилых людей. Предлагаются различные решения этой проблемы, но следует понять и нечто более важное.

Реальность пожилых людей будет «вторгаться» во все сферы жизни: не только в нашу окружающую обстановку, в наши дома, в наши города, в наши государственные бюджеты… Внутри каждого мужчины и каждой женщины находится потенциальный старик. Опыт старения, еще пару поколений назад, был уделом немногих и ограничивался по большей части обществом состоятельных людей. Сегодня это ожидает каждого. Можно убрать стариков из дома, из различных сфер жизни, но нельзя убрать того пожилого человека, который находится в каждом из нас. Нельзя отвернуться от этого всплывшего материка стариков, от этого тела старика, лица старика, постепенно проявляющихся в моем теле, на моем лице, старика, выходящего из сердца каждого человека. Это подобно родам, длительным и болезненным.

Но даже если не говорить о старике в каждом из нас, которого мы производим на свет, а значит, не можем в себе уничтожить, мир стариков действительно огромен, как материк. В 1951 году пожилые люди старше 75 лет составляли 2,6 процентов итальянского населения: небольшое число полезных мужчин и женщин, хранителей ценных традиций, свидетелей Италии, которой больше нет. Можно было выделить пространство для стариков, подобно предоставленному им месту в традиционной большой семье, или в мире крестьян. Им была выделена вполне соответствующая роль, основы которой были заложены еще в Библии: старик как хранитель древней мудрости. С другой стороны, это имеет некоторое сходство с доиндустриальными обществами: старик лучше остальных знаком с ритмами природы, секретами ухода за скотиной, работы в поле. Старик больше слышал новостей в своей жизни и хранит их в памяти. Сегодня информация распространяется почти молниеносно и тут же устаревает, а в традиционном обществе существовали неторопливые взаимоотношения с информацией: люди слушали истории, рассказы, пословицы, устно сообщались различные сведения; кто дольше прожил, тот больше знал. Сегодня это уже не так.

Эта идея о мудром старце, хранителе ценных знаний, была последней возможностью придать смысл старости. После этого старость начала выглядеть как бессмыслица. Наше общество, наша культура еще не были способны выработать понимание старости. Это общество и эта культура более не связаны с сельской местностью, среди их ценностей нет самопожертвования или терпения.

Сегодня, если ограничиться примером Италии (но это применимо к любой стране), по данным переписи населения 2011 г., люди старше 75 лет представляют 10,4 % населения (их более шести миллионов человек). На 100 детей от 0 до 14 лет приходится сегодня 149 человек старше 65 лет)^[1]. Стариков стало больше, и они живут в обществе, которое в целом состарилось. Стариков сейчас много, поэтому они утратили ценность. Они не редкость, их слишком много и их неторопливая поступь затрудняет суетливый бег нашего общества.

Материк стариков все же надвигается не столь активно, как материк молодежи. Молодые люди привлекают внимание, шумят, могут причинять беспокойство. И даже пугать. Материк стариков не столь грозен, как материк мигрантов, присутствие которых кажется вторжением и порой умышленно бывает представлено в виде вторжения. Мигранты раздражают тем, что они не такие, как мы. Старики в большинстве своем не мешают; можно легко сделать так, чтобы они не доставляли беспокойства. Материк стариков легко игнорировать.

Феномен роста пожилого населения отмечается повсюду: в Европе, в развитом мире, вплоть до самых дальних уголков земного шара, всюду, куда доходит хоть капля прогресса. «Проблема стариков» – это проблема завтрашнего дня. Число пожилых людей растет повсеместно. Семьи повсюду становятся все более малочисленными, и в них все меньше места для стариков. Материк стариков – внутри каждого континента: это начинает ощущаться все сильнее. Материк этот состоит в основном из женщин, ведь они живут дольше. Но их мир до сих пор не изучен. Все торопятся, бегут. Старики часто ходят медленно, с трудом, их дни пусты.

Современные люди постоянно говорят, висят на телефоне. Они всегда на связи. Старики часто разговаривают только с самими собой. Эти два мира едва соприкасаются: та же кровь, тот же язык, те же фамилии, но встречи между ними редки. Старики часто живут одни. Со старением населения и ростом нужды становится все больше одиноких стариков. Более трети женщин старше 60 лет живут одиноко.

Перед лицом будущего стоит задача исследовать этот новый материк, взглянуть на него без страха, понять его проблемы, признать различия и близость.

История дружбы

Французский священник и педагог Ги Жильбер пару лет назад сказал: «Старики – за ними будущее!». Пожилые люди бродят по нашему миру подобно призракам и пророкам. Пророкам того, кем станет каждый. Участие в жизни стариков могло бы стать в некотором смысле лучшим видом страхования жизни. Однако тут мы сталкиваемся с антропологической проблемой, которая не обошла стороной никого из нас: похоже, люди нашего времени подвержены отношению к жизни, которое я бы определил как «ювенилизм». Оно заключается в стремлении как можно дольше оставаться молодыми, защищать свою молодость, стараться хотя бы выглядеть молодо, сохранить молодое тело. Собственное старение внушает ужас: чтобы его остановить, прибегают к косметике, химии, хирургии, тратят бешеные деньги. Увеличение ожидаемой продолжительности жизни, лекарства, перемены в социальных стереотипах поведения дают тем, у кого есть средства, иллюзию возможности вечно угождать собственным желаниям. Но для большинства, даже в богатой части мира, старость представляется крушением чаяний о вечной молодости.

Жан Амери в своем труде «Бунт и смирение» писал: «Старение […] – безнадежная область жизни, лишенная любого разумного утешения; не стоит строить иллюзии»^[2]. Старость – это закатная земля, редко посещаемая политиками, экономистами и духовными лицами. Да, и духовными лицами, как ни печально это признавать. Эта земля формально является частью мира, но в ней нет мечты. Мечта о молодости – действительно мечта. Мечта о старости – кошмар. Быть стариком плохо.

Община святого Эгидия с 1973 года начала общаться со стариками, делить с ними жизнь, помогать им. Сорок лет продолжается «исследование» мира стариков, а вместе с ним развиваются дружба и солидарность с ними. Эта работа ведется на протяжении многих лет, в духе верности людям с их проблемами. В семидесятые годы, посещая римские окраины, Община увидела нужду стариков, материальную и духовную. В размышлениях тех лет много говорилось об одиночестве как великом зле, о городе-пустыне: «Как одиноко сидит город, некогда многолюдный!» – читаем в книге Плач Иеремии (1, 1). Старик предстал как тот город, больной одиночеством. Так зародился интерес к проблемам пожилых людей.

Конечно, вложение в стариков не окупается: отдача минимальна или незначительна. Старость – это состояние бедности, поражающее и богатых людей. Как болезнь. Тогда образ пожилого человека все еще был для нас образом наших стариков, наших дедов. Постепенно – благодаря этим новым отношениям – вышла на поверхность проблема бедности стариков, общая для всего «народа» стариков. Постепенно пришло осознание этой бедности. Старики, одинокие и заброшенные, рассказывали наполненные страданиями истории другого Рима. Рим этот совсем не похож на знакомый город, он беднее, чем тот, по которому мы привыкли ходить. Этот город вырастал из их рассказов: главным было выселение жителей из исторического центра в результате «расчисток» и реконструкций, осуществлявшихся в период фашизма. Это Рим, вытесненный на окраину, в новые кварталы, выросшие на стыке города и сельской местности. Рим лачуг и времянок с картонными стенами, которые простоят десятилетия, трудная жизнь военного и послевоенного времени, заблуждения молодости, истории любви, одиночества, вдовства…

В этих историях – и кризис семьи. Знакомство со стариками позволило понять хрупкость семьи. Сквозь горькие слова и слезы многих людей проступали разочарование и пережитые драмы: измены, насилие, распад семьи, расплата неблагодарностью за доброту. Их противоречивые истории говорили о вытеснении и изгнании из семьи, и одновременно об упорной и почти необоснованной привязанности к своим детям. Равнодушие, неверность, повседневная бесчувственность и мелкие дрязги.

И, конечно (еще один великий дар этого поколения стариков), – живое, трепещущее свидетельство о войне: мировой конфликт как главный стержень всех воспоминаний, трагедия всей жизни, со всем ее ужасом, болью и страданиями. Благодаря тем старикам молодежь Общины святого Эгидия смогла глубоко проникнуть в драму войны, в тот момент, когда память о ней начала угасать в обществе, вновь обретавшем благополучие и настроенном стереть воспоминания о невзгодах.

Это были истории жизни, проведенной в борьбе за выживание. Эти люди не знали потребительства, они были бедны, нуждались в дружбе, их тела, измотанные лишениями войны или плена, страдали от недугов. Вместе со стремлением жить возникал и вопрос: для кого жить? Вопрос, повторяющийся многократно, по-разному формулируемый, но одинаковый по сути.

И с религиозной точки зрения намечался серьезный разрыв. В семидесятые годы, после Второго Ватиканского собора, Церковь изменилась, в первую очередь в том аспекте, который касался всех людей: молитве и литургии. На волне соборного обновления богослужения Церковь рисковала отбросить вековое наследие народной набожности и благочестия, достояние многих поколений; в первую очередь религиозность стариков. Церковь менялась в самых своих народных формах бытия, оставляя позади обряды прошлого. Иными словами, шел процесс религиозного отчуждения стариков. Обновляющаяся Церковь обращалась в сторону молодых поколений.

Пастырская работа с молодежью, несомненно – одна из важных проблем Церкви, стремящейся принять и воспитать новые поколения верующих. В те годы по стечению различных обстоятельств, связанных не только с жизнью Церкви, но и с социально-культурным преобразованием всего итальянского общества, отношения с молодыми поколениями стали более затрудненными. Церковь решительно и увлеченно погрузилась в процесс обновления, чтобы не утратить контакта с мирами, которые, казалось, удалялись от католической веры – миром молодежи, миром культуры и науки, миром рабочих, миром городских окраин. Но, возможно, недостаточно задавались вопросом, что означает для стариков невозможность найти в храме свои формы благочестия, ощущение, что для их набожности уже нет места. К старикам не обращали по-новому слово Евангелия (как должно было случиться), они рисковали оказаться просто забытыми.

Одновременно с этим в отношении их развивалась социальная работа. Это было, несомненно, позитивным моментом: положение стариков действительно было омрачено нуждой. И все же, при этом старики пережили своего рода понижение статуса: в распространившихся церковных представлениях старики стали предметом социальной, а не пастырской заботы.

Работа Общины святого Эгидия на протяжении всех этих лет не сводилась лишь к помощи старикам, то есть лишь к социальному обслуживанию (пусть необходимому и уместному). Она была попыткой взять на себя их человеческие и духовные проблемы, задаваясь вопросом, что означает для старика быть объектом братского милосердия и – вместе с другими – верить, разделять общую надежду и участвовать в молитве Церкви. Отказ от постановки проблемы спасения стариков мог повлечь за собой значительные последствия для жизни Церкви: это означало бы отказ принимать всерьез любого человека таким, какой он есть, с его особенностями и запросами, в погоне за тем, что могло восприниматься как неотложные пастырские нужды, новые проблемы или просто новизна.

Община святого Эгидия родилась в годы, последующие за Вторым Ватиканским собором, на этапе первого принятия его послания: и ее отличало решение принять всерьез стариков в их многогранности. Ведь для Церкви старик не уходит на пенсию. Человек живет не только ради утоления голода или чтобы прикрывать тело одеждой, он – не только его рана, не его ампутация, не его инвалидность. Для христиан старик не может быть только социальной проблемой.

Размышление о человеке и о Боге

Сорок лет жизни вместе со стариками, отраженной в этой книге через разносторонний анализ этого опыта, показывают и определенный способ заниматься богословием. На протяжении столетий, до Второго Ватиканского собора, богословие развивалось в академической среде: миру богословов грозил отрыв от жизни. После Собора богословие возобновило плодотворные отношения с церковным опытом, с народом Божиим и его жизнью. Конечно, эта книга не по богословию, но этот союз между поколениями, проверенный временем, порождает размышление о человеке и о Боге, на фоне проблем повседневной жизни, одновременно являющихся и проблемами истории, мира и Церкви. Так становится явным, что жизнь, прожитая в служении бедным, в частности, старикам, обретает достоинство размышления о самом важном. Годы, проведенные со стариками, потрачены в поисках ответов на множество вопросов: «Для кого я существую, чего я стою, для чего живу, для кого встаю по утрам и одеваюсь…?». Помощь старикам в сложные минуты их жизни, в часы недуга, одиночества, проводы в последний путь стала обретением смысла жизни для многих людей. Возможно, это началось с инстинктивного чувства, с эмоциональной и религиозной интуиции, подсказывающей сердцу, что жизнь не утрачивает ценности, даже когда она сводится к одному вздоху. Эпизоды, собранные на этих страницах, – не только моменты повседневных забот, радостей и горестей: в своей совокупности они составляют размышление о человеке и о Боге, прожитое коллективно, выработанное в общении со стариками – нашими друзьями.

Великий парадокс современности заключается в том, что старики сегодня могут прожить дольше, но их жизнь бесполезна и является лишь помехой. «Зажившимся» старикам словно говорят: посторонись. Учреждения для стариков говорят об этом. Это парадоксальное противоречие затронуло уже миллионы людей: долголетие – дар прогресса, общество делает все возможное для продления жизни людей, при этом, когда наступает старость, теряется смысл этого периода жизни и часто люди испытывают чувство холода и заброшенности. Как будто ничто не противостоит этой логике: старик должен уйти с дороги.

Проблема остается актуальной и для стариков, глядящих в свое будущее. Ситуация противоречива: вся жизнь призывает к тому, чтобы оставаться молодым, вести активный образ жизни. Эта жизнь имеет и подлинные ценности: улучшать, производить, строить, осуществлять, в том числе для других. И все же наступает возраст, когда работоспособность снижается, знания и умения, мысли и слова устаревают, на поверхность выходит хрупкость и беспомощность – и это в контексте социальной жизни, одержимой духом конкуренции.

Одна пожилая женщина из дома престарелых в книге «Дом с огнями» Паоло Барбаро говорит девушке: «Старики падают от пустяков. Даже от ветерка. Падают наземь. А снаружи всегда дует ветер, сильный ветер. Они падают словно листья»^[3].

Возникают простые человеческие вопросы: как реагировать на старость, как не стать жителями материка стариков, не угодить в «паркинги» домов престарелых, не утратить значения и роли среди живых? Старики совсем не хотят так кончить, они желают жить. И все же они сомневаются, скрывают свои неудачи, теряют уверенность в действиях и отношениях. А в обществе, все более охватываемом духом конкуренции, уверенность значит так много. Кажется, что характер – это все. Секрет в том, чтобы оставаться молодыми, уверенными. Но не всегда возможно продолжать участвовать в соревновании, в борьбе.