В монашество с именем Иоакинф Ивана Алексеева постригли 22 мая 1910 г. В монастыре он исполнял разные послушания: в сапожной мастерской, на Германовском скиту, в экономской конторе, на подворье в Петербурге. «Многомятежный сей град повлиял на меня вредно, – вспоминал старец о столице, – я, немощный духом, не смог вместить городской сутолоки, ибо мне приходилось закупать, отправлять на вокзал и пароход и принимать разные товары, необходимые для монастыря. Настойчиво просил я отца игумена Маврикия^[19] отпустить меня в монастырь, после того как прожил в Петербурге почти два года». Настоятель разрешил отцу Иоакинфу вернуться на Валаам и отправил его в Ильинский скит на одном из островов в 10 верстах от монастыря. Отец Иоакинф правил должность псаломщика для скитской братии из восьми человек. Через три с половиной года его перевели на послушание буфетчика в монастырскую гостиницу, затем, опять – псаломщика, но уже на Германовский скит. И, наконец, как признавался сам отец Иоанн, к его несказанной радости, благословили будущего схимника поселиться в самый строгий, пустынный скит – Предтеченский, куда воспрещен вход женщинам, да и другие посетители с трудом добираются, т. к. находится скит на отдаленном острове.

Пост в Предтеченском скиту держали более строгий, чем во всем монастыре. Молоко, яйца, масло – не потреблялись в пищу вообще. Иногда по благословению допускались рыба и растительное масло. Даже чай не был разрешен на Предтече, как ласково называли свой скит монахи. «Раньше жило здесь много подвижников, которые пришли в меру духовного возраста»^[20]. Не каждый инок мог попасть в этот знаменитый скит – только самые крепкие духом и опытные. Монах Иоакинф, например, оказался здесь после 18-ти лет испытаний в различных послушаниях в монастыре, в других скитах и на подворье.

Через шесть лет проживания в Предтеченском скиту отца Иоакинфа Финляндский монашеский совет направил служить настоятелем в Трифоно-Печенгский монастырь на Кольском полуострове, предварительно посвятив во иеродиаконы, иеромонахи и в сан игумена. К тому времени отцу Иоакинфу исполнилось 48 лет, из них он прожил на Валааме около 20-ти и уже 15 лет подвизался в монашестве. Назначение стало большой неожиданностью для самого избранника. Как вспоминал старец, в жизни он был очень робким: «Я, от природы, человек трусливый. Бывало, приду в монастырь из скита и во время всенощной пойду прикладываться к Евангелию, а ноги трясутся, голова кружится, думаю – вот сейчас свалюсь. Иногда даже не подходил из-за этого к Евангелию»^[21].

Что побудило церковноначалие из 75 валаамских иеромонахов, среди которых было немало с наградами, и 35 иеродиаконов остановить свой выбор на скромном простеце, – неизвестно. Но, может быть, именно то качество, что человек не мнил о себе много и одновременно не впадал в отчаяние от осознания своих немощей, привлекло их внимание? «Меня больше всего удивляло, что выбран был я, от природы не обладавший ни хорошим умом, ни сообразительностью. При этом же человек я недеятельный. Чувствовал себя неспособным и неподготовленным, но отказаться, почему, и сам не знаю, побоялся», – вспоминал схиигумен Иоанн^[22].

Смиренное, с доверием и упованием на Бога, принятие всего случившегося – еще одна черта валаамской духовности, ярко проявившаяся в характере отца Иоанна. В монастыре чтили суровый наказ знаменитого игумена Дамаскина (Кононова)^[23], в XIX веке подвижническими трудами своими умножившего славу Валаамской обители: «Знайте, любезные, что кто не творит своей воли, тот всегда творит волю Божию, а кто живет самочинно и творит свою волю, тот всегда творит волю сопротивнаго, т. е. диавольскую»^[24].

Итак, 30 декабря 1921 г. Игумен Иоакинф вступил в должность. Трифоно-Печенгский монастырь был основан в XVI веке новгородским монахом преподобным Трифоном Печенгским на месте впадения реки Печенги в Баренцево море. В начале XX века обитель переживала свой рассвет. В ней подвизалось около 200 человек братства, было проведено электричество, имелись телеграф и почтовая контора, свой кирпичный завод, на будущее строились многообещающие планы. Но в Первую мировую войну почти все насельники Трифоно-Печенгской обители были мобилизованы на фронт. По мирному договору 1920 г. территория, на которой находился монастырь, отошла Финляндии.

Отец Иоакинф застал монастырь уже в упадке. Имущество монастырское забрали – часть большевики, часть финляндское правительство. Монахи сильно немоществовали^[25]. «Братия здесь простенькая: труженики и ревнующие о церкви», – писал на Валаам новый настоятель. Иноки не усердствовали особо в умном делании, отдавая силы внешним трудам. «Я подметил, что устроение у братии внешнее, материальное; воспитаны на физическом труде… духовное развитие – на втором плане», – сетовал отец Иоакинф монаху Иувиану (Красноперову)^[26] в письме от 22 марта 1922 г.^[27] Отсутствие любви к чтению святоотеческих книг было почти всеобщим^[28]. Новопоставленный игумен пытался привить братии любовь к чтению, что помогло бы им усвоить основное дело инока. «Главная цель монашеской жизни, – развитие духовной жизни и достижение христианского совершенства…»^[29], «надо начинать жить получше, в церковь ходить почаще да Богу молиться побольше. Не надо на церковь глядеть, как на что-то ненужное, без церкви и работа в прок не пойдет. Ежели мы Бога забудем, тогда и Бог от нас отступится, и мы все пропадем»^[30], – учил братию игумен Иоакинф.

«Сильный упадок духовной жизни»^[31], который пришлось наблюдать в Печенге отцу настоятелю, и который, судя по всему, так и не удалось исправить, вскоре начал чрезмерно его угнетать. Результатом сего стало уныние, мучившее старца. «Враг очень искусен в духовной брани, и как опытный воин в бою, старается прежде всего поразить начальника, чтобы расстроить подчиненных. Так случилось и у нас. Враг поразил мое сердце печалью, унынием и тоской о Валааме, моей духовной родине», – писал в 1924 г. старец^[32].

Внимая усиленной просьбе братий не покидать их монастырь, отец Иоаким настоятельствовал в Трифоно-Печенгской обители еще восемь лет. 4 октября 1931 г. по собственному прошению он был освобожден от должности и переведен духовником этого же монастыря. А 24 мая 1932 г. ему разрешили вернуться на Валаам, по которому все эти годы он продолжал сильно тосковать. В Валаамском монастыре игумен Иоакинф вновь оказался в Предтеченском скиту смотрителем. 8 мая 1933 г. он принял великую схиму с именем Иоанн. Исполнял послушание старца, принимая на исповедь и откровение помыслов братию и паломников, позднее помогал духовнику монастыря иеросхимонаху Ефрему (Хробостову)^[33].

В начале 1930-х гг. на Валаам приезжало много паломников из Финляндии и зарубежья. В 1932 г. остров посетила группа эмигрантской молодежи Русского студенческого движения (РСХД) из Хельсинки, в составе которой оказалась будущая духовная дочь старца Елена Акселевна Армфельд^[34]. Именно переписка с этой замечательной женщиной-христианкой, имевшей большую любовь к духовной жизни, святоотеческому наследию и Валааму, легла в основу всех сборников писем о духовной жизни схиигумена Иоанна. Переписка продолжалась до самой кончины старца в 1958 г.

В начале 1930-х гг. в Предтеченском скиту провел несколько недель Георгий Гусев-Олмари^[35], тогда студент Сортавальской духовной семинарии. Позднее он стал Предстоятелем Финляндской Православной Церкви архиепископом Павлом и сумел поднять на новый уровень церково-общественную жизнь Финляндии во второй половине XX века. Уроки схиигумена Иоанна владыка Павел помнил всю жизнь и их влияние можно проследить в его знаменитой книге «Как мы веруем», неоднократно переизданной на многих языках^[36].

В 1938–1939 гг. Валаам посетил и будущий Предстоятель Русской Православной Церкви Патриарх Алексий II, тогда мальчик Алеша Ридигер. Как вспоминал Святейший, именно на Валааме он почувствовал призвание идти по пути служения Церкви Божией. Общение с Валаамскими старцами произвело на него неизгладимое впечатление. Побывал он вместе с родителями и в скиту на Предтече. Из всех насельников Валаамской обители мальчику особенно запомнились духовники монастыря – схиигумен Иоанн и иеросхимонах Ефрем^[37].

Перед самой советско-финской войной в 1939 г. Валаам посетил и священник Александр Осипов, тот самый который впоследствии в СССР публично отрекся от веры и работал осведомителем и антирелигиозным пропагандистом. Но в ту поездку еще ничего не предвещало страшных перемен в его судьбе, он был ревностным законоучителем православной веры в христианском молодежном движении^[38]. А. Осипов встретился, в том числе, и со схиигуменом Иоанном, а затем оставил воспоминания в своей книге «Путевая тетрадь: (На Валаам!)»^[39]. Между прочим написал, что отец Иоанн оказался не чужд интереса к последним достижениям науки, «интересовался физикой, был в курсе содержания “Мистической трилогии” М. В. Ладыженского, разрабатывавшего идею, что отшельнический образ жизни развивает “сверхсознание”, способность к непосредственному восприятию тайны бытия»^[40]. Все это особенно поразило Осипова в «малообразованном» монахе, молитвеннике и пустыннике.

По окончании советско-финской зимней войны 1939–1940 гг. валаамская братия вместе с имуществом монастыря эвакуировалась вглубь Финляндии. В день, когда по льду Ладоги отъехали на материк последние грузовики и подводы с братией, советские войска вступили на Валаам. До этого же с советских самолетов велись регулярные бомбардировки архипелага. На острове финны разместили воинскую часть, а шпиль валаамского Спасо-Преображенского собора был самой высокой точкой в округе, пригодной для радионаблюдения. Чудом этот красивейший собор уцелел, несмотря на ожесточенные бомбардировки. Но представлявшим большую архитектурную ценность другим постройкам монастыря был нанесен немалый ущерб.

Монахи до последнего не хотели покидать любимый Валаам. Во время бомбежек укрывались в соборе, молились и тушили пожары. Местный комендант финн был поражен и говорил, что нет в Финляндии, похоже, более безопасного места, чем этот собор. «Самые страшные разрушения случились 2 и 4 февраля [1940]. Как будто весь ад ополчился на обитель и засыпал ее бомбами… Самая громадная бомба упала около нашего Преображенского собора, повредив окружающие его корпуса… Как храм нижнего этажа, так и укрывающиеся в нем иноки остались невредимы. Некоторые из братии уже изнемогали от постоянных днем и ночью бомбардировок и из-за отсутствия сна», – вспоминал о тех трагических днях настоятель игумен Харитон (Дунаев)^[41].

Схиигумен Иоанн был одним из тех, кто сохранил присутствие духа в тревожные и страшные дни. Многолетний опыт молитвы и упования на Бога помог ему мужественно переносить испытания и быть примером для братии. Позднее старец вспоминал: «Валаам покинул я спокойно, и бомбардировку Валаама перенес благодушно. Во время тревог не бегал прятаться в убежище, хотя оно было у нас в соборе, но сидел в своей келлии и читал Святое Евангелие. От грома бомб корпус дрожал, стекла в окнах вдребезги разлетелись и двери открывались, а у меня какое-то было внутреннее убеждение, что останусь жив. Уезжать с Валаама пришлось спешно, хотя и мало что взял с собой, но не жалею, только очень жаль…. родительское благословение остались висеть на стенке. Взял несколько книг из святоотеческих и довлеет их»^[42].

12 марта 1940 г. был подписан мирный договор между воюющими сторонами, по которому Финляндия передала СССР территории в Карелии, в том числе побережье Ладожского озера с городами Приозерск и Сортавала. Таким образом, Валаамский архипелаг отошел к Советскому Союзу. В годы Великой Отечественной войны финляндская армия еще некоторое время занимала территорию, на которой находится Валаамский архипелаг, но после 1945 г. он окончательно закрепился за СССР. Пока Валаам был за финнами, братия несколько раз устраивала «выездной монашеский десант» в монастырь. Но окончательно вернуться на свой остров монахи так и не смоги. После войны на Валааме был устроен колхоз и дом инвалидов с больницей для покалеченных и изуродованных ветеранов.

* * *

В Финляндии в местечке Хейнявеси потерявшие свой дом-монастырь валаамцы купили старую усадьбу поместья Папинниеми на берегу озера Юоярви, окруженную лесами. В доме у хозяев-протестантов была обнаружена небольшая иконка преподобных Сергия и Германа Валаамских – это послужило своеобразным знаком, что выбор валаамцев был сделан правильно.

Местность вокруг усадьбы очень напоминала валаамский пейзаж. Озера, смешанный лес, каменистые берега, чистый воздух и удаленность от больших поселений – все это было большим плюсом для нового места. Сообщение с внешним миром осуществлялось в основном по воде – хорошей шоссейной дороги вначале не было. Прекрасная природа, напоминавшая Старый Валаам, помогала переселенцам свыкнуться с переменами и поднимала настроение в трудную минуту. Все валаамцы трепетно и с любовью относились к природе. Схиигумен Иоанн тоже не был исключением, и часто в письмах делился своими мыслями о природе. Особенность его отношения к ней была в том, что старец не просто наслаждался прекрасным видом вокруг, чувством единения с природой, – он умел через созерцание природы усваивать какие-то очень важные для себя уроки. В одном из писем он писал: «Погода хорошая, солнце светит; не стерпеть – пойду гулять. Люблю ходить один, люблю природу, куда ни посмотрю, все меня утешает; каждое деревце и каждый кустик… Все это так назидает, просто не удержаться от слез, и во всем видно Божий Промысел. Как все прекрасно сотворено, и милостиво обо всем заботится, и ничто у Него не забыто… Слава, Господи, Твоей премудрости, слава созданию Твоему! Благодарю Тебя Господи, что нам многогрешным, немощным, иногда даешь приходить в богопознание… Мы, грешные, без Твоей помощи, не можем созерцать природу и не приобрести ни единой добродетели; наша свободная воля дана Тобою и может только стремиться к добродетели, а приобрести или устоять в добродетели зависит уж от Твоей помощи»^[43]. А помощь особенно понадобилась всем после переезда с Валаама и потери родины.

В Финляндии государственный закон запрещал открывать новые монастыри. Поселение свое валаамцы стали называть Новый Валаам. Он сохранял юридическую приемлемость со Старым Валаамом на Ладоге – по документам это был тот же самый Валаамский монастырь, но имущество его принадлежало, согласно закону о Православной Церкви Финляндии (1918), всей Финляндской Православной Церкви. На новое место братия свезла большую часть монастырских ценностей: библиотеку в 30 000 книг, экспонаты уникального Древлехранилища, которые в свое время собирали по всем церквам в округе, иконы, царские и великокняжеские пожертвования, картины кисти знаменитых русских художников, побывавших на Валааме.

Несмотря на то, что юридически Новый Валаам был все тем же Валаамским монастырем, духовно и географически новое монашеское поселение, конечно, отличалось от старого. Если раньше сам Валаамский архипелаг своей удаленностью от мира и его проблем, своим величием и святынями защищал монахов от излишней суеты и служил гарантом их единства, то на новом месте братии пришлось столкнуться и с новыми вызовами. Как то – более тесное общение с церковной и правительственной администрацией, трудности психологической, юридической, хозяйственно-экономической адаптации, строительно-восстановительные работы, еще большая удаленность от родины, необходимость подтверждать право монастыря на духовный и экономический суверенитет, что без богатой истории Старого Валаама, который сам стал фактически памятником, и без главных валаамских святынь, было сделать труднее.