«Молитва – главное дело в духовной жизни…» Валаамский старец схиигумен Иоанн (Алексеев). Жизнеописание. Воспоминания. Письма
Автор-составитель – Татьяна Шевченко

© ПРОБЕЛ-2000, 2015

© СВЕТ ВАЛААМА, 2015

© Шевченко Т.И., 2015

От автора

О валаамском старце схиигумене Иоанне (Алексееве) в настоящее время выпущено немало книг. Все они содержат его письма разных лет к духовным чадам и биографию подвижника^[1]. Наиболее полное на сегодняшний день собрание писем вышло в 2007 г. под редакцией Виталия Дегтерева «Валаамский Старец схиигумен Иоанн (Алексеев): письма о духовной жизни», позднее переизданное и дополненное. Во всех изданиях, как правило, приводится довольно подробная биография старца схиигумена^[2]. Основная информация об этом замечательном подвижнике почерпнута из его многочисленных писем духовным чадам, которые в подлиннике хранятся в архиве Ново-Валаамского монастыря в Финляндии, из послужного списка, также сохранившегося в этом архиве, из неоднократно переизданных брошюр Михаила Янсона «Валаамские старцы»^[3] и Сергея Большакова «На высотах духа. Делатели молитвы Иисусовой»^[4], а также из воспоминаний его духовных чад и почитателей.

В данное издание входит краткая биография старца, воспоминания современников и выборочная подборка его писем к разным лицам. От прочих публикаций данная отличается тем, что содержит малоизвестные письма схиигумена Иоанна к талантливой финской художнице Инне Коллиандер, предоставленные ее сыном, ныне священником Финляндской Православной Церкви Сергием Коллиандером. Подборка писем впервые была представлена широкому кругу читателей в отечественном журнале «Духовно-нравственное воспитание» за 2012–2013 гг. и это вторая их публикация. Краткая биография отца Иоанна, помимо общеизвестных сведений, дополнена некоторыми неизвестными ранее фактами из его жизни и истории Ново-Валаамского монастыря в Финляндии. Воспоминания о подвижнике включают как уже известные и опубликованные ранее выдержки из книги Сергея Большакова «На высотах духа», так и не публиковавшиеся ранее воспоминания священника Сергия Коллиандера и статью датского корреспондента Генриха Бунде-Генриксена, лично встречавшихся со схиигуменом Иоанном.

Шевченко Татьяна

Жизнеописание схиигумена Иоанна

Прежде чем вспомнить основные вехи жизненного пути валаамского старца схиигумена Иоанна (Алексеева), стоит сказать несколько слов о том, чем же замечателен был этот человек, живший в первой половине прошлого века, и почему его духовное наследие становится все более и более востребованным сегодня. Прежде всего, схиигумен Иоанн – яркий представитель школы валаамского монашества, воспитанный и взращенный в традициях древней Валаамской обители. Он – один из последних насельников Старого Валаама – вобрал в свой опыт лучшие достижения науки умного делания, достигшей своего расцвета на Северном Афоне к началу XX века. Именно так, Северным Афоном, с любовью и почтением называли Валаам за строгость общежительного устава, аскетизм и особую любовь к подвижничеству. И не зря, ведь исключительная любовь к молитве, пустынножительству, к труду и простоте, воспевание Бога, благодарение Его, глубокая связь с природой и безусловная преданность воле Божией – характерные черты как афонского, так и валаамского монашества. И на Афоне, и на Валааме жизнь иноков обустраивалась таким образом, чтобы все в ней максимально содействовало богообщению.

Как известно, в декабре 1917 г., после прихода к власти в России большевиков, Финляндия провозгласила независимость, и находившийся на территории бывшего Великого Княжества Финляндского Валаам оказался оторванным от родины. Валаамский монастырь к тому времени молитвенными и хозяйственными трудами иноков превратился в уникальное явление и представлял собой маленькое монашеское государство – более looo насельников имели возможность практиковать здесь все три типа монашеского подвига: общежитие, скитскую жизнь и отшельничество; в обители была развита система старческого окормления, действовала сеть ремесленных мастерских, процветали садоводство и животноводство. Удивительная гармония природы, хозяйства и человеческого духа потрясала всех, побывавших в Валаамском монастыре в то время. Но это величие Валаама не заслоняло главного – простого и смиренного человека, сознававшего свое ничтожество без благодати и любви Божией.

В силу сложившихся обстоятельств Валаамский архипелаг оказался за пределами Советской республики, благодаря чему с таким уникальным явлением как валаамское старчество смогли познакомиться и многие люди западной культуры.

Об особенностях валаамской традиции умного делания в 1935 г. замечательно писал Иван Шмелев, вспоминая поездку на остров 1895 г. в своей книге «Старый Валаам». Иван Шмелев сравнил Валаам до и после революции в России: «Суть осталась и доныне: светлый Валаам… Многое переменилось: и во мне, и – вне. Россия, православная Россия – где? какая?! Да и весь мир переменился… Валаам остался, уцелел… “Да светит миру”… Стал другой немножко… Но жив и ныне. Раньше – жил Россией, душой народной. Ныне – Россия не слышна, Россия не приходит, не приносит своих молитв, труда, копеек, умиленья. Но он стоит и ныне, Светлый. Его не разрушают, не оскверняют, не – взрывают. Суровая Финляндия к нему привыкла… Валаам чужим им не был: такой же, как и они – суровый, молчаливый, стойкий, крепкий, трудовой, – крестьянский. Валаам остался на своем граните… Как и св. Афон, Валаам, поныне, – светит. Афон – на юге, Валаам – на севере […] Он все такой же, светлый»^[5].

Подмеченную писателем черту Старого Валаама в разной степени усвоил и каждый из валаамских старцев. От них как будто исходил свет. Всякий, удостоившийся пообщаться с валаамцами близко, подтверждал это. Не в буквальном, конечно, смысле это был свет. Но некая необыкновенная легкость, возвышенность духа, ясность, рассеивавшая все тучи в душе собеседника, все мрачные мысли. От старцев как будто исходил незримый свет, освещавший путь всем, ищущим утешения в бурях житейских и спасения души. В конце 1930-х гг. побывавший в гостях у схиигумена Иоанна в пустыньке на Предтеченском скиту Михаил Янсон^[6] также подметил эту особенность: «Мала, темна и тесна пустынька, но светел, приветлив хозяин, привольно у него гостям»^[7].

Зачастую писавшие письма схиигумену Иоанну были охвачены тревогой, подавлены непредвиденными обстоятельствами, отчаявшимися, и он простыми словами напоминал им о необходимости христианину быть «совершенно расположенным в волю Божию». «Господь по Своему благоустроению послал тебе некоторое изменение в твоей обычной жизни, – писал старец одной из своих духовных дочерей, – и ты упала духом и почувствовала себя никуда не годной, а в этом-то и состоит смирение»^[8].

Покоряющая простота и безыскусность, так редко встречающиеся сегодня, в век всевозможных инноваций и суперпродуктивных технологий, были свойственны схиигумену Иоанну особенно. На Валаам в монахи шли в основном из крестьян – не все иноки имели даже начальное образование. В послужных списках братии практически обо всех насельниках записано: «В учебных заведениях не учился». В Финляндии, где каждый лютеранский священник обязан был иметь высшее образование, после провозглашения независимости некоторые финны, считавшие себя прогрессивно настроенными, требовали ликвидации находившихся в приграничной зоне русских монастырей, как проводников прорусского влияния и чуждого «просвещенной» Европе антиинтеллектуального духа.

Но именно за отсутствие привычного для высших слоев общества высокоумия русский эмигрант Иван Шмелев так полюбил валаамцев: «А эти монахи – сплошь простаки-крестьяне – знали неизмеримо больше меня, студента, в “делах земных”. А в “неземном”… – что уж тут говорить. Они постигли сердцем великую поэзию молитвы. Они знали каноны, акафисты, ирмосы, стихиры, какие-то – я не понимал, что это, – “кондаки”, “гласы”, “антифоны”, “катавасии”… Они как-то достигли тайны – объединить в душе, слить в себе нераздельно два разных мира – земное и небесное, и это “небесное” для них стало таким же близким, таким же почти своим, как видимость. Я тогда еще смутно чувствовал, что они неизмеримо богаче меня духовно, несмотря на мои “брошюрки” и “философии”»^[9]. Исихия^[10], связавшая воедино земное и небесное – составляла подлинное богатство Валаама. О материальном же обогащении там говорили: «Зачем нам здесь деньги? Все равно… нечего на них купить здесь. Только душой намаешься»^[11].

«Для чего мы читаем молитву Иисусову? Чтобы, постоянно помня Господа и каясь в грехах, прийти в духовное умиротворение, внутреннее безмолвие и любовь к ближнему, и правде – тогда мы живем в Боге, Который есть любовь»^[12], – учил схиигумен Иоанн. Как видим, любовь к ближнему и умиротворение были для валаамцев связаны с «правдой». Но это не было тем правдоискательством, которым так увлекались в России представители всех сословий. «Правда» для монаха – это прямая встреча с Богом еще здесь, в земной жизни. Молитва Иисусова соединяла в единое целое всего человека, разрозненные силы его души, помогала обрести целомудрие, и соединяла с Богом. Правда для валаамцев заключалась в том, что истину нельзя выдумать, – это не конструкция ума и не философская идея, и уж тем более никакая не идеология – это дар Божий людям. Истина либо есть, либо ее нет. И этот выбор каждый человек делал для себя сам. И от этого выбора зависело все в его жизни.

Все, истинно великое, просто. Жизнь человеческая есть великий дар и бесценный. Потому и к сложностям житейским валаамский старец схиигумен Иоанн старался подходить просто. А как иначе, если все, что случается, происходит не без воли Божией? А она благая и человеколюбивая. «Проще надо, проще-то лучше… Не осуждать никого, лишнего не говорить…», – любил повторять он. Всем с ним было «легко»: «Ободряет, обнадеживает… Стоит хотя бы молча посидеть около него и – удивительно дело – упрощаются проблемы, все делается яснее, покойнее, а главное – проще»^[13]. «Такой простоты не приходилось еще видывать, широко открытыми глазами смотрели…»^[14], – вспоминал визит к старцу Иоанну в Предтеченский скит потрясенный Михаил Янсон.

Не было в схиигумене Иоанне ничего такого, что выдавало бы в нем гиганта духа. Никакой величавости, могущественности, властности или великости нельзя было в нем разглядеть. Сам старец относился к себе очень требовательно и ничего «подвижнического» в своей жизни не находил: «Иногда бывают у меня порывы жизнь свою проводить самоотверженно, по-подвижнически, но, к сожалению, остается у меня только одно желание, – а дел ни на йоту. Не напрасно же сказала З.Т., что я и на схимника-то не похож, это я вполне сознаю. А при чтении святоотеческих книг просто краснею: читаю много, а толку мало…», – писал он близкому духовному чаду. Это ощущение себя никуда не годным «рабом неключимым, ничего не стоящим», было в нем совершенно органичным, не наносным. Старец часто вспоминал в письмах 20 главу Евангелия от Матфея: «Ты пишешь, “что ленивая и нерадивая” и просишь, чтобы поругал тебя. Как я могу тебя ругать, когда сам состарился [уже] и этим недугом одержим, и у меня его больше, чем у тебя. Все же не будем унывать и отчаиваться, смиримся и положим начало. Хотя и в n-й час мы пришли, но Господь очень милостивый, такую же плату дает, [как и тем], которые трудились с утра (Мф. 20). Слава, Господи, святому милосердию Твоему!»^[15]

Сам страдавший в молодости от недостатка прямого наставничества и отсутствия близкого по духу сомолитвенника, отец Иоанн хорошо понимал нужды новоначальных и старался, как мог, помочь им: «Ты пишешь, что я взялся учить тебя уму-разуму… Как же я могу учить других, когда сам иду ощупью и спотыкаюсь… Я безграмотный: как могу руководить других… У меня своих опытов духовных нет, а если кому отвечаю – не свое, а заимствованное от святых отцов, и сам краснею… В данное время мы лишены этого блага жить под руководством опытного старца в духовной жизни…»^[16]

Но опыт духовной жизни у старца, конечно, был, и богатый. Он прошел все ступени монашества от послушничества до схимы, был пустынником, настоятелем, духовником и старцем, – ему было чем поделиться с приходившими к нему. Он мог дать совет не только из книг, но и из собственного опыта. Однако старец всегда следил за тем, чтобы ни его опыт, ни его личность не заслонили для человека Образ Христа. Со временем схиигумен Иоанн стал настоящим учителем и наставникам для всех, кто желал исправить свою жизнь, измениться и приблизиться к Богу, для всех новоначальных, искавших возможность приобщиться к церковной жизни.

* * *

Будущий схиигумен, в миру его звали Иван Алексеевич Алексеев, родился в деревне Губки Новоторжского уезда, Тверской губернии 14/27 февраля 1873 г. Окончил курс церковно-приходской школы, знал чтение, пение, катехизис и церковную историю. Родители его, крестьяне, как вспоминал сам старец, «примерные люди были», благочестивые, совершали паломничества в монастыри. Учеба давалась Ивану трудно, зато с ранних лет проявилась в нем горячая любовь к чтению Священного Писания и Житий Святых. Будучи 13-ти летним отроком он уже «толковал» с «единомысленным другом» о том, «как им спастись», и ходил в паломничество в Нилову Пустынь, искал прозорливую старицу, чтобы услышать слова духовного назидания. Все это говорит как о твердости и силе характера будущего подвижника, так и о его исключительной духовной одаренности. Много ли сегодня найдется подростков, так рано выстроивших для себя шкалу ценностей, на первом месте которой Бог?

Цельность характера и правильные жизненные ориентиры помогли Ивану пережить трудный период жизни, когда он вынужден был работать в Петербурге в трактире у старшего брата – семья была бедная, нужно было зарабатывать на жизнь и приходилось терпеть далекую от благопристойности атмосферу трактира. Бытовые трудности только закалили характер будущего старца. Когда ему исполнилось 16 лет, Иван отпросился у родителей в монастырь, куда тянулась его душа. Позднее он писал в письмах духовным чадам: «“Довольство, богатство, любовь родителей и похвалы окружающих” – большая помеха в духовной жизни. Святые отцы этих причин ко греху очень боялись и всеми силами избегали их; не напрасно же уходили в монастыри да в пустыни»^[17].

Вначале Иван хотел остаться в Коневецком монастыре на Ладожском озере, но что-то не сложилось, и Промысел Божий привела его на Валаам. В первый раз будущий схиигумен поступил в Валаамский монастырь в 1889 г. Четыре года исполнял послушания в Германовском скиту, занимаясь земледелием и помогая выращивать скот. Затем его забрали в армию, где он четыре года служил в стрелковом полку. После армии – на несколько лет вернулся в родную деревню к родителям. Что побудило его так поступить – еще предстоит выяснить будущим исследователям. Окончательно же он закрепился на Валааме, согласно его послужному списку, 28 мая 1901 г. 21 декабря 1906 г. – был официально зачислен послушником. «Вот и живу с тех пор в монастыре, – писал старец в письмах к духовным чадам незадолго до кончины, – и мысли никогда не было, чтобы вернуться в мир. Благодарю Господа, что Он по Своей милости сподобил меня грешного провести всю мою жизнь в монастыре»^[18]. Как вспоминал схиигумен Иоанн, «по-молодости» у него была большая ревность к подвижническому житию – какое-то время он даже носил власяницу и вериги.