– Теперь рассказывай, – потребовала Гарриет. Они сделали заказ, и Гарриет, устроившись поудобнее за столом, приготовилась слушать. – Что произошло в том городке? Что было после того? Как ты попал в больницу?
– Об этом позже, – отказался Блэйн. – Еще будет время обо всем тебе рассказать. Прежде ответь, что с Годфри?
– Ты имеешь в виду, что он остался в номере подумать?
– Да. Но не только. Выражение его глаз. Эта навязчивая идея. Как он говорит, спасение людей – побывать на звездах, словно старый отшельник, которому явилось знамение.
– Ты прав, – сказала Гарриет, – все именно так.
Блэйн ошеломленно уставился на нее.
– Это произошло во время того последнего путешествия, – продолжала Гарриет. – Он там тронулся. Что-то он там увидел, что потрясло его.
– Я знаю, – сказал Блэйн. – Иногда в путешествиях встречаешь такое…
– Жуткое?
– Да, конечно, жуткое. Но это не все. Скорее непостижимое. Процессы, причинно-следственные связи, совершенно невероятные с позиций человеческих логики и этики. Явления, в которых не видно смысла, которые не укладываются в голове. Рассудок человека оказывается бессильным. И это страшно. Нет точки опоры, ориентира. Ты один, абсолютно один, и вокруг – ничего из знакомого тебе мира.
– У Годфри было другое. Нечто, что он понял и постиг. Это было совершенство.
– Совершенство?!
– Я знаю, фальшивое слово. Выспреннее. Надуманное. И все же единственно подходящее.
– Совершенство, – повторил Блэйн, как будто пробуя слово на вкус.
– На той планете не было ни злобы, ни алчности, ни извращенного честолюбия, которое кует злобу и алчность. Совершенная планета, планета для совершенного народа. Социальный рай.