Цитаты из книги «Что может быть проще времени»

Против них нужна другая стратегия: изолировать их и дать им задохнуться от собственной посредственности.

И он извлек это омерзительное неземное знание и некоторое время держал перед ними, чтобы дать им привыкнуть, затем шаг за шагом объяснил им принцип и логику, хотя в этом практически не было нужды: раз увидев суть знания, они автоматически усвоили и принцип, и логику.

Мы можем летать, куда нам вздумается. Без машин, только силой разума. А это и есть цель всех паракинетических исследований. Машина всегда была только костылем, на который опирался прихрамывающий разум. Теперь этот костыль можно отбросить

А ведь они, со странной беспристрастностью подумал Блэйн, и есть загнанные звери – люди, убегающие от погони. В них и ужас, и ненависть, и зависть непосвященных, в них обида оставшихся за бортом, в них нетерпимость и ограниченность отказывающихся понять – арьергард старого порядка, удерживающий узкий проход от наступающих из будущего.

Слева от него, в тени деревьев, что-то шевельнулось, и Блэйн, уловив движение, резко повернулся. – Это ты, Шеп? – раздался неуверенный голос. – Анита! – воскликнул он. – Глупышка моя! Анита! Она выбежала из темноты и бросилась к нему на грудь. – Я не могла, не могла лететь без тебя. Я знала, что ты вернешься. Он обнял ее изо всех сил и осыпал поцелуями, и не было силы в мире и во всей Вселенной, способной разъединить их. И не было ничего, только стремительный бег их крови, и сирень, и сверкающая звезда, и ветер с холмов, и они. И еще – рев машин на шоссе. Блэйн с трудом оторвал ее от себя. – Бежим! – выкрикнул он. – Бежим, Анита! – Как ветер! – отозвалась она. И они побежали.

Шурша ногами по площади, люди плотным кольцом встали вокруг Блэйна и Аниты. – Готовы? – спросил Блэйн. – Тогда смотрите. И он почувствовал, как они смотрят, деликатно заглядывая в его разум и словно сливаясь с ним в одно целое. И он тоже сливается с ними. Здесь, в этом кругу, десятки разумов объединились в один – один большой разум, полный теплоты, человечности и доброты. В нем был аромат весенней сирени, и запах речного тумана, нависшего ночью над землей, и осенние краски багряных холмов. В нем было потрескивание поленьев в очаге, рядом с которым дремлет старый пес, и пение ветра в карнизах. В нем было чувство дома и друзей, хорошего утра и добрых вечеров, соседа из дома напротив и перезвон колоколов маленькой церквушки. Блэйн с сожалением отвернулся от этих ощущений, среди которых он мог жить бесконечно долго, и произнес: – А теперь запомните координаты планеты, куда вы отправитесь. Он передал им координаты, на всякий случай показав их им несколько раз. – А делается это вот так. И он извлек это омерзительное неземное знание и некоторое время держал перед ними, чтобы дать им привыкнуть, затем шаг за шагом объяснил им принцип и логику, хотя в этом практически не было нужды: раз увидев суть знания, они автоматически усвоили и принцип, и логику. Чтобы быть уверенным до конца, он еще раз все им повторил.

В сотый раз отбросив этот мусор прочь, он уловил что-то похожее на то, что ищет, и бросился за этим в погоню, продираясь через всю мерзость, гнездящуюся в разуме Финна. Потому что он нашел, что было нужно, но не на свалке знаний, унаследованных от Розового, а в мусорной куче, доставшейся от Финна.

Он попробовал позвать Розового, но тот не откликался. Он звал его снова и снова, но безуспешно. Он пытался найти его в себе, нащупать, поймать, но не нашел и следа его. И тогда до него дошло – будто чей-то голос сказал ему, – что искать бесполезно. Он никогда не найдет его, потому что существо превратилось в часть его самого. Они слились воедино, и больше не существовало ни Розового, ни человека, а был странный сплав их обоих. Отныне ему самому предстоит делать все, что потребуется, используя навыки того, кем он стал. В нем были все исходные данные, в нем было знание, в нем были способы и методы, и еще в нем было грязноватое пятно – Ламберт Финн. Он углубился в свой разум, заглядывая во все укромные уголки, просматривая каждую полочку, не пропуская ни одного ящика, или пакета, или коробки, где были распиханы невероятные по объему и все еще не разобранные сведения – миллиарды обрывков информации, бестолково собранные безалаберным существом. Он находил то, что озадачивало, и то, что вызывало в нем отвращение, и то, что восхищало, но ничто не могло быть применено в данном случае.

Но это хоть и слабый, но единственный шанс. Последний, который нельзя упускать. Он должен приплыть в Пьер, он должен найти группу, он должен заставить их поверить себе. А если он не сумеет, то это будет означать гибель Гамильтона и еще сотен таких гамильтонов по всему свету. И это будет означать гибель тех паранормальных, что живут не в гамильтонах, а обитают, боясь сделать лишний шаг, среди людей, считающих себя нормальными. Обыкновенные люди считают их чокнутыми, колдунами, нечистой силой, и кто может на это возразить? У каждого народа для каждого поколения есть свои нормы, и эти нормы устанавливаются не законом и не по универсальному эталону. Они устанавливаются общественным мнением, которое, в свою очередь, складывается и из предубеждений, и из непонимания, и из извращенной логики, столь свойственных человеческому разуму. «А сам ты кто? – спросил себя Блэйн. – Уж если называть кого-то чокнутым, то в первую очередь тебя самого. Потому что ты даже не человек».

– Пьер – это город, где жил Стоун? – Да, но… Ты что, знала Стоуна? – Только слышала о нем. Для паранормальных людей он был вроде Робин Гуда. Он боролся за них. – Если я сумею связаться с его организацией, а мне кажется, это возможно… – Та женщина тоже там живет? – Гарриет? Только она может вывести меня на группу Стоуна. Но ее может там не оказаться. Я не знаю, где она. – Если ты подождешь до вечера, мы сможем отвезти тебя по воздуху. Но днем это слишком опасно. Чересчур много глаз, даже в таком месте, как Гамильтон. – Туда не больше тридцати миль. Дойду пешком. – По реке было бы проще. Ты умеешь управлять каноэ? – Когда-то умел. Надеюсь, еще не забыл. – Так даже безопаснее, – сказала Анита. – Суда по реке сейчас почти не ходят. Выше по реке, недалеко от города, живет мой двоюродный брат. У него есть каноэ. Давай я тебе объясню.