Петер опять накупил слишком много всего. В супермаркете были большие скидки на туалетную бумагу, и он не смог устоять перед соблазном, особенно когда все происходило в воскресенье вечером, и магазин по какой-то причине оказался относительно пустым. «Незачем тратить лишние деньги на всякую ерунду», – подумал он про себя. Именно так рассуждала бы его мать, если бы еще оставалась сама собой.
Ему стоило труда протиснуться во входную дверь. Он не любил ставить пакеты на землю: кто знает, какая зараза могла к ним прилипнуть и в результате попасть в дом. За лето в здешних краях развелось много уховерток, а эти быстрые маленькие твари могли пролезть куда угодно. Поэтому он держал два пакета в одной руке, зажимал подмышкой упаковку туалетной бумаги и отпирал замок другой рукой, в которой держал вторую упаковку.
И ему почти удалось справиться со столь сложной задачей.
Однако упаковка, находившаяся в одной руке с ключом, порвалась от трения о шершавую стену дома, и два рулона туалетной бумаги вывались на землю. Вот черт! Петер как наяву услышал «еще две кроны в банку», произнесенные с детства знакомым голосом. Так мать всегда говорила, когда он позволял себе выругаться. Он гордился тем, что сумел избавиться от сквернословия, во всяком случае никогда не выражался на людях во взрослом возрасте.
Петер поставил пакеты с внутренней стороны дома и принялся подбирать упавшие на лестницу рулоны.
Сидя на корточках, он увидел, как молодой смазливый соседский парень задом выезжал с парковки на современном экологичном автомобиле, какой обычно покупают люди, стремящиеся продемонстрировать приличный достаток. Как обычно, он выкатился прямо на улицу, хотя на ней жило много детей.
Петер зло посмотрел вслед удалявшейся машине.
В прихожей он снял обувь и повесил куртку на вешалку. Хельмер вышел из гостиной, и Петер гладил его до тех пор, пока пес не был полностью удовлетворен и не вернулся бегом к своей лежанке. Он сильно постарел и уже не был таким же бодрым, как еще год назад.
Они покупали его вместе, Петер и мама, нашли на сайте, с помощью которого любители животных пристраивали дворняг. Петер беспокоился относительно всевозможных болезней, был уверен, что с собакой будет много хлопот, но мать настояла. И слава богу. Хельмер оказался фантастическим псом, и его даже не понадобилось приучать к чистоте, хотя он попал к ним совсем еще щенком. Он прекрасно составлял компанию, особенно сейчас, когда маме стало хуже, и ее пришлось отвезти в больницу. Просто невероятно, к каким последствиям мог привести инсульт.
Петер подтащил Хельмера к себе, посадил его в кресло и почесал ему за ухом.
– Как прошел день в собачьем детском саду? – спросил он.
Женщина, частично взявшая на себя заботы о псе, получила ключи, поэтому она могла свободно заходить в дом, когда Петер работал. Ему, конечно, не нравилось, что чужой человек приходил и уходил, когда ему вздумается, но, когда мать увезли, Петеру понадобилась помощь. Он не мог приезжать и гулять с собакой каждый обеденный перерыв.
– Как мне хотелось бы, чтобы она смогла вернуться домой, – сказал он Хельмеру и самому себе.
Пес жалобно заскулил.
– Охренеть, как все это тяжело, – продолжил Петер и поморщился от того, как грубо прозвучали его слова.
«Деньги в банку!» – скомандовала мать в его голове. Их отношения всегда оставались, как люди это называют, сложными, но именно сейчас ему было приятно, что ее прежний голос остался в его памяти, и пусть раньше он частенько вздрагивал при его звуках – мать регулярно доводила его чуть ли не до бешенства своим недовольством по поводу всего на свете, включая рубашки, которые он покупал, или попытки сменить прическу.
Снаружи, судя по звуку, быстро пронесся автомобиль, а потом послышался звук удара. Петер вздрогнул так сильно, что Хельмер спрыгнул на пол, подбежал к окну и залаял. Петер последовал за ним.
Он увидел молодого смазливого соседа, стоявшего около своей машины, которая явно врезалась в забор. Тот орал на столь же молодую девицу с лиловыми волосами, очевидно, прогуливавшуюся там со своим пуделем. Они обычно кивали друг другу при встрече, она и Петер, как поступают владельцы собак, когда не хотят общаться, но все равно дают понять, что заметили друг друга.
Неужели чертов парень чуть не задавил ее?
«Он уже достал», – подумал Петер.
Он выудил телефон из левого кармана брюк. Мать всегда говорила, что там нельзя носить мобильник, поскольку в результате якобы можно было заработать рак яичек. Но сегодня его это абсолютно не заботило. Они ведь никогда никому другому не были нужны.
Он привычно набрал 112, а потом добавочный номер. В конце концов ему ответил парень с чуточку хриплым голосом, которого он узнал по прежним обращениям, но чье имя для него по-прежнему оставалось секретом. В наши дни люди не любят представляться. И это уже считается чуть ли не нормой.
Петер оставил свою жалобу и, заметив, что не собирался никого учить делать свою работу, заявил, что с лихачом все же требуется серьезно поговорить, иначе может случиться несчастье. Такой поворот событий выглядел крайне вероятным.
Знакомый голос согласился с ним относительно необходимости решать проблему, во всяком случае так Петер понял монотонное бормотание, а потом разговор прекратился. Вздохнув с облегчением – он, по крайней мере, выполнил свой общественный долг, – Петер вернулся в прихожую и, перетащив пакеты на кухню, рассортировал их содержимое и расставил все строго по своим местам. Ведь во всем требовался порядок, так его приучили с детства, и теперь он не собирался ничего менять. В довершение он потряс сами пакеты и поискал в складках уховерток или каких-либо других насекомых. Никого не было. Даже ни единого крошечного паука.
Все необходимое для позднего ужина он купил в кулинарном отделе. Немного вкуснейшей долмы, массу овощей и нечто под названием кимчхи, по словам матери, штука, неслыханно полезная для микрофлоры кишечника. Она очень интересовалась такими вещами в последние годы, и ее советы звучали убедительно. Петеру все равно никогда особенно не нравилось самому стоять у плиты, да к тому же в последнее время стали продавать множество готовых блюд. Правда, он обычно брал только овощи и кимчхи, главным образом для того, чтобы нравоучения матери не всплывали в памяти. Когда-то он верил, что одиночество станет для него ужасным испытанием, но одновременно страстно мечтал о нем, поскольку мать постоянно присутствовала не только в его жизни, но и в его мыслях, вмешивалась во все на свете и не давала ему жить по собственному усмотрению. Ей не нравились книги, которые он читал, телепрограммы, которые он смотрел, и еда, которую он ел.
Теперь матери уже давно не было дома, но ее присутствие чувствовалось сильнее, чем когда-либо. Зачастую это утешало его, но далеко не всегда.
Он поел на кухне, а потом наконец пришло время погрузиться в увлекательный мир кино. Петер открыл приложение с фильмами и нашел «Мосты округа Мэдисон». Он уже множество раз смотрел его и не думал, что этот станет последним. Ведь фильм брал за живое, и тут мнения Петера и его матери на удивление сходились. Он не знал, понимала ли мать, что он казался себе тем самым одиноким фотографом, который приехал в американскую глубинку фотографировать мосты и встретил там свою любовь. В любом случае, когда Петер смотрел фильм, то неизменно начинал думать, что, возможно, его жизнь еще не закончена. И когда-нибудь ему удастся найти кого-то, кому он сможет завещать свое имущество.
Петер, собственно, уже не мечтал о спутнике жизни, но опять не смог сдержать слезы, поскольку фильм давал слабую надежду на то, что для него не все потеряно и какие-то интересные и запоминающиеся события еще могут произойти в его жизни. Не отрывая взгляд от экрана, он потрепал пальцами грубую шерсть Хельмера и помассировал его маленький затылок.
Понедельник, 30 сентября
Сири и Сикстен отказывались надевать верхнюю одежду. Вдобавок мальчик неожиданно ударил сестру, она расплакалась, и тогда Анна потеряла самообладание. Обычно она сдерживалась, но сегодня детские крики вывели ее из себя. Возможно, этим утром они разошлись особенно сильно, а может быть, бессонная ночь дала знать о себе. Но она и раньше заметила, что смотрела на детей теперь немного иначе, чем раньше, и впервые ощутила чуть заметное отчуждение. Словно нечто важное сломалось в ней после случившегося накануне. Одновременно ее удивляло, что она вообще еще пребывала в более-менее нормальном состоянии.
– Ударь его в следующий раз. Тогда он поймет, что так нельзя делать, – сказала она дочери, и та сразу же ткнула брата пальцем в глаз.
Мальчик закричал. Анна попыталась утешить его, проклиная себя за глупость. Она никогда не говорила ничего подобного раньше и теперь просто не узнавала себя.
Она услышала, как Магнус положил толстый учебник на кухонный стол.
– Тебе необходимо успокоиться! – крикнул он. – Я не знаю, что у тебя за проблемы, но это не должно сказываться на детях.
– Так приди и помоги мне, – буркнула она.
Стул заскрежетал о пол, когда Магнус поднялся. Вскоре он появился в прихожей, все еще поправляя тренировочные штаны, которые соскользнули вниз, обнажив большую часть его постоянного растущего зада. Он направился к ней, и она с отвращением посмотрела на мужа.
«Только бы он не стал обнимать меня», – подумала Анна. Муж мог начать приставать к ней в самое неподходящее время. Увы, скоро его полные руки обвили ее талию, и он прижал жену к груди, к старой поношенной футболке с портретом Франца Кафки, которая была на нем еще тогда, когда она уезжала из дома перед выходными. Он часто носил ее, она появилась у него еще до их знакомства и якобы напоминала о некой поездке в Прагу, где он подцепил хламидиоз.
– Как дела у моей женушки? – спросил Магнус своим самым мягким тоном.
Его голос звучал немного надменно, когда он пытался изображать из себя психолога. С чего ему вообще пришло в голову, что он подходит для этой работы?
Анна с трудом сдерживала слезы. Неужели так должно было продолжаться вечно? Ей ужасно захотелось снова оказаться в номере отеля в постели вместе с Юханом до того, как она сообщила ему о разрыве. И до несчастного случая, или как там следовало называть то, что с ними произошло?
Что случится с детьми, если она окажется в тюрьме? Злость нахлынула на нее. Что чертова женщина делала на дороге среди ночи?! До ее появления Анна думала о своих детях. Однако сейчас она не чувствовала себя дома. Снова оказалась во власти одиночества, пусть оно и предстало перед ней в новом обличии. Рано или поздно полиция найдет ее, и она это знала. Они же контролировали все с помощью камер. Считай она уже жила взаймы. Именно с этой точки зрения ей следовало смотреть сейчас на будущее. Словно последний отсчет уже начался.
Слезы побежали по щекам.
Магнус крепче прижал ее к себе.
– Похоже, не слишком хорошо? – спросил он, и Анне показалось, что муж обращался не к ней, а к своим воображаемым клиентам, поскольку именно таким тоном стоило задавать этот вопрос тем из них, в отношении кого следовало проявить максимальное сострадание.
– Да, но я не знаю, в чем дело. Это, наверное, предменструальный синдром, – сказала она, освободилась от объятий и вытерла слезы.
Дети стояли молча, оба уже одетые.
– Мама просто немного устала, – сказал Магнус. – Она сейчас придет.
Дети поспешили к двери, соревнуясь, кто первым выйдет наружу. Подумать только, они могли устроить забег на дистанцию всего в пару метров. Анна быстро надела свою практичную, но ужасно несексуальную куртку. Сири и Сикстен открыли дверь и выбежали на приусадебный участок.
– Спасибо, что ты взяла их на себя, – сказал Магнус. – Я ведь ужасно занят, ты знаешь.
Она заставила себя улыбнуться. Щеки словно одеревенели, когда ей все-таки удалось это сделать, но Магнус никогда не замечал подобные мелочи. Улыбка всегда была для него лишь улыбкой.
Все, чего хотелось Анне сейчас, так это чтобы день выдался максимально спокойным, никто не доставал ее и Магнус ушел из дому хотя бы на несколько часов. Однако она знала, что муж проведет ближайшие дни, склонившись над учебниками. Анна подозревала, что он даже не читал их, а просто пытался увильнуть от всех скучных дел, связанных с детьми: от необходимости купать их, играть с ними, следить за тем, чтобы они не ссорились.
Вообще Магнус любил малышей. Даже хотел стать детским психологом. Но это чувство было отстраненным. Если же говорить о заботе, о том, чтобы уделять им внимание… Все это казалось ему чрезвычайно утомительным. Каждый раз, когда требовалось играть с детьми или отправиться с ними в парк, он устраивал маленький спектакль, изображая идеального отца. Именно так ему хотелось выглядеть в глазах окружающих. Но всегда после возвращения он ложился в кровать и отдыхал.
Как дети будут жить без нее? Без матери вся забота об их воспитании легла бы исключительно на плечи отца.
Видение мертвой женщины всплыло в ее памяти настолько четко, что Анна могла ясно различить каждую иголку хвои, прилипшую к одежде жертвы, когда они тащили ее по лесу. Щеки Анны порозовели от стыда. Она всегда считала себя приличным человеком, тем, кто давал деньги нищим у магазинов, когда в карманах оставалась мелочь, кто имел крестников, придерживался общепринятых норм поведения и морали, любил детей, готовил нормальную еду, голосовал за соцдемов из сострадания к тем, кому хуже жилось, и в остальном тоже соответствовала некому эталону. Но, когда дошло до дела, она оказалась трусихой. Оттащила жертву подальше от дороги, а потом сбежала. Кто отреагировал бы так же, став соучастником убийства? Только самая дрянная личность. Вот и весь сказ. В какой-то момент Анна чуть ли не начала мечтать о том, чтобы ее внезапно поразила тяжелая болезнь, вытеснившая из головы все воспоминания о случившемся. Например, она могла бы стать настоящей психопаткой. Но на смену этим мыслям быстро пришли размышления о том, кем была эта женщина, имела ли она семью. Анна не смогла определить возраст бедняжки. Она могла быть старше ее, но могла быть и ровесницей. Похоже, у нее просто была тяжелая жизнь. А вдруг у нее были сыновья или дочери, которые сейчас тоскуют по маме и которым, возможно, никогда не суждено будет узнать, что с ней случилось? Да что она вообще делала поздно вечером одна посреди леса? Хотя ей особо и не хотелось это знать. Насколько Анне было бы легче, если бы незнакомка оказалась абсолютно никчемным человеком, если бы она никогда ничего не узнала о близких несчастной. Ведь, окажись в это дело замешанными маленькие дети, насколько труднее Анне стало бы жить при мысли о содеянном.
– Мне надо отдохнуть вечером, – сказала она. – Мои нервы на пределе.
– Хорошо, – согласился Магнус, хотя и скорчил страдальческую гримасу.
Она видела, как муж лихорадочно размышляет, пытаясь отделаться от неприятных обязанностей.
– Я могу забрать детей из садика, – продолжил он. – Это не составит труда. А на занятия у меня будет целый день. Ты, пожалуй, сможешь сходить в кино после работы?
О проекте
О подписке