© Клеванский Кирилл

© ИДДК

* * *

Глава 936

– Кажется, на этом все. – Чин’Аме, следивший до этого за ходом поединка между бастардом племени Лазурного Облака и рабом бога войны, нервно теребил свисавшую до пояса ленту тюрбана.

Это не могло укрыться от внимания Моргана. Хотя в данный момент его больше волновала не заинтересованность мастера-дракона в мальчишке, а сам мальчишка.

Хаджар Дархан – очередная мелкая рыбешка в местном пруду, которая возомнила себя карпом, способным преодолеть законы неба и земли и переродиться Хозяином Небес.

Таких на памяти Моргана было столько, что не хватило бы волос на головах всех придворных дам, чтобы их сосчитать.

И каждый раз император использовал их в своих целях, а потом выкидывал за ненадобностью в большой мир, где их съедали более крупные рыбы.

Но с Дарханом… видят боги и демоны, с ним что-то было не так. Он обладал не просто невероятной способностью выбираться из всех передряг, куда по собственной глупости попадал, но при этом и выходить из них с пользой для себя.

И сам факт того, что император знал имя и предысторию простого Рыцаря духа, уже впечатлял.

Хотя, разумеется, самую значимую роль в сложившейся ситуации сыграл именно Орун.

– Молодому Хаджару еще есть куда расти, – улыбнулся Чин’Аме.

В этот самый момент рыжеволосый Танигед нанес мощный удар в грудь Дархану. Морган прекрасно понимал, что если бы второй по силе из великих героев собирался убить его подданного, то у Дархана не было бы ни шанса.

Морган потер правое плечо. Там, под дорогими одеждами и сложными узорами татуировок, был спрятан шрам – напоминание о временах, когда они с Танигедом сражались друг против друга.

Тогда рыжеволосый боец еще не был подданным Ласкана, а выступал в роли наемника, который сражался за ту империю, которая ему больше платила.

В ударе, который разорвал Божественные доспехи Зова молодого Дархана и, пробив им несколько тяжелых скал, протащил по небу сотню метров, Танигед, как рассудил Морган, не использовал и половины своей силы.

Лишь шесть человек во всех семи империях могли сравниться с Оруном в силе. И, что пугало, четыре из них жили именно в Ласкане.

Подобный перевес в качестве, а не количестве великих героев и заставил Дарнас уйти вперед в техническом развитии. “Ярость смертного неба” – судно, которое обеспечивало баланс на чаше весов разгорающейся войны.

Вот только императорами не становятся те, кто не могут просчитать хотя бы на десять шагов вперед. Если регент-мать ласканского императора (у которого еще и волосы на яйцах не отросли) соизволила перейти границу, значит, у нее был план.

План, деталей которого Морган не знал.

Пока не знал…

Взгляды Танигеда Облачного и Моргана Бесстрашного пересеклись. Старые враги, не раз сходившиеся в смертельных поединках, они коротко кивнули друг другу в знак признания. Затем Танигед с телом Дерека Степного на плечах исчез в своей технике “Шага сквозь облака”.

Пожалуй, единственная техника в семи империях, которая была равна по скорости “Шагу белой молнии”. Легенды гласили, что их создал один и тот же адепт, достигший бессмертия.

Кстати, о бессмертии: надо будет взять с ректора “Святого Неба” определенные клятвы и немедленно записать столь важную информацию исключительно для библиотеки императорского рода.

Даже намек на обретение бессмертия может перевернуть ход вой…

– Ваше императорское величество, – вдруг согнулся Чин’Аме. Взгляд его был направлен далеко на запад. Куда-то за горизонт.

Ректор и император в который раз переглянулись. Лишь они двое во всем Дарнасе знали, куда именно смотрел мастер-дракон. Взгляд волшебника был направлен на его родину – на землю сеньора всех семи империй.

Страну драконов.

– Если это как-то связано с задержкой дани, великий Чин’Аме, мы…

– Нет, юный Морган. – Глава павильона Волшебного Рассвета выпрямился. По его лбу стекали капли пота, а из носа струилась волшебная кровь. Даже одной ее капли хватило бы, чтобы заставить алхимиков Даанатана в прямом смысле слова рвать друг другу глотки. Мерцающая, искрящаяся наподобие жидкого кристалла, кровь дракона считалась невероятно могущественным ингредиентом. – Ты знаешь законы – пока вы с Ласканом в состоянии прямой войны, Рубиновый Дворец позволяет вам отложить выплату дани до ее окончания.

Император кивнул. Древний закон, который установили еще несколько эпох назад. Закон, который наряду со многими позволял семи империям практически не чувствовать на себе присутствия сеньора. Они были настолько независимы, насколько вообще в этом мире сильных может быть независим тот, кто не является сильнейшим в регионе.

– Нас призывают обратно на родину. – Чин’Аме достал платок, вытер им каплю крови и, аккуратно сложив, протянул Моргану. – Передай это юному Хаджару Дархану. Скажи, что разговор, который мы с ним имели, теперь жизненно важен для него.

– Конечно, великий Чин’Аме, – с легким поклоном император принял платок.

Не время и не место показывать, что он в очередной раз поражен тем, что этот адепт уже успел и с мастером-драконом парой слов перекинуться. Причем так, что между ними явно образовалась какая-то связь.

Перед тем как превратиться в волну незримого света, Чин’Аме бросил последний взгляд на поле битвы. Вернее на то, во что сражение двух адептов превратило некогда красивую равнину, которая успокаивала душу Моргана.

Пройдет еще около года до того, как восстановятся потоки Реки Мира и та смоет с лица земли урон, нанесенный адептами. Равнина обязательно вернет свой прежний облик… пусть и не сразу.

– Бедная девочка… – прошептал Чин’Аме. – Встретить истинного спутника жизни и потерять его… я буду ждать песни бардов об этом дне, юный Морган. Передай ей от меня.

Чин’Аме исчез – настолько быстро, таинственно и мистично, что, в отличие от техник перемещения Танигеда или Хаджара, Морган не смог не то что почувствовать, но даже интуитивно ощутить момент, когда мастер-дракон покинул его дворец.

Единственное, что он видел перед собой – лежащую на парапете простую нефритовую заколку для волос. На ней было начертано несколько символов на драконьем языке.

Языке, который, имея словари и азбуки, не мог выучить ни один смертный и даже бессмертный. Лишь драконы умели на нем общаться.

– Мой император, – внезапно поклонился ректор, – я не ослышался? Он действительно сказал “нас”?

– Да, ты не ослыш… – Морган внезапно осекся. За последний час произошло так много выбивающихся из его поля зрения событий, что он, будто неопытный мальчишка, не смог зацепиться за оговорку мастера-дракона.

Проклятье…

Проклятье!

Получается, все это время по его земле ходил еще один представитель драконьего племени, а Морган об этом даже не знал. Но… император драконов не стал бы призывать в свой дворец всякую мелкую сошку. Чин’Аме занимал в стране драконов позицию, сравнимую с той, которую имел стоящий рядом с Морганом ректор “Святого Неба”.

А значит, император собирал только цвет общества.

Только вот что представитель высокого круга страны драконов забыл в Дарнасе?

И, самое главное, почему Морган ничего об этом не знал?!

Император коснулся медальона на своей груди и, посылая внутрь искру воли и энергии, буквально прорычал:

– Глава Тайной Канцелярии!

А затем, повернувшись к полю битвы, глазам нашел девушку, о которой говорил Чин’Аме.

Проклятье богов и демонов!

И почему это должна быть именно опальная Динос…

Глава 937

Анис, прикрыв рот ладонями, смотрела в бессильном порыве как-то помочь на то, как из кричащего в безумной агонии Гэлхада выходят потоки зеленого света. Из прорезей сочленений доспехов, из забрала шлема, из каждой мелкой щели к небу устремлялись потоки отвратной, мертвенной энергии.

Гэлхад при этом кричал так, будто из него вынимали душу.

Анис лишь беззвучно роняла слезы. Неспособная никак помочь, она сидела на коленях рядом с возлюбленным.

А затем все прекратилось. Свет исчез, и Гэлхад замер. Секунда, две, три – ничего не происходило.

– Анис… – внезапно донеслось из недр шлема.

Эхо, которое Анис услышала, на мгновение ее удивило и ужаснуло. Звучало так, как если бы в огромный рыцарский доспех обрядили кого-то, кому тот был велик втрое или даже вчетверо. Впрочем, уже меньше чем через удар сердца волнение сменилось радостью.

Радостью от осознания, что возлюбленный снова с ней.

Она так хотела увидеть его лицо. Провести пальцами по вьющимся волосам, заглянуть в родные глаза.

– Сейчас, подожди, – сквозь слезы улыбнулась мечница. – Я помогу тебе.

Она потянулась пальцами к шлему, но ее руку перехватила латная перчатка. С трудом, тяжело, медленно. Буквально за мгновение до того, как Анис смогла отщелкнуть застежки на кожаных ремнях.

– Нет… не… надо, – очередное эхо от слегка булькающего хрипа. – Не хочу… чтобы ты… видела… таким.

Анис не раз и не два становилась свидетельницей того, как умирают от ран бойцы. Она не была опытным военным или лекарем, чтобы по звуку определить характер раны, но то, что она услышала, не оставляло сомнений.

Гэлхад был тяжело ранен. Настолько, что кровь скопилась уже не только в легких, но и в остальных внутренних органах.

– Тебя нужно срочно к Марнилам! Тетя Доры что-нибудь прид…

Анис потянулась помочь Гэлхаду встать, но латная перчатка не отпускала ее запястье.

– Не надо… – повторило эхо. – Мне… уже… не помочь.

– Что такое ты говоришь?! – Слезы вновь потекли из глаз Анис. – Конечно, я помогу тебе! Ты просто бредишь немного, вот и все…

– Посмотри… через… реку.

Анис замотала головой. Настолько яростно, что ее собранные в пучок волосы разметались по плечам. Она заранее знала, что именно увидит, когда посмотрит на Гэлхада сквозь Реку Мира, но все же…

Она лишь приговаривала:

– Все будет хорошо. – И ее слезы стучали по забралу латного шлема. – Пойдем… поднимайся… все будет хорошо…

– Посмотри! – из последних сил, заходясь в смертном хрипе, закричал Гэлхад… или то, что от него осталось.

Анис посмотрела. Прикрыв глаза, она обратила свой взор к безмятежным потокам Реки Мира. Все сущее было заключено в ее холодные объятья. Все, что когда-либо ходило под светом холодных звезд, да и сами они – все зримое и незримое.

Река Мира была всем, и в то же время она существовала лишь в той тонкой грани, которая соединяла четыре мифических мира. Кто-то даже говорил, что она и была их границей.

Реальность исчезла – ее заменили нити энергий, сплетавшиеся в формы, которые не мог вообразить себе ни один смертный. Ибо представить даже простой камень как невероятно сложную энергию им было неподвластно.

Каждый адепт при взгляде через Реку Мира выглядел как сложная система из энергетических каналов: рек и узлов – врат. Но то, что предстало взору Анис, когда та посмотрела на Гэлхада…

Это было ужасно.

Пугающе настолько, что лишь чудом мечница сдержалась, чтобы не отшатнуться в ужасе от увиденного. Чтобы Дерек ни сделал со своим пленником, он не оставил от него ничего человеческого.

Во всяком случае, живого человеческого.

Боль, которую в данный момент должен был испытывать Гэлхад… Анис не могла себе представить подобные муки.

Латная перчатка, дрожа и шатаясь, поднялась на уровень лица Анис.

– Не… плачь… любовь… моя. – Железный палец вытер слезу на щеке девушки. – Я… хочу увидеть… твою улыбку… в последний раз.

Анис улыбнулась. Сквозь слезы. Сквозь душевную боль. Сквозь бессильное отчаянье, которое пожирало ее изнутри.

Гэлхад смотрел на нее. На черные как ночь волосы и светящиеся изумрудами глаза. Она была прекрасна. Прекрасна в каждом движении длинных ресниц, в каждом вздохе коралловых губ, в каждом изгибе белоснежной кожи и смешливом подмигивании незаметных веснушек.

Те несколько скоротечных лет, которые он провел, держа ее в своих объятиях, были самыми счастливыми в его жизни.

– Мы… победили?

Анис кивнула.

– Ты победил, – прошептала она.

Гэлхад откинулся на спину. Его рука скользнула на живот возлюбленной. Где-то рядом ударила белая молния. Из нее вышли Том, Эйнен с Дорой и Хаджар.

Они рванули было к нему, но тут же застыли. Их взорам предстало то же зрелище, что увидела и Анис.

Гэлхада уже было не спасти. Даже величайшая из магий исцеления не помогла бы сейчас. Просто потому, что она была направлена на сохранение жизни. И невозможно ее сохранить там, где уже властвовала смерть.

На земле лежал не живой Гэлхад, а мертвый. И лишь по какой-то мистической, таинственной причине он все еще не покидал пределов мира живых.

– Друзья… мои, – прошептал он, глядя на лица четырех адептов. – Для меня… было… честью… биться с вами.

Они подошли к нему. Встали рядом и, обнажив оружие, вонзили его в землю. Высшее проявление уважения перед адептом. Высшая почесть, которую можно заслужить в этом мире…

Теперь Гэлхад это понял.

Понял, что счастье было так близко.

Что счастье – было.

И оно было вовсе не в пути развития, вовсе не в силе…

Он посмотрел на возлюбленную, на друзей, которые когда-то были его врагами.

Вот оно – счастье.

– Назови его… назови моего сына… – хрипел он, чувствуя, как длань праотцев уже простирается над ним. – Асмерхэд.

– Асмерхэд, – улыбнулась Анис. – Безмятежная вершина.

– Я… буду… ждать тебя. Но… молю… не торопись… ко мне.

Она еще сжимала латную перчатку, когда то, что заменяло Гэлхаду жизнь, покинуло его тело. Стеклянные глаза смотрели на плывущие по небу безмятежные облака…

Под ними кружили вороны.

В недоумении они смотрели на поле битвы, после которой осталось всего одно тело – все остальные мертвые исчезли прахом, когда погиб Дерек.

Десятки тысяч убитых легионеров и ни одного тела, чтобы опустить знамена перед жаром погребальных костров. Не над кем спеть тризны.

Лишь груды порванных и истерзанных доспехов.

Воинов прошлого и воинов настоящего.

И над ними, блестящими под жарким солнцем, разлетался плач женщины, которая потеряла на войне своего возлюбленного.

* * *

Костер к ночи все же сложили. Огромную башню из дерева построили за единственной оборонительной заставой, которая уцелела в битве. Но на ней не было тел. Только доспехи и клинки. Их плавили, отдавая дань памяти тем, кто ушел в битве.

А на вершине костра лежал могучий рыцарь, сжимавший лежавшую на груди секиру.

В руках Анис все еще пылал факел, которым она подожгла хворост под башней. На ее щеках так и не высохли сползающие к подбородку слезы.

Левой рукой она держалась за низ живота.