Корректор Александр Барсуков

Дизайнер обложки Кирилл Берендеев

Иллюстрация на обложке Фран Сото

Редактор Павел Амнуэль

© Кирилл Берендеев, 2025

© Кирилл Берендеев, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0065-6206-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шаг в темноту (предисловие)

Человека всегда манило и пугало непознанное, особенно, находящееся где-то совсем рядом от дома. С давних, еще кроманьонских времен у него сложилось такое ощущение, когда мир был велик, а познанное пространство ограничивалось местом охоты и стычек с соседними родами. С течением тысячелетий это крохотное пространство, точка на карте местности, начало расти и расширяться. Еще до появления карт торговцы, ремесленники и ловцы удачи устремлялись в неведомые края за тем манившим приключением, о котором после рассказывали у костра новым и старым близким. Но только в эпоху античности мир стал стремительно сужаться. Купцы, пилигримы, колоны и рабочие, свободные и зависимые, беглые и отправившиеся «в отход», они первыми начали объединять расползшееся в неолите по глобусу человечество, забывшее за тысячи лет о своих братьях по крови и с великим подозрением, если не ненавистью, смотревшее на чужаков. Больше всего в этом преуспел Рим, для которого путешествия стали почти нормой, а далекие и близкие страны перестали быть предметом сказаний и мифов, превратившись либо партнеров, либо в вассалов. Торговые пути протянулись до Индии и Китая, минуя тысячи километров и месяцы пути. Товарооборот составлял десятки миллионов сестерциев, а на привезенные товары жаловались местные умельцы – чужестранный демпинг мешал их заработку. Те же недавно завоеванные галльские ткачи страшно возмущались дешевизной индийских тканей, и через две тысячи лет все вернулось на круги своя.

Иллюстрация Пола Чена

Вместе с падением величайшей империи античности, пришли те Темные века, которые поселили прежние, кроманьонские страхи в душах людей. Дороги стали неспокойны, в лесах поселились разбойники, а поля окутали сонмы кочевников с востока. И пусть прошли века, новые правители усмирили лихих людей, создав защиту от своих и чужих напастей, страх никак не желал уходить. Он и поныне с нами. Он питает те легенды и мифы, которыми мы так любим пугаться, слушая истории у открытого огня, этого символа ветхозаветной древности, перенесенного в наш уютный, комфортабельный, привычный мир. Порой нам просто хочется вернуться в те неспокойные времена, но с единственным условием – при самом великом ужасе немедленно возвратиться назад. Иначе что это за страшная история, откуда нет выхода?

Когда глобус окончательно закруглился, пришло время новых преданий – так зародился жанр фэнтези, подавивший нам сказания земель, о которых мы узнаем лишь со слов писателей и куда иным способом не добраться. Но и мистика переживает бум, в том числе хоррор. Ведь так хочется хоть краем глаза взглянуть на жизнь далеких предков, подаривших нам столько легенд и преданий седой старины. На них мы основали свою цивилизацию, чего скрывать. Подвиги Геракла и путешествия Одиссея стали частью культурного наследия, нас самих. Неудивительно, что мы хотим продолжения этих историй, всегда приятно, когда легенды оживают.

Но вместе с этим желанием, нас, нашу цивилизацию последние десятилетия преследует навязчивый страх перед непонятым до конца стремительным научно-техническим прогрессом. Соединяясь, это дает удивительные плоды, создающие тот мистический настрой, которым мы полнимся ныне. Старинные легенды, они ведь не на пустом месте создавались, как кажется нам, а значит, имеют под собой какое-то важное обоснование, которое именно сейчас, в пору НТР, можно постичь. Мудрецы древности и поныне хранят то сокровенное великое знание, которое следует осмыслить сейчас, соединив с новым, в котором, честно признаться, сам черт ногу сломит.

Так, на стыке мистицизма и науки, рождается наша вера в новое чудо. В непонятые пока, а потому не принятые законы мироздания, основанные на квантовой запутанности и парадоксах Эйнштейна-Розена. Это непонятое мы пытаемся осмыслить через давнопрошедшее. Мы постигаем, уходя в прошлое, где будущее соединяем с ним во что-то невообразимое, что обычно и зовется мистикой. Это и дает повод постичь наше мироздание, примириться с ним и понять ход его бытия. Из чего-то подобного и соткалось большинство рассказов данного сборника, в которых автор честно попытался связать науку и чудо, чудесную науку, если позволите, чтобы заглянуть в самую сердцевину человеческого существования, найти там самого себя – и всех нас, если к тому достанет таланта и везения.

А что из этого получилось, решать вам, читатель. Автор искренне надеется, что вы будете не слишком суровы к моим попыткам.

 
Приятного чтения!
С уважением,
Кирилл Берендеев
 

Тьма за плечами

Дорога кончилась неожиданно. Машина, прежде гнавшая по шоссе, вдруг притормозив, резко свернула на боковую грунтовку – о чем Тимофей, запертый в багажнике, догадался уже по тому, как его стало потряхивать на каждой кочке. Скорость тотчас упала. Отец никогда не считался мастером езды по бездорожью, а в темноте подступающей ночи и подавно. Да и никуда не спешил, вел не спеша, стараясь не сесть брюхом на особенно заезженном участке. Наконец, «шевроле» остановился. Отец выбрался из машины, хлопнув дверью, но не пошел к багажнику, чего всю дорогу боялся Тимофей, какое-то время стоял, не шевелясь, видимо, разглядывая битую дорогу. Чертыхнулся, снова открыл дверь.

И тут случилось странное. Отец, здоровый мужик, вдруг отскочил от машины, даже его пленник явственно почувствовал испуг в этом движении. Прохрипел что-то невнятное, потом рявкнул:

– Ты что, ты… уходи, поди прочь!

Но это куда больше походило больше на просьбу, чем на приказ. А затем… Тимофей услышал странный всхлип или протяжный вздох, потом хруст, нечто подобное резкому, стремительному удару после которого «шевроле» буквально содрогнулся. А затем наступила тишина.

Он вздрогнул, вжался в запаску, не дававшую ему свободно повернуться во время всей поездки. Ойкнул, почувствовав как спина отозвалась болью. Никто не откликнулся, Тимофей сперва несмело позвал на помощь, а поскольку никто не откликнулся, все настойчивей стал кричать, призывая неизвестность. Страх, охвативший его при съезде на грунтовку, нет, еще раньше, когда отец бросил его, точно кутенка, в багажник, вдруг схлынул, казалось, больше и сильнее бояться просто нечего. Возможно, сейчас отец передумает, возможно, он просто разыгрывал этот спектакль, чтоб проучить его. Хотя Тимофей тотчас вспомнил его глаза, черные, безответные, и внутренне поежился. Попытался повернуться, затем постучал в крышку и снова позвал.

– Сейчас, – донесся до него незнакомый голос. Девичий, молодой, он даже не сомневался в этом. Не успел удивиться, как крышка распахнулась. А вроде бы отец запирал его на ключ, после того как бросил, нет, с уверенностью сказать он не мог. Видимо, нет. Хотя что-то дзынькнуло неприятно в тот миг, как свежий воздух ворвался в легкие.

– Опасности нет. Давай, вылезай. – сказали ему. Тимофей повернул голову на голос, привычно, бездумно. Поискал связанными рукам край багажника. Тело ломило, он с трудом распрямлялся. Отец вез его не меньше часа в заваленном барахлом кузове, он даже не понял, насколько сильно его придавило.

– Сейчас, сейчас, – принялся бормотать мальчуган, пытаясь унять боль и дрожь. Протянул вперед руки. – Ты кто?

Что-то беззвучно разрезало веревку, с той же легкостью, с какой нож пронзает масло. Тимофей едва не упал, ощутив свободу. Кисти горели огнем.

– Давай руку, ну, что застрял?

– Я… я не вижу.

– Ты что, слепой? – удивилась она. Тимофей кивнул, и тут же подтвердил ее предположение:

– Да. Только не с рождения, с восьми лет.

– А я думала… – она помолчала. – Извини, сейчас помогу. Меня Мина зовут, а тебя?

Иллюстрация Джима Купера

– Тимофей. Спасибо, – сильные руки буквально выволокли его наружу. Сейчас девочка, а в том, что это его ровесница, сомневаться почти не приходилось, верно, осматривала извлеченного из багажника пацана.

– Тебе лет сколько?

– Двенадцать… скоро. А тебе? – нерешительно прибавил он. Мина немного замешкалась, прежде чем ответить.

– Да столько же, я чуть тебя постарше. Мне уже полгода как исполнилось – немного глухо произнесла она. – А ты легкий, – и тут же: – Этот урод тебя что, стащил и не кормил вовсе?

Тимофей нерешительно пожал плечами, потом вздрогнул. В самом деле, сегодня он поесть не успел, отец пришел домой пораньше, запер сына в комнате, потом звонил начальству, сообщая, что выходные проведет на природе, а напившись…

– Он не похитил, – не слишком решительно произнес мальчик. – Он просто…

Сказать было трудно. Что правду, что неправду.

– Покататься повез, да? – хмыкнула Мина. И тут же прибавила: – Давай, колись, что случилось? Ты знаешь этого мерзавца? Он ведь с топором приехал, думаешь, просто так здесь остановился?

– А где мы?

Она помолчала. Потом произнесла с ноткой грусти:

– Выходит, действительно слепой. Вон указатель – «Гнилая топь». Знаешь это место? Тут санаториев нету.

Он кивнул, сглотнув машинально слюну. Страх продрал тело, запоздалый, а потому особенно жуткий. Только сейчас поверилось в то, что с ним происходило последние дни, недели, месяцы. А может с того самого момента, как мама ушла. Почему, зачем, куда? На все эти вопросы Тимофей, как ни старался, ответа не находил. Отец поначалу отвечал односложно, а после и вовсе перестал. Когда сын ослеп, несколько месяцев терпел, вызывал докторов, возил на разные процедуры и обследования. Потом то ли деньги кончились, то ли терпение. Ведь не физическое заболевание, как сообщила медицина, а чисто психологическая травма – из-за ухода матери. И того, что отец стал пить, чего мама не разрешала ни под каким соусом, а затем поднимать руку на беззащитного. Мальчик молчал, прятался, старался как мог, не попадаться на глаза, два раза даже пытался бежать из дому, но разве он мог управиться с отцом? Разве смел возражать? Все считали того несчастным, искалеченным подлой женой чуть не вдовцом, на которого свалилось еще одно несчастье, а потому словам Тимофея верить отказывались категорически. Тем более странно, он ведь показывал синяки, ну или ушибы, но ведь он слеп, мало ли где и что пацан нахватать, а отец у него хоть и суров, но справедлив и честен. Во всяком случае, в районе именно такое мнение у соседей сложилось. Пусть и пить начал, но поди не запей, когда такое навалилось.

Даже сегодня, когда отец говорил соседям, что уезжает по делам, что нашел, кто присмотрит за мальчуганом, те соглашались, а тетя Роза так и вовсе порадовалась найденной няне, видимо, считая, что та войдет в жизнь Тимофея новой мамой. Он, связанный в багажнике, даже не посмел возражать, стучать или звать на помощь. Не смел, потому что боялся, что его найдут, что отец озвереет и отмутузит его пуще прежнего, что тугая на ухо тетя Роза, не поймет или не сочтет нужным поверить. Да много чего. Он ведь до последнего и сам не верил в задуманное отцом. До освобождения вплоть. До Мины. А если б отец выволок его, как планировал, потащил в лес, что тогда? Стал бы кричать, сопротивляться? Стал бы? Или по-прежнему считал все это проверкой, которую отец, напившись, устраивал ему по любому поводу. Просто потому, что зол, неудачлив, потому как сын ослеп и неспособен ни к чему более, а больше потому, что устал от Тимофея. Тот вроде все понимал и в то же время – не верил.

Тимофей снова помотал головой, но уже прогоняя прежние мысли. Мина же расценила его жест иначе:

– Что не веришь? Рукой можешь пощупать, вот знак, – она толкнула пацана поближе к столбу, на котором на небольшой высоте и вправду располагалась металлическая табличка. – Ну, чуешь пальцами, води, да выше, вот тут. Понял теперь, что ты и почему?

Он долго молчал. Потом кивнул. Потом спросил:

– А ты?

– И я, – хмыкнула его собеседница. И прибавила: – тоже. Не думай, не у одного тебя в роду сволочи. А мать умерла, поди, да?

– Нет, я… отец говорил, ушла. С тех пор я и не вижу.

– А он сам что, неужели не мог догадаться, что тебя вот этот подонок…

– Это мой отец…

Долгая пауза. Кажется, Мина задохнулась словами. Но потом пришла в себя. Резко произнесла:

– Значит, не зря я его… не зря. Мразь какая.

Тимофей похолодел.

– А ты… что ты сделала?

– Да ничего, – нервно произнесла она. —Ты думаешь для чего сюда люди, вообще, ездят? Думаешь, виды видеть? Тут же такое место, ты что не местный вообще, не в курсе, кто сюда заворачивает?

– Знаю, слышал. Сам несколько раз хотел пробраться.

– Зачем?

– Когда еще зрячий был, с друзьями. Потому что страшно и любопытно, наверное. Далеко, двадцать километров, но если на автобусе…

– А друзья твои что?

Он пожал плечами. Слепец оказался никому не нужен. Ни в школе, где его отказались учить, ни дома, как выяснилось несколько позже.

– Понятно, – подытожила Мина. – Значит, решил сам на месте побывать, где трупы разные находят. То искалеченные, а то и вовсе…

– Не надо, – попросил он.

– Значит, страшно было.

– Ты думаешь, мне сейчас не страшно?

– Я не знаю, – фыркнула Мина. – Вроде не должно. Отца нет, а…

– Вот это мне и страшно. Ты… ты вообще кто?

Некоторое время она молчала. Потом произнесла.

– Я же говорила, тоже пострадала от родителей. Как ты. С тех пор и живу тут.

– Давно?

Новая порция молчания. Мина будто пыталась сосчитать точно время своего пребывания в глухом, мрачном месте.

– Прилично уже. Тоже бросили, хоть не убили, думали, просто сдохну. Но выжила. Считай, выживальщицей стала.

– А как же ты?.. – она фыркнула:

– Поживешь с мое, поймешь, как и что.

– И обратно не хочется?

– Ты что-то разговорчив стал.

– Прости. Когда мне не по себе, я все время говорю. Чтоб понять, кто со мной есть или уже никого.

Девочка шмыгнула носом. Помолчав, произнесла:

– Понятно. Я здесь, не волнуйся. И не бойся, в обиду не дам. Ночь у меня переночуешь, а утром…. У тебя кто из родных остался?

– Только мама.

– А она убежала. Значит, ты как и я – теперь вольная птица.

– Да, но только я…

Спина неожиданно уперлась в машину. Тимофей ощупал знакомые обводы, нет, все верно, это отцов «шевроле». Обознаться трудно, вот царапина и вмятина от неудачной парковки у магазина, а вот тут должна быть… да точно есть, дырка вместо антенны. Вот и ручка двери. Мальчуган открыл замок, влез на место водителя. Неожиданно нащупал отцов пиджак, затем брюки. Вздрогнул и резко отпрянув, стукнулся затылком об край салона.

– Ты чего это?

– А что же это он… разделся?

– Чтоб не замараться. Топор нашел? Он у ручника. Да влезь, не бойся. Хочешь, я помогу.

– Я не беспомощный.

Он снова забрался внутрь. Бутылка, пачка сигарет, да, вот топор. Тимофей содрогнулся, попытался обернуться, железистый привкус от прикушенной губы не давал покоя.

– А как я должна с ним справиться? – продолжила Мина. – Он же так спокойно разделся, сложил вещи, вынул топор, пакеты и пошел к багажнику.

Тимофей смотрел в сторону голоса, ничего не говоря. Мина внезапно замолчала сама. Наконец, он спросил:

– Как ты догадалась, что в багажнике вообще кто-то?

– Дурочка, по-твоему да? Решила на мужика здорового напасть. Я думаешь, первый раз такое вижу? Да каждый второй, кто сюда приезжает вообще…

И резко выдохнув, замолчала. Тут только Тимофей понял, что все эти фразы она произнесла на одном дыхании, не прерываясь. Не видя человека, трудно с ним спорить, трудно даже спрашивать. Он снова вернулся к поискам в салоне. Зажигалка, салфетки, еще пачка сигарет, рубашка и майка под водительским сиденьем… да что же это, отец, выходит, совсем разделся, прежде чем…

Еще бутылка, пустая. Выходит, он и за рулем пил. Последний раз Тимофей ездил с ним – нормально – около года назад. Когда еще его только не выпускали из комнаты и били не чаще раза в месяц, после получки или перед получкой, короче, когда отец решал выпить бутыль-другую портвейна.

Он полез на заднее сиденье. Руки нащупали пакеты, один другой. Мина, должно быть следившая за ним, холодно произнесла:

– Я тоже сперва подумала, тушу разделать остановился. А потом сообразила, чего сюда за этим вперся, а не на обочине. Да и не сезон. Вот и поняла. По кускам и в болото, хрен тогда найдешь. Ну не сука, скажи?

Тимофей выбрался наружу, весь дрожа, закрыл дверь «шевроле». Долго молчал. Потом осторожно двинулся вдоль капота, дальше, еще дальше, шоркая ногами.

– Ты чего это?

Он не сразу ответил.

– А отец… тело его где?

– Оттащила уже, – спокойно ответила девчушка. – Не бойся, его вправду уже нет, если ты об этом. В болоте он.

Тимофей остановился, обернулся. Но обратно не двинулся, стоял, только сейчас осознав, что Мина не собирается лгать, что она действительно осмелела, подошла к здоровому мужику, который запросто мог надавать по морде любому, да и делал так не раз и не два, еще когда сын мог засвидетельствовать подобное, взяла топор, перепугала того до смерти, будто видом одним своим, а потом укокошила одним-двумя ударами. И утащила в бескрайнюю могилу топи. Когда только успела? Хотя сколько он пробыл в багажнике, в тишине, поджидая своей участи? Минуту или полчаса?

– Сколько сейчас времени? – вдруг спросил он. Мина должно быть пожала плечами, но потом спохватилась.

– Все время забываю, что ты… у меня часов нет, так живу. В вещах посмотри, телефон должен быть. Я гляну. А зачем тебе? Я ж сказала, ночь у меня проведешь, а там будем решать, что делать. Да, что же я это… говорю, говорю, а не приглашаю. Пойдем, покажу свою хибару. Не бойся, тут редко кто бывает…. Словом, машину не тронут. Завтра мы ее утопим. Пошли.

– Зачем? – просто спросил он. Мина хмыкнула, взяв его под руку. Тимофей тотчас подчинился и двинулся за ней. Девочка шла, деловито объясняя:

– Да на кой ляд она тебе, все одно не водишь. А мне неприятность может создать. Ну-ка найдут, доискиваться будут. И меня тоже сыщут. А мне обратно не хочется. Не на ту нарвались.

Она резко выдохнула и тут же замолчала. Потом произнесла совсем непонятное:

– Прости. Я… я привыкла одна, все больше жестами говорю, а ты ведь… пойдем. Да, я кредитку взяла и деньги, пригодятся. Ты худой какой, тебя ведь покормить надо.

– Да, я сегодня не ел. Прости, что напрашиваюсь…

– Да брось, что-то сейчас придумаю. Яблоки будешь? Хорошие. Есть еще крыжовник, потом… да что я, можно ж в город смотаться, там что прикупить. Я… понимаешь, у меня особо ничего нет, я гостей не ждала, а так уже днем поела.

Мина подхватила Тимофея покрепче, предупредив, что впереди лесок, и буквально потащила за собой. Сильная уверенная, она будто раздвигала ветви деревьев и убирала кочки из-под ног. Или предупреждала, когда не могла сделать чего-то подобного. Дорога к ее дому показалась мальчугану выстланной тартаном. Шли они минут пять, в разговорах, да за приказами Мины посторониться, отойти, перепрыгнуть или подлезть, время прошло незаметно. Тимофею слышался лишь лес, шумный, неспокойный, где-то высоко шелестящий кронами. Но у земли, среди болот, все оставалось тихо, сюда даже ветер пробраться не мог, верно, такая тут глухомань. Не зря говорила девочка, что только всякие подонки сюда и забираются, черные дела вершить.

– А я четко вижу, хороший человек или тьма за плечами. Оно по всему понятно, как идет, куда, с чем. Словом, так и научилась выживать.

– И не страшно?

– Им страшно. Сам знаешь, какие легенды у вас ходят об Гнилой топи. Все про ведьм, про леших, про оживших мертвяков, брр. Мерзость одна. А сами сюда приезжают, дела свои черные творить, так это нормально, думают мертвяки их за собой не потащат, они в болоте не утопнут. Топнут, как есть. Место да, оно такое, подонков не любит.

– Как же тут живешь-то? Я б не смог даже представить, – пробормотал Тимофей, спотыкаясь все же. Не успевая за ровным мерным шагом Мины, которая тащила и тащила его через дебри к жилью.

– Привыкла. А потом когда сама станешь частью этой дурацкой легенды, тебя тоже сторонятся. Это хорошо, я не люблю людей.

– А я… прости, я ведь…

– Ну я тебя спасла, стало быть, буду выхаживать. А ты думал, я сама лешачиха какая, тебя про запас поесть взяла? Ведь подумал, да?

Тимофей смутился. Мина рассмеялась, тонко, заливисто.