ГЛАВА 1

Город проклятых, город мертвых, город за гранью. Люди как всегда спешат по своим делам: работа, дом, заботы. И только я вижу, что они покрыты белой, тягучей паутиной, обволакивающей лица, тела, руки, обтягивая их словно саван. И эти ивы повсюду. Плачущие, скорбящие, сгорбленные до земли, обмотанные все той же паутиной. Она сдавливает их так сильно, что на землю у подножья ствола капают бурые, склизкие, слезы. Зловещее место, где каждое утро тетя Таня улыбается сквозь белеющую пелену на лице, натягивая нити паутины почти до разрыва. А потом дядя Паша медленно и скрипуче желает хорошего дня. Все это повторяется изо дня в день, будто хорошая традиция, но она плохая… Здесь все гнилое, дряхлое, ветхое и давно уже должно обратиться в прах, но каждое утро оно воскресает вновь.

Я работаю на площади в книжной лавке, где все шкафы затянуты хлопьями вездесущей паутиной. Чтобы достать нужную книгу, приходится долго разрывать белые нити пальцами, добывая столь желанный артефакт. На их страницах все очень радужно и всегда заканчивается хорошо, а тут серо и угнетающе. Только чтение сказок помогает мне переживать день за днём. Лавка не моя, но никто ни разу не приходил забрать прибыль. Складываю ее в большую жестяную коробку и прячу за шкаф в мягкий клок паутины. Потом иду домой через весь город, я живу одна на отшибе. Как здесь оказалась, не помню. Были ли у меня родители, сестры или братья – не знаю. Просто каждый день хожу на работу и читаю сказки. И кажется, что была здесь всегда. Но я не хочу здесь быть!

Но самое ужасное начинается, когда на серый мрачный город удушливым, плотным одеялом ложиться черная, непроглядная тьма. И до ее наступления непременно нужно добраться до дома, и я каждый вечер со всех ног спешу туда. Пробегаю мимо постового, он единственный кто вечером не торопиться в укрытие, а стойко ожидает ночи на улице. Никто больше не решается оставаться снаружи в это время суток. Его фамилия Багров – и это все, что я знаю. Ни имени, ни отчества, ни того как он переживает эти ночи. Кстати, постовой не затянут паутиной, как все остальные, и я даже могу разглядеть его глаза, но в сумерках никогда не различаю их цвета. Наверное, серые, как и всё вокруг.

Багров всегда желает мне спокойной ночи. А я знаю, что ничего кроме "спокойной ночи" у меня и нет. Но сначала надо добраться до дома, запереться как следует, закрыть ставни и лечь на койку. Теперь главное уснуть, а это совсем не просто. Тьма забивается в окна, в двери, в замочные скважины, в дымоходы. Она словно дышит там за стенами, заставляя их дрожать от страха. Но потом приходит он – морфей. Мне снятся красочные сказки, которые читала в лавке днем. И только во сне я по-настоящему счастлива, но снова наступает день и все начинается сначала…

Я хожу на работу, встречаю людей в паутине, которые, как и прежде приветствуют меня, желают доброго утра и спокойной ночи. В ответ лишь натягиваю улыбку на лице и отвечаю: «И вам», «И вам», «Ивам», «ивам». Проклятый город Ив. Интересно, я тоже замотана в эту белую дрянь? Не чувствую, чтобы она забивалась мне в рот и глаза, но люди тоже ее не замечают. Я не могу увидеть свое отражение, все зеркала в городе и поверхности, как говорят, которые раньше могли отражать, стали черными. И лишь за городом в реке, сплошь поросшей плакучими ивами, рассказывают, можно увидеть свой облик. Но туда никто не решается пойти, и все продолжают жить в неведении, не желая знать. Но это говорят не люди на улице. Это шепчут мне голоса перед сном, которые пытаются не дать мне уснуть, чтобы вновь смотреть мои сказки. Они забираются в щели, зарываются под одеяло и лезут прямо в уши: «Иди к реке, иди к реке, иди…» Не иначе, я просто городская сумасшедшая или… Что тогда случилось с этим городом, что случилось с нами?

Я долго смотрю на тетю Таню. Муха запуталась в паутине на ее лице возле носа и монотонно и противно жужжит.

– Здравствуйте, доброго дня, – добродушно улыбаясь, говорит она мне в сотый раз.

– И вам.

Ее не беспокоит скисшее молоко, гнилые фрукты и плесневые булки на столике перед домом. Она будто не замечает этого, бережно раскладывая их для продажи.

Я пыталась заговорить с ней и дядей Пашей, пока они не исчезли. А люди здесь пропадали каждый день. Новые приходили, старые уходили. Город Ив был переходным пунктом, и никто здесь не задерживался. Все хотели покинуть это место, как можно скорее. Все кроме меня. По крайней мере мне так казалось. Дядя Паша и тетя Таня были здесь дольше всех. Когда я пыталась продолжить утренний разговор, они просто молчали, занимаясь своими делами. Да, и меня особо не разжигало любопытство. Мне тоже было словно все равно. Мы, как куклы, головы которых забиты ватой. Делали фантомные дела, что-то имитировали, как будто обычная жизнь продолжалась.

Весь этот механизм работал безупречно, и я не знала, как разорвать бесконечный круг. Пока не наступил день, который отказывался заканчиваться, солнце не хотело садиться, а свет не угасал. Люди обеспокоенно суетились на улице, уже покинули рабочие места, но и домой никто не шел. Все, словно обмотанные белыми покрывалами, нервно сновали туда-сюда. Пространство возле центральной площади наполнилось шумом, шепотом и суетой.

ГЛАВА 2

Одиннадцать дней до…

Раньше я не считала дни, думая, что застряла в паутине времени и ее одинаковых фрагментах, но не сейчас.

Стук в дверь становился все громче. Настойчиво долбился в моей голове, стучал пульсом в висках. Кто это может быть? Это они? Они хотят забрать меня? Мое время пришло? В черное запотевшее стекло окна ни черта не видно. Лишь темный, неясный, сгорбленный силуэт. Кажется, дрожь хватала за кишки и выворачивала их наизнанку. Стук не прекращался. Почему бы и нет – раз пришло время! Рука потянулась к ручке. Щелчок, и ещё, и ещё. Дверь медленно со скрипом открылась и …

За дверью низко опустив голову так, что не было видно лица стоял человек в длинном плаще. Я напряженно всматривались и не понимала, что будет дальше. Он стал поднимать голову и уперся в меня пустым взглядом.

– Багров, черт побери, зачем ты здесь? Как же ты меня напугал! Ведь нельзя? После захода солнца нельзя!

– Мне можно. Пустишь? Дверь надо закрыть изнутри, иначе произойдет…

– Пусть происходит. Не хочу больше прятаться! Не могу больше! Устала… – Слезы брызнули из глаз, делая меня слабой и глупой. – Заходи, рада быть не одна.

– Я просто здесь у входа посижу и с утра уйду. Не буду тебе мешать.

В эту ночь я спала как младенец: блаженно и сладко, чувствуя себя полностью защищенной. Багров и вправду просидел у двери всю ночь, а утром ушёл.

– Закрой дверь, пожалуйста, чтобы не было холодно и страшно. И поспи ещё немного, – тихо сказал он, выходя за дверь.

Следующим вечером он пришел вновь, неожиданно выпалив с порога:

– Я не должен быть здесь, но увидев в тебе остатки разума, я хочу, чтобы ты знала. Это чистилище. Вы те, кто застрял, пока качается чаша весов. Я здесь навсегда. Мои чаши остановились ровно посередине. Я ничего не вижу, как старый сторожевой пес – чувствую только запахи. Слежу за этим городом, чтобы люди исправно приходили и уходили. Не замечала, что многих уже нет? Может, думала, что просто не встречаешь их. Они покинули город. Ты тоже покинешь.

– Зачем ты мне это говоришь? Выходит, ты смотритель, а мы лишь прохожие, неизбежно идущие к своему суду и приговору. Даже не страж – надсмотрщик за осужденными?

– Получается так, – отведя глаза, протянул он.

– Подожди, но ведь сюда приводят наши поступки? Какой был человек, таким и останется. Каждый там, где должен быть. И приговор предрешен.

– Не всегда. Есть обстоятельства, в жизнь вплетаются чужие судьбы и беды. Много есть того, что ведет сюда. И здесь нельзя остаться навсегда.

– Но ты же остался? Ведь всегда есть выбор.

– Выбора не существует. Это лишь иллюзия, которую дают глупцам, – сухо ответил Багров.

– Кстати, а почему в городе Ив нет детей? Ни одного.

– Для них другие города. Города солнца!

Каждую ночь теперь он приходил, запирал дверь изнутри, закрывал тяжелые ставни, садился у двери и смотрел в пустоту до утра. А я наконец спала спокойно, тихо, без страха и ужаса за стенами. Они исчезли, испарились, перестали лезть в мой дом, под одеяло, под кожу. Я больше не чувствовала их, лишь покой, но одновременно радужные сны прекратились. Возможно, я бы согласилась остаться здесь навечно, в этом окутанном туманом, оплетенном паутиной, омытом слезами плакучих ив городе. Но конец был неизбежен, как говорил Багров. Чаши медленно качались из стороны в сторону. Я чувствовала их движение физически, ощущала тяжесть и холод. И не знала, что будет со мной дальше, а это было еще страшнее. Со временем Багров начал ложиться спать у моих ног на кровати. Мы много разговаривали перед сном ни о чем и обо всем на свете.

– Я все чувствую. Я знаю все, что было до и все, что происходит здесь. Но что там дальше мне неизвестно. Моя судьба остаться на этом рубеже навсегда. Я знаю истории всех, кто находится тут. А ты, ты тоже можешь немного – ты слышишь зов города. Ты какая-то особенная и пахнешь детскими сказками.

– Ты сказал, что я пахну сказками. А чем пахнет тетя Таня?

– Она пахнет пирогами и грязными тряпками.

– А дядя Паша?

– Столярной мастерской, свежей стружкой и не проходящими от заноз гнойничками на пальцах.

– А имя? А имя? Как тебя зовут? Как меня зовут?, – не унималась я.

– Ну, и накопила ты вопросов за прошлую ночь, – ухмыльнулся он, – Здесь нет имен, лишь фамилии, скорее клички, как у собак. Имена остались там за гранью. Здесь безымянная территория. Теперь ты без имени…

– А как же тетя Таня или дядя Паша?

– Ну, это же ты придумала. Ты ведь никогда не спрашивала их, просто сама так решила.

– А расскажи их истории. Ты же сам сказал, что знаешь их все. Или этого нельзя делать?

– Почему же? Таких запретов нет. Истории тети Тани и дяди Паши до боли похожи. Дядя Паша служил в горячей точке. Вернулся домой, женился, работал в столярной мастерской. Но вот очень любил закладывать за воротник. И однажды в пьяном угаре он убил свою жену. Проснувшись в ужасе, сам пошел с повинной. Сожалел о содеянном всю свою жизнь, потому что роднее жены у него никого не было. И умер в тюрьме.

– А тетя Таня?

– Тетя Таня зарезала мужа по пьяни, когда тот кидаться начал. Защищалась. На суде версию с самозащитой рассматривать не стали, дали десять лет. Она тоже раскаивалась в содеянном, ведь была между ней и мужем когда-то любовь. Но больше сожалела о том, как несправедливы суд и жизнь. На свободу она так и не вышла, в тюрьме ее убили сокамерницы.

Однажды я рассказала Багрову, что хочу пойти к реке и слышу голоса, которые зовут меня туда. Он ответил, что лучше этого не делать. И мы больше об этом не разговаривали. Но все же мне хотелось знать больше об этом городе.