Глава 1

– Лика, матрешка, а ну, вернись! Кому я сказал! – несся вслед девушке крик из распахнутой двери. Звук отскакивал от стен ночного дома и отдавался эхом в подъезде.

На ходу натягивая кроссовку, Лика мчалась вниз по лестнице и… хохотала. На следующем пролете она оглянулась: отец стоял, тяжело навалившись на косяк, и грозил ей кулаком. Взлохмаченные волосы, покрытый щетиной подбородок, желтые зубы в оскале рта – именно таким она знала его последние пять лет. Тонкие ноги выглядывали из широких семейных трусов, расстегнутая ширинка зияла темной прорехой. Лика сразу отвела взгляд: страшно. Нет, она знала, что находится между ног у мужчин, но увидеть это у отца не хотела.

– Если ругаться не будешь, вернусь, – огрызнулась она. – Опять с алкашами в баре нализался?

– Ах, ты! Мелкая! Отца поучаешь? – далее понеслась непереводимая брань, а следом в голову девушки полетел отцовский ботинок.

Лика ловко увернулась, поймала грязную обувь и аккуратно поставила в уголок площадки: утром, когда проспится, найдет. Сердце невольно сжалось: совсем отец опустился, после смерти мамы будто и жить перестал.

Она так и выбежала из подъезда, прихрамывая и постоянно наступая на незавязанные шнурки. С отцом шутки плохи, но сегодня он просто превзошел себя: так на нее набросился из-за пустяшного проступка.

– Паду-у-у-маешь, пришла утром с дискотеки! Сам молодой не был, что ли? А когда на них еще ходить? Когда песок из задницы посыплется? – весело спорила с отцом Лика, стоя на крыльце дома и не зная, куда пойти.

Она, конечно, поспала бы где-нибудь в укромном местечке часок до работы, но такого на примете не было. Отец знает всех ее подруг и знакомых, а они – вредный характер папаши. И угораздило же ее прийти как раз в тот момент, когда драгоценный родитель выполз из спальни в туалет.

Лика опустилась на скамейку во дворе. Она зевнула во весь рот, потянулась и прилегла, сунув под голову кожаную куртку. Потом снова села: раннее утро мурашками пробежалось по голым рукам и заставило невольно задрожать. Лика натянула куртку на плечи и поискала глазами, чтобы положить под голову. Ничего не нашла, поэтому сняла еще не завязанную кроссовку и легла на нее. Не очень удобно, но лучше, чем голые доски.

Жесткое и узкое сиденье не позволяло расслабиться. Девушка ворочалась с боку на бок: то ноги провиснут, то голова провалится, то рука упадет. Так и не устроившись, Лика легла на спину, положив ладони под шею. Сон куда-то пропал. Она смотрела на тускнеющие в бледном утреннем свете звезды и думала о своей никчемной судьбе.

* * *

Мама умерла, когда девушке было всего пятнадцать лет. А с мамой умерло и счастье, жившее в двухкомнатной квартире пятиэтажной хрущевки. Именно так, умерло! Сорок дней зеркала закрывали пестрые покрывала, сорок дней не раздвигались шторы. Сорок дней по квартире бродили какие-то люди. Они ели, пили, расставляли и убирали тарелки, молились и плакали. Лика смотрела на все это распахнутыми глазами, но чаще сидела у себя в комнате, закрывшись одеялом с головой, чтобы не видеть, не слышать и вспоминать о маме. Казалось, взрослые люди, охваченные горем, вообще забыли о существовании девочки.

Когда закончились эти проклятые сорок дней, соседка, мамина подруга, случайно столкнувшись с Ликой в коридоре, удивленно распахнула красные от слез глаза. Она постояла секунду, глядя на нее, словно вспоминая, кто это, а потом взяла Лику за руку и повела в кухню.

– Анжелика, – официально начала тетя Марина, поджав губы (ей никогда не нравилось это имя, взятое из французского романа), но потом смягчилась, – девочка моя, ты помоги папе, пожалуйста. Ему сейчас невероятно трудно. Он Анюту очень любил. Такая любовь, как у твоих родителей, встречается раз в сто лет.

– Я тоже…

– Что ты? – тетя Марина подняла глаза, наполненные слезами.

– Я тоже… маму любила… люблю. Мне тоже… тяжело, – с трудом выговорила Лика и зажала полотенце между ног.

Она крутила и крутила концы вафельной ткани, наматывая их на пальцы и не чувствуя боли. Она больше не могла держаться. Ей хотелось встать и закричать во весь голос: «Мамочка, вернись. Я буду тебя слушаться! Я буду хорошо учиться. Я буду послушной дочкой», – но она оставалась на месте и крутила полотенце в цветочек.

Тетя Марина отрешенно смотрела в сторону и думала о своем. Слезы текли по ее лицу, она их не вытирала. Просто сидела, глядя в одну точку, погруженная в горькие мысли. Наконец она перестала плакать и сказала:

– Я верю, дорогая моя девочка, что тебе тоже тяжело, но ты женщина. Маленькая, а все же женщина. В тебе силы больше, и характера, и мужества. Ты молода. Быстро восстановишься. А Степа… он же пропадет.

Тетя Марина прижала к себе Лику и долго сидела так, поглаживая ее по светлой голове.

Когда она ушла, Лика вернулась к себе в комнату и отчаянно заплакала, зарывшись головой в подушку. Она слышала, как покидают темный дом, который отставило счастье, последние гости, но не вышла, не захотела видеть этих чужих людей. Потом на цыпочках выбралась в коридор, прислушалась к звукам: тишина, только сопение отца доносится из его комнаты.

Лика заглянула туда впервые за эти дни и отшатнулась. Бросилась к себе, потом на кухню, метнулась от плиты к окну и обратно, выскочила из квартиры. Постояла, прижавшись спиной к стене подъезда, отдышалась, высоко поднимая грудь, и вернулась домой.

Снова пошла к спальне родителей и со страхом открыла дверь. Уютное гнездышко влюбленных, где всегда звучал смех, превратилось в ад. На кровати не было ни подушки, ни одеяла. Смятая серая простыня одним краем свисала до пола. В ее центре красовалось желтое пятно. Неужели? Лика пригляделась, но закрытые плотные шторы не пропускали солнечный свет, и в комнате царил полумрак. Девушка закрыла рот, чтобы не закричать от отчаяния и ужаса, который охватил ее. Затхлый воздух пропитали стойкие ароматы алкоголя, мочи и грязи. В середине спальни на ковре лежал в трусах отец и обнимал бутылку.

Девушка убежала к себе в комнату и опять залезла под одеяло. Она достала телефон и, убрав звук, раз за разом смотрела маленькие видео, где мама смеется, подшучивает над отцом, провожает ее в школу, готовит торт на день рождение. С экрана Лике улыбалось красивое лицо с веселыми ямочками, и девушке казалось, что если она не вылезет наружу, то мама так и останется с ней навсегда рядом.

Эти проклятые дни Лика не общалась с подругами, не выходила в социальные сети, не проверяла почту, не читала смс. Взгляд небрежно скользил по посланиям, не останавливаясь ни на чем. И вдруг… Лика лихорадочно провела пальцем по экрану. Что это? Ей показалось, или на самом деле мелькнуло мамино лицо? Наконец она нашла видео, привлекшее ее внимание. На расплывчатой картинке, только приглядевшись, можно было узнать на изображении маму.

Лика дрожащим пальцем нажала на треугольник, запуская просмотр. На последнем видео мама серьезно смотрела на нее и что-то говорила. Немного отекшее лицо, покрытое пигментными пятнами, выразительно смотрело на дочь. Лика со страхом включила звук.

– Доченька, я тебя люблю, – услышала она теплый, родной голос.

– Я тебя тоже, мамочка, – прошептала Лика и уже хотела отключиться, но следующие слова придавили ее к матрасу.

– Как бы ни сложилась твоя жизнь, всегда помни: мы с папой тебя очень любим. Я прошу тебя, перестань эгоистично нападать на отца, будь внимательнее. Я, и только я приняла решение оставить нашего ребенка. Папа умолял меня, на коленях просил не делать этого, но я так счастлива! Ты не поверишь! Когда-нибудь и ты станешь мамой. Тогда ты поймешь это всепоглощающее чувство безмерного счастья дать жизнь новому человечку. Я так хочу подарить мужу сына, а тебе, моей красавице, Анжелике, братика. Представляешь, какую радость принесет малыш в нашу семью, доченька! Через несколько дней мы встретимся все вместе. Я тебя целую, обнимаю и люблю.

Лика, задыхаясь, ничего не понимая, сквозь слезы посмотрела на дату полученного письма: оно было отправлено в день смерти мамы. Она умерла от сильнейшего кровотечения во время родов. Врачи не смогли спасти ни ее, ни мальчика. Дико, невероятно нелепо, чтобы в наши дни женщина умерла во время родов. Лика отказывалась верить, отказывалась принимать правду, и вдруг, слушая это послание, она поняла, что мама предчувствовала свою преждевременную гибель.

Девушка выключила телефон, выбралась из-под одеяла и пошла в комнату отца. Она на цыпочках приблизилась к нему и потрясла за плечо.

– Папа, вставай. Иди, умойся, а я пока приберусь немного.

– Отстань! – отмахнулся отец. – Уйди, ведьма!

– Папа! Папа! – Лика взяла отца за руку и потянула его на себя. Он выронил бутылку, которая закатилась под кровать, мутными глазами посмотрел на дочь, потом вырвал руку и пополз по ковру.

Девушка с криком выскочила из комнаты, а следом раздался дикий вой. Он звенел и дрожал, отталкивался от закрытых зеркал мебельного гарнитура и от стекол. Лика не знала, куда спрятаться от него. Она бросилась под одеяло, потом накинула на голову подушку, но вой не замолкал.

Лика вбежала в спальню родителей:

– Замолчи! Заткнись! П-а-а-а-па!

Но отец ничего не соображал. Он ползал по полу и выл, как волк, задрав голову к потолку. В ужасе девушка заскочила в ванную комнату, набрала ковшик ледяной воды и выплеснула с размаху на отца. Сама бросилась к входной двери, опасаясь, что он кинется за ней, и замерла. Вой прекратился. Что-то с грохотом упало, потом еще раз. Девушка тряслась мелкой дрожью, зубы выбивали чечетку, но она не двигалась с места.

Из спальни показался отец. На него страшно было смотреть. Волосы стояли дыбом. На затылке снегом белела прядь. Он медленно качался из стороны в сторону, но взгляд был осмысленный.

– Ли-ка, – заикаясь, произнес он, – прости меня.

С этими слова он сполз по стене коридора и с грохотом упал, ударившись затылком о плинтус. Лика бросилась к отцу. Она крепко обняла его и прижала к себе. Потом села на пол, положила его голову на колени и гладила белую прядь, пока он не забылся тяжелым сном.

С этого дня в доме установилось относительное спокойствие. Отец так и не оправился после смерти любимой. Когда-то красивый и успешный человек уже через полгода превратился в ничтожество, соображающее на троих в соседней забегаловке. Деньги, скопленные за годы брака, быстро закончились. Ни увещевания родных и друзей, ни слезы дочери – ничего не помогало. Отец опускался все ниже.

Лика, которая до девятого класса была отличницей, с трудом окончила школу. Ей пришлось подрабатывать, так как денег не хватало на элементарные жизненные потребности. Она бросила и музыкальный кружок, где она пела в ансамбле, и танцевальную студию. Счастливая беззаботная жизнь в один миг превратилась постоянную борьбу с трудностями.

* * *

Лика зло смахнула непрошеную слезу. Она давно уже не плакала и не совершала глупых и безумных поступков, как тогда. Она вспомнила, как долго смотрела на семейную фотографию в красивой рамке, отделанной ракушками. Они привезли это произведение искусств из Сочи, куда ездили каждое лето в отпуск. В ожидании ребенка заказали фотосессию в дорогом салоне. Папа стоял рядом с креслом. Он улыбался во весь рот и сверху смотрел на маму и держал ее за руку, а она сидела, положив ладонь на большой живот, обтянутым красивым зеленым платьем. Лика стояла с другой стороны, наклонив к маме голову.

Девушка сама не понимала, почему ее тогда так разозлила эта фотография. Она яростно бросила ее на пол и разбила стекло. Потом вытащила снимок, ножницами вырезала мамин живот и наклеила простую зеленую бумажку.

Тетя Марина, увидев ее художество, пришла в ужас и отвела ее к знакомому психиатру. Тот покачал головой, выписал успокаивающие таблетки, и на этом лечение сломленной горем психики закончилось. Они с отцом выживали, как умели: папа заливал горе алкоголем, а Лика… просто вяло плыла по течению. Куда вынесет, там и хорошо.

Девушка перевернулась на скамейке и только сейчас заметила, что уже посветлело. Солнце поднималось над горизонтом. Его лучи побежали по окнам домов, преломляясь в них, отражаясь и озаряя все вокруг радужным сиянием. Наступил новый день, а с ним, как ночные тени, исчезли страхи, печальные воспоминания и плохое настроение.

Лика посмотрела в небо. Оно было такое пронзительно голубое, что казалось, будто эта синь через глаза попадает в ее душу и наполняет теплом. Облака комками ваты медленно проплывали над ней. Лика представила, как здорово, наверное, качаться на этом нежном пуху. Она несколько раз летала на самолетах и знала, что вблизи облака выглядят совершенно иначе, но это ее не волновало. Она представляла, что где-то там ее мама.

– Мамочка, как тебе живется? У нас с папой все по-прежнему. Он стал меньше пить. Не знаю, это хорошо или плохо. Когда он трезвый, то берется за мое воспитание. Мамочка, честное слово, в печенках сидит уже! Ты приди к нему во сне и попроси оставить меня в покое. Я помню, чему ты меня учила. Правда, правда! Я очень стараюсь жить правильно. Только папа не верит.

– Опять отец из дома выгнал? – услышала Лика грубый голос и резко села: перед ней стояла с метлой наперевес дворничиха Людмила Романовна.

– Нет, не выгнал. Сама убежала, чтобы не придирался.

– Ох, девка. Уехала бы ты куда-нибудь. Пропадешь совсем с алкашом-папашей.

– Да все нормально! – весело сказала Лика и наклонилась, чтобы надеть кроссовку. – Это он без меня пропадет.

– Так и замуж никогда не выйдешь.

– А я и не тороплюсь. Тетя Люда, ну, кто замуж в двадцать лет выходит? Не те времена сейчас. Люди карьеру строят.

– А у тебя какая карьера? Пиццу развозить по адресам?

– Это тоже кто-то должен делать. Вдруг я потом свою пиццерию открою. Вот заживем тогда! Каждый день вам буду подарочки носить.

Лика вскочила, обняла дворничиху и побежала. Та отмахнулась:

– Откроет она, как же! Держи карман шире. Степка все пропьет, не задумываясь, – услышала она вслед.

Но Лика не расстроилась. Такие разговоры с дворничихой у них случались часто. В двадцать лет жизнь видится чередой приключений. А еще… Романы, романы, романы. Кавалеры меняются раз в месяц, ну, ладно раз в три месяца, не такая уж она и легкомысленная особа. Девушка потянулась, сунула в рот жвачку и вприпрыжку побежала через дорогу.

Первая подработка ее ждала в продовольственном ларьке на остановке. Здесь она принимала утреннюю продукцию: таскала лотки с хлебом и плюшками, сетки с молоком и кефиром, расписывалась в квитанциях. Хорошая работа. Всегда есть дырявые пакеты молока и упавший на пол хлеб. Можно бесплатно позавтракать и отцу прихватить.

В восемь часов она сдавала ларек продавщице и бежала дальше. В половине девятого ее ждала коробка с документами в небольшой адвокатской конторе и любимый скутер Хонда, который полагался для работы курьеру.

Лика любила, когда ветер в лицо. Он приносил давно забытое чувство свободы и счастья. Девушка заскочила в контору, расписалась в получении документов, посмотрела места доставки и, наконец, получила ключи от скутера.

– Смотри у меня, – предупредил охранник Димыч, здоровенный дядька в черной униформе и с полицейской дубинкой на поясе, – поезжай осторожно, но и поторопись: сегодня уже в девять первое заседание в суде. Не успеешь, Васильевна тебя с потрохами сожрет.

– Так и таскала бы свои бумажки сама, – весело огрызнулась Лика, надевая на голову шлем. Она никак не могла справиться с застежкой и все подхватывала ее пальцами под горлом и подхватывала.

– Эх, ты, неумеха. Давай я.

Охранник навис над маленькой Ликой и с первого раза защелкнул застежку. Девушке показалось, будто что-то хрустнуло. Она неуверенно покачала головой, но шлем сидел крепко. «А, здесь недалеко, доеду без проблем. Не первый раз», – подумала она, махнула рукой Димычу и вскочила на своего коня красного цвета.

Здание суда находилось на соседней улице. Тамара Васильевна, суровая адвокатша, больше похожая на мужика своим громоподобным голосом, будет ждать ее в холле. Эта дама придерживалась неизменного принципа: истинные леди не должны носить тяжести. Она никогда не брала с собой документы для судебных заседаний, оформляла на них доставку. А то, что ее тяжеленные папки потащит хрупкая девушка, в которой весу пятьдесят килограммов вместе со шлемом, ее совершенно не волновало.

– Простите, но она еще не леди, – отвечала Васильевна, когда ее упрекали за использование рабочей силы в личных интересах. – Если выбрала такую работу, пусть ей соответствует.

Лика остановилась на светофоре. Она не любила этот перекресток. С четырех сторон стекались личные автомобили и городской транспорт. Маленькому и юркому скутеру не страшны пробки, но он терялся на фоне больших автобусов и троллейбусов. Серьезные водители могли просто не заметить красную машинку. Лика немного нервничала, когда останавливалась, зажатая с двух сторон стенами автобусов, поэтому она всегда старалась держаться ближе к бордюру. Чуть что, можно спасаться на тротуаре.

Но сегодня, видимо, был не ее день. Она не успела проскочить с первой волной движения и застряла на светофоре еще на несколько минут. Девушка посмотрела на экран телефона: время приближалось к девяти. Еще чуть-чуть, и можно прощаться с любимой работой.

Она плавно объехала зеленый автобус, нырнула между двумя большими иномарками и оказалась прямо перед развилкой. Как только зажегся зеленый свет, Лика нажала на газ. Черный внедорожник появился из ниоткуда. Девушка подала вправо, желая увернуться, и в эту минуту раздался удар.

Лика пулей вылетела с сиденья, перевернулась в воздухе, и упала сначала на крышу автомобиля, а потом на дорогу. Соприкосновение с жестким асфальтом отдалось мгновенной болью по всему телу. Шлем хрустнул и слетел с головы. Девушка провалилась во тьму.

Когда она открыла глаза, то оказалась в центре звуков и запахов: скрип тормозов, крики людей, аромат резины от горячего колеса рядом. И еще густой и теплый запах с примесью железа под онемевшей щекой. Лика скосила глаза: в красной лужице отражался внедорожник.

– Вызовите скорую! – кричал рядом визгливый женский голос.

– Смотрите, она открыла глаза.

– Может, все обойдется?

– Откуда она вынырнула? – беспрестанно спрашивал мужчина.

– Девушка, вы слышите меня?

– Она не реагирует.

– Не трогайте ее, вдруг позвоночник сломан!

Она слышала эти голоса, но просто лежала и смотрела в небо, где на белоснежном облаке качалась невероятно красивая женщина. Вот она плавно стала спускаться и протянула Лике руку, и девушка вдруг узнала маму.

– Мама, – прошептали непослушные губы. Пальцы пошевелились, желая ухватиться за эту волшебную кисть. Угасающее сознание различало еще звуки улицы, крики людей, но Лика смотрела только на маму.