Я не знаю, какой нынче день и какой нынче век.
Я смотрю в календарь, но ответа найти не могу.
Мы с тобой заблудились в тумане у сказочных рек.
Под ногами лишь снег, только розы на мертвом снегу.
 
 
Ты смеясь говоришь, что собаки твои оплошали с утра.
Белоснежный олень был уж загнан, но в озеро прыгнул и был так спасен.
Красноухие псы поджимают хвосты, не глядят на меня,
А добычи их след снегом белым давно занесен.
 
 
И на левом плече твоем ворон – он ночи черней,
А на правом плече – белый голубь, сиятельней дня.
Мне бы воск в свои уши залить и не слышать опасных речей,
Не просить бы о том, чтобы в плащ свой закутал меня.
 
 
Хочешь душу мою? Забирай, отдаю ни за грош.
Отдаю за любовь, а вернее – за отблеск любви.
Ты охотник, и в деле своем безнадежно хорош.
Я добыча твоя и не стану бежать. Если хочешь – лови.
 
 
Я не знаю, какой нынче век – опустел календарь.
Словно белый листок он ложится под ноги ко мне.
Я не знаю, зачем тут в тумане, о мой государь,
Я с тобой повстречалась в опасном, чарующем сне.
 

Я и сама не заметила, в какой момент местность вокруг изменилась.

Еще недавно я шла по светлому сосновому лесу. Ровные красноватые стволы уходили вверх, а через узорные ветки с длинными тяжелыми иглами щедро просачивалось солнце, яркими мазками брызгая по мягкому зеленому мху, пружинящему под ногами словно толстый ковер. Еще недавно щебетали птицы, переговариваясь сотнями голосов.

Но теперь, как-то внезапно, я заметила, что вокруг меня – густой подлесок, спутанный и сухой, точно патлы старухи. Деревья, заполонившие эту часть леса, походили на тени самих себя – почти лишенные листвы, болезненно скрюченные, покрытые коростой. Солнце исчезло, под ногами теперь был жесткий белый мох и лишайник, скрипящий и крошащийся, точно старые кости… Да, правильное сравнение: мне и вправду показалось, будто я иду по костям… Птицы тоже смолкли. Тишина становилась давящей, пронзительной. Она проникала до самого сердца, оставляя по себе маслянистое, неприятное ощущение страха.

Позади хрустнула ветка. Моя спина одеревенела. Я хотела оглянуться и боялась этого. Уверенность, что добром все не закончится, крепла с каждой секундой.

А вот и птица. На скрюченную ветку, перегородившую мне дорогу – словно лес вытянул растопыренную ладонь, стремясь поймать меня, – опустился ворон. Склонил голову, насмешливо глядя круглым черным глазом, и расхохотался… вернее, раскаркался. Откуда-то снизу, из-под ног, ему хрипло ответила жаба.

И тут я не выдержала. Я знала, что бежать нельзя, знала, что ни в коем случае нельзя дать понять этому лесу, что испугалась – нельзя, ведь почуяв слабину, он вцепится и уже не выпустит из своих смертельных объятий. Знала, но ничего не могла поделать.

Кровь стучала в висках, деревья цеплялись за плащ, стараясь удержать. Я слышала, как затрещала ткань, но, конечно, не стала оглядываться, чтобы посмотреть на оставшийся на ветке лоскуток красной, будто выпачканной в крови, материи.

Я бежала, уже чувствуя, что это бесполезно, и мой страх гнал меня, как пастух гонит на бойню стадо глупых коров.

Надо мной скользнула тень. Ворон снова закаркал, словно засмеялся. От судьбы не уйдешь.

Прямо передо мной был овраг, весь заваленный буреломом. Я заметалась. Чего бы только я не отдала, чтобы оказаться дома, в такой обычной и скучной повседневной жизни! Чего бы я не отдала, лишь бы все это являлось сном, банальным ночным кошмаром! Я никогда не была особо чувствительной, но сейчас нутром ощущала приближение беды. Чего-то неотвратимого и очень, очень плохого.

Думать было некогда. Я помчалась по краю оврага, едва не падая. На какой-то сумасшедший миг мне вдруг показалось, что стоит добраться до другой его стороны – и я спасена. Еще немного, нужно просто не сдаваться!..

И я была близка к спасению, очень близка. Но чертова ветка… Я видела – ее не было над тропинкой еще секунду назад, но вот она, словно змея, бросилась наперерез, изо всех сил ударив меня в грудь, выбив из легких дыхание.

Я упала на землю, не в силах дышать, чувствуя в груди обжигающую боль, и поняла, что окончательно пропала.

А потом в ноздри ударил запах мокрой шерсти и другой – еще более отвратительный, тяжелый, железистый, чуть сладковатый. Так пахнет свежая кровь…

…На мою щеку упала капля. Я не хотела открывать глаза, но уже физически не могла вынести эту затянувшуюся паузу. Теперь я желала одного – умереть как можно скорее.

Ресницы поднимались медленно, очень медленно, но я уже знала, что сейчас увижу. И не обманулась.

Волчья морда находилась у самого моего лица. Красноватые дикие глаза смотрели равнодушно и от этого еще более страшно, с желтоватых крупных клыков стекала слюна, а вокруг пасти мех слипся от засохшей крови. Смрадное дыхание обжигало особым жаром и, мне казалось, оседало на коже мутной серой пленкой.

Волк был чудовищным.

Такого огромного зверя я не могла вообразить даже во сне.

А сейчас он стоял надо мной, отмеряя последние секунды моей, в общем-то никчемной жизни.

– Ну что, Красная Шапочка, – зазвучал в моей голове равнодушный голос, – ты уже не маленькая девочка и должна бы знать, как опасно гулять по Темному лесу. Как опасно вмешиваться в чужие сказки.

И тут я, наконец, закричала, срывая горло, захлебываясь собственным криком. А мир окрасился в ярко-алый. Цвет крови…

– Девочка, девочка, – зашептал мне лес, – хочешь ли ты послушать сказку? Страшную сказку о том, как давным-давно…

Но я уже ничего не слышала…

Глава 1
Красная нить

Она подсочила на кровати, захлебываясь собственным криком и все еще видя алую кровь у себя на руках и на груди.

Скрипнула дверь, и на пороге появился стройный женский силуэт. Женщина просто стояла, глядя в полутьму комнаты, и этого оказалось достаточно, чтобы девушка на кровати смогла кое-как перевести дыхание.

– С тобой все в порядке? Ты кричала, – послышался красивый, хорошо поставленный голос. Фигура на пороге чуть заметно шевельнулась, а девушку передернуло.

– Не дождетесь, – прошептала она, отворачиваясь к стенке.

Дверь снова едва слышно скрипнула – гостья ушла.

Мачеха – и этим все сказано. Элегантная, слишком красивая, предупредительная, спокойная, кажется, никогда не выходящая из себя… Ей недоставало только отравленного румяного яблока в руках и зеркала (впрочем вдруг она использует огромное зеркало в спальне?..), чтобы ежедневно просить у него:

 
– Зеркало, зеркало, правду скажи,
Ту, что прекрасней всех, мне покажи.
 

А потом вволю любоваться своей идеальностью. Ее можно было поместить в музей или Палату эталонных мер.

Вновь оставшись одна, девушка, словно защищаясь, подтянула к груди острые, совсем не идеальные коленки. Она чувствовала себя совершенно потерянной, словно находилась на северном полюсе, где со всех сторон дуют злые ледяные ветра. Пальцы кололо, и девушка украдкой взглянула на собственные руки, словно и вправду боялась увидеть на них кровь. Крови не оказалось. Значит, все это было обычным кошмаром, одним из тех, что приходили с наступлением ночи и рассеивались с первыми лучами солнца, оставляя по себе смутный страх и вполне отчетливую головную боль, отдающуюся в висках.

– Это сон, – пробормотала она, пытаясь убедить, в первую очередь, саму себя, но почему-то сама себе не верила. Слишком реально, слишком страшно это было.

Больше заснуть не получилось – стоило только прикрыть глаза, как перед внутренним взором возникали скрюченные ветви деревьев, девушка вздрагивала и спешила проснуться.

За окном было темно, и время тянулось ужасающе медленно. Она то и дело поглядывала на часы, сожалея, что еще слишком рано, пыталась заснуть, но снова вздрагивала и просыпалась. И эта пытка продолжалась бесконечно, круг за кругом. Скомканная простыня стала влажной от пота, когда тишину резко, как крик петуха, разорвал звук сработавшего будильника.

Теперь можно было вставать на законных основаниях. Голова кружилась, и девушка чувствовала во всем теле слабость.

Отец уже уходил на работу.

– Анна, – он строго посмотрел на дочь. – Мне нужно с тобой поговорить. Я не понимаю, что с тобой происходит. Маша очень расстраивается, она ничего не рассказывает, но я вижу, что ей с тобой тяжело.

– Пусть просто оставит меня в покое, – буркнула девушка, направляясь в ванну. Как нельзя некстати она заметила, что лак на ногтях облупился и выглядит очень неаккуратно.

– Ты стала очень грубой. Я разочарован, – ударил в спину голос отца.

Она вздрогнула, но не ответила.

Отец изменился. С тех пор, как в доме появилась Злая Королева, он всегда принимал ее сторону, он беспокоился о ней больше, чем о дочери. Словно заколдованный.

Так и бывает в сказках. После появления мачехи родную дочь отправляют в коморку под лестницей, оставляют в темном лесу или позволяют любимой женщине послать с ней егеря с заданием принести в виде охотничьего трофея еще теплое, недавно бившееся сердце.

Так бывает в сказках, и ее нынешняя жизнь сама собой превратилась в сказку…

Анна не помнила, как собралась и вышла из дома. Привычный маршрут до университета был пройден так много раз, что преодолевался автоматически, почти бессознательно.

А вот на пути от остановки, уже на подходах к вузу, за спиной послышались торопливые шаги, словно кто-то пытался догнать девушку.

Аня оглянулась.

– Ты уронила, – Стас, один из немногих парней на их гуманитарном курсе, протягивал на раскрытой ладони небольшой предмет.

Она пригляделась – маленькая фигурка в красном плаще, кажется, Красная Шапочка – и поспешно замотала головой:

– Это не мое!

– Да ладно, я видел, у тебя из кармана выпало. Возьми, я никому не скажу, – зачем-то добавил он.

Аня машинально взяла фигурку и сунула в карман куртки. Еще не хватало, чтобы этот тип решил, что она мало того, что носит с собой игрушку, так еще стесняется этого.

– Я тебя от остановки догнать пытался. Ты была как-то вся в себе, ничего не замечала, – проговорил он, шагая рядом.

Они вместе вошли в ворота, и две подружки-сплетницы, обогнавшие их у ступенек здания, покосились на Анну с откровенным жадным любопытством.

Она и сама была удивлена и слегка заинтригована.

То, что Стас вообще заговорил с ней, уже очень странно. Он редко общался с кем-то с потока, чаще увлеченно строчил что-то на айпаде, к которому у него имелась специальная клавиатура. Говорили, что он пишет, правда, никто не читал, что именно. К тому же, как ни странно, Стас был симпатичным. Обычно на чисто женский филологический факультет попадают особо странные и бракованные мужские экземпляры. Стаса можно назвать странным, это точно, но насчет дефектности никто ничего сказать не смел. Девчонки, разумеется, сразу проявили к нему повышенный интерес и наперебой пытались соблазнить, соревнуясь между собой. Но пока никто не хвастался его особым вниманием. Скорее всего, у Стаса имелась девица на стороне, не из университета.

Они молча поднялись по ступенькам. У Ани закружилась голова, пришлось схватиться за перила, а потом, открывая дверь, девушка вдруг увидела на ладони бурые пятна крови. Они, кажется, просочились прямиком из ее сна. Аня вздрогнула.

– Ты испачкалась. На перилах подновляли краску, давай помогу, – Стас уже достал бумажный платочек и неуклюже пытался оттереть с ее руки грязь.

Краска. Не кровь. Эта информация доходила до сознания медленно, зато Анну с ног до головы окатило волной облегчения. Всего лишь краска. Все имеет вполне нормальную, реалистическую причину. Она сама виновата в собственных страхах, придумывая то, чего нет на самом деле.

– Спасибо, – пробормотала девушка смущенно. – Я сама вытру.

– Хорошо, – Стас улыбнулся. – У вас сегодня сколько пар?.. Четыре? У нас тоже. Увидимся.

И он, не оглядываясь, пошел по коридору, оставив Аню в недоумении, что вообще сейчас было. Откуда этот неожиданный и странный интерес и что означают последние слова – просто констатацию факта, или то, что Станислав приглашает ее на свидание. Вдвойне странно, учитывая, мягко скажем, ее непопулярность у противоположного пола и обычную замкнутость Стаса.

Впрочем, раздумывать времени не оставалось, лекция вот-вот начнется, пора бежать в аудиторию.

* * *

Она лежала на земле, и в светлых волосах запутались листья. Глаза были удивленно открыты. Совсем девчонка, лет семнадцать на вид, а может, еще меньше, с ними всегда трудно определить.

Он, не глядя, сорвал пучок лесных цветов и положил ей на грудь, чтобы прикрыть тот большой красный цветок, который остался после попадания стрелы.

Пошел дождь, и холодные струйки бежали по его лицу, скатывались за ворот. Да, это вам не сказки. И никаких «долго и счастливо». Грязь и смерть – вот и все, что реально в этом мире. Мужчина вздохнул. Он очень устал, больше всего ему хотелось закрыть глаза и не открывать их снова, но позволить себе такую роскошь он, разумеется, не мог.

– Зря ты вообще сюда пришла, – пробормотал он, обращаясь к неподвижному телу, словно она могла ответить, словно получилось бы что-то переиграть.

А потом отвернулся и ушел, тут же позабыв о светловолосой девчонке.

Сейчас его гораздо больше занимала мысль о том, чтобы разжечь огонь и хорошенько отогреться, да и оружие не мешает привести в порядок.

Вспомнил о девчонке он уже на привале, когда увидел зацепившуюся за бляшку на сапоге длинную красную нитку. Отцепить нитку и бросить ее в костер – секундное дело. Теперь все, и никаких воспоминаний.

Это просто работа. Не слишком приятная, если быть откровенным, но ничуть не хуже любой другой. Работают же дровосеки, срубая деревья. Тяжелый, неприятный, но нужный труд. И у него чем не работа?..

Вдруг огонь зашипел, разбрызгивая искры, и языки его слились в знакомую фигуру.

– Все хорошо? – спросил человек, целиком состоящий из пламени.

– Все сделано, – по-своему ответил он.

– У меня для тебя новое задание.

Ну конечно, об отдыхе можно и не мечтать.

Огненная фигура взметнулась к уже наливающемуся ночным сумраком небу.

– Да, я слушаю…

За темными тучами не было видно звезд, а дождь монотонно отстукивал падающие в бездну секунды. За спиной шумел лес, где еще продолжался дождь, почти не ощутимый под навесом.

Говорят, у каждого своя сказка. Если бы он только мог, он выбрал бы себе другую…

* * *

Зеркало отражало бледное лицо, оттененное темно-каштановыми волосами чуть ниже плеч, тонкие губы, острый подбородок и упрямые серые глаза. Это лицо Аня день за днем видела уже на протяжении девятнадцати лет и успела к нему привыкнуть. Иногда оно раздражало ее, иногда казалось даже красивым. Волосы вот точно были хорошими – густые, приятного оттенка. А больше, пожалуй, ничего особенного.

Но сейчас Аня смотрела в зеркало и отчего-то едва себя узнавала.

– Зеркало, зеркало, правду скажи,

Ту, что всех краше, мне покажи, – пробормотала она.

И в зеркале, за ее спиной, появилась Оксана, и вправду, первая красавица курса. Светловолосая, с загадочными зелеными глазами.

– Ты обо мне спрашивала? – Оксана рассмеялась. – Ну как я тебя подловила! Все еще любишь сказки?

– Люблю, – вызывающе отозвалась Анна. – А что?

– А ничего, – Оксана скривилась. – Говорят, тебя утром видели со Стасом?

– Спроси у тех, кто видел, – Аня попыталась выйти из туалета, но однокурсница загородила дорогу.

– Не рассчитывай его заполучить. Он ухаживает за мной, – заявила она, глядя на Аню в упор, словно вымеряя, в какую часть лба ей лучше всадить пулю.

– Ну тогда тебе абсолютно не о чем беспокоиться.

Аня поднырнула под загораживающей путь рукой и резко хлопнула дверью. На душе отчего-то было неприятно. Может, после сегодняшнего сна? А может, из-за дождя за окном… Надо же, какой ливень, а ведь еще утром небо казалось абсолютно чистым.

Взяв в раздевалке куртку, она нащупала в кармане крохотную фигурку, о которой успела забыть за время лекций. Девушка поднесла игрушку поближе к глазам, чтобы рассмотреть. Дешевая пластиковая поделка, типичная made in China. Лицо у куколки едва намечено. Две точки изображают глаза, красная черточка – рот. Удивительно, у нее нет даже выражения лица, непонятно, радуется она или печалится. Скорее всего, просто равнодушна. Плащ, отлитый из пластика, не отличается изяществом и тоже очень прост. Фигурка вообще напоминает игрушку, какие обычно вкладывают в киндер-сюрпризы.

Аня уже собиралась ее выбросить, но отчего-то передумала и снова сунула в карман.

Она вышла на крыльцо. Пахло сыростью и прелыми листьями.

Осень – время умирания. Умирает, точнее погружается в глубокий сон, природа, умирает, подходя к концу, год… Круг за кругом. Умирание и возрождение – бесконечная череда. Жизнь рождается из смерти. Так было когда-то и с ней самой, за ее рождение заплачена высокая цена.

– Ты без зонта? – Стас остановился рядом, держа в руке черный зонт-трость. – Проводить до остановки?

Аня хотела возразить, но тут заметила Оксану и передумала.

– Да, будет здорово, – сказала она, покосившись на однокурсницу, и встала под зонт к Стасу.

Они дошли до остановки и сели на автобус.

Стас молчал, и Анне это, в конце концов, надоело.

– Говорят, ты пишешь, – заметила она, пока они ехали к метро.

– Пишу, – легко согласился он. – Всякие истории. Можно сказать, сказки.

– Ты веришь в сказки? – она и не заметила, как дословно повторила Оксанин вопрос.

– Почему бы и нет? – парень усмехнулся. – И потом, все зависит от того, как их рассказывать. Вот представь себе: бедная девушка попала на крутую тусовку и познакомилась там с сыном депутата, а он на следующий же день сделал ей предложение.

– Сказка! – засмеялась Аня. – Бедная девушка никогда не попадет на ту тусовку, куда ходит сын депутата. А туфельку она, кстати, между делом не теряла?

– Можно обойтись и без туфельки. Не так важны детали, как сам дух, – ответил Стас. – Кстати, вот тебе еще одна хорошая история. Философско-фантастическая. Один ловкий парень уходит от своих создателей и преодолевает множество опасностей, но гибнет, поддавшись лести.

– Колобок! – догадалась девушка и подумала, что Стас, на самом деле, довольно забавный.

Они поболтали еще немного о разных пустяках.

– Ты домой? – спросил парень, когда они садились в метро.

– Не совсем. Сначала в зал, – призналась Аня.

– Занимаешься на тренажерах?

– Карате.

– Ух ты! Да с тобой опасно связываться! – пошутил он.

– А ты думал!

…Карате Аня увлеклась два года назад, еще в одиннадцатом классе. Как раз в это время папа встретился с Марией и между ними вспыхнул яркий роман, приведший к скоропалительной, по мнению Ани, женитьбе.

Девушке тогда очень не хотелось идти домой, и она, фактически со скуки, записалась на карате. Но занятия пришлись неожиданно кстати. Здесь можно было отпустить свои сомнения и страхи, здесь можно было спустить пар и найти успокоение. Она, никогда не любившая физкультуру, вдруг нашла вкус в методичных тяжелых упражнениях, в отработке ударов, даже в боли, от которой на следующий день после тренировки ныли все мышцы, даже в многочисленных синяках.

Вот и сегодня, попрощавшись со Стасом, который поехал на свою станцию, она с удовольствием спустилась в клуб, переоделась и принялась за разминку перед тренировкой. И, как всегда, все странные мысли, мучившие ее с самой ночи, рассеялись. Мир снова стал простым и предсказуемым. Можно было делать что-то, видя плоды своих усилий, вкладывая стремление и нерастраченную энергию.

Два часа пролетели словно единый миг. В зале Анна чувствовала себя легко и свободно, однако сегодня, растревоженная сном и не менее странным поведением однокурсника, девушка вдруг обратила внимание на поведение парней из группы. Все они относились к Ане нейтрально, скорее дружески, словно она являлась своим парнем или вовсе была лишена каких-либо признаков пола. Девушек у них было всего две – Аня и темноволосая, бойкая Наташа. И к Наташе отношение почему-то было другим. Кажется, ее даже больше щадили во время спаррингов, а вот сейчас долговязый Смирнов с готовностью подал ей бутылку воды. Очевидно, Наташа являлась для них привлекательным сексуальным объектом. Аня – нет. Но почему? Что с ней было не так?

Разглядывая себя в запотевшее зеркало в душевой, девушка не находила ответа на этот вопрос. Почему нормальные парни, как правило, ее не замечают? Нет, конечно, к ней пристают всякие типы, но обычно весьма мутные или даже престарелые эротоманы, пытающиеся потрогать где-нибудь в метро – впрочем, с ними проблему она решила, отвечая коротким, но весьма болезненным тычком в живот. И все-таки, что с