Отзывы на книгу «One Flew over the Cuckoo's Nest / Пролетая над гнездом кукушки. Книга для чтения на английском языке»

Тот, кто идет не в ногу, слышит другой барабан.

Необходимость писать рецензию на такую книгу очень напрягает. Честно. Давит тяжким грузом. Не распрямить плеч, ни вздохнуть. Прямо-таки хочется, чтобы включили эту несуществующую чудо-машину, что нагоняет в сознание туман, ну а там поступить так же, как Вождь Бромден:

Потеряться не так уж плохо.

Потому что ой как не хочется в Шоковый Шалман своих собственных ощущений от книги. Но я все-таки попробую. Попробую пройтись по собственному туману и не заблудиться.

Вначале я довольно скептически отнеслась к тому факту, что книга рейтинговая (для меня это вообще не показатель) и удивлялась тому, что «отец ЛСД» мог написать настоящий шедевр. Но чем больше читала, тем больше убеждалась, что только под воздействием ЛСД его и можно было написать. Потому что человеку не оторвавшемуся от системы и не повидавшего изнанку жизни (речь идет про работу Кизи в госпитале ветеранов) невозможно так гениально сплести реальность и фантазию: настолько тесно, что ты веришь – Макмерфи и Вождь, Чесвик и Хардинг, Билли и ужасная старшая сестра – они все существовали, и мало того – все, что есть романе, с ними происходило; невозможно для кого-то другого в данных обстоятельствах так спаять смешное и грустное, что одно без другого просто не выживет. Но Кизи знает секрет:

Он знает: надо смеяться над тем, что тебя мучит, иначе не сохранишь равновесие, иначе мир сведет тебя с ума. Он знает, что у жизни есть мучительная сторона <...>, но не позволяет боли заслонить комедию, так же как комедия не позволяет заслонить боль.

Мне импонирую книги о героях, не вписывающихся в наше общество. За то люблю, например, Д. Киза, Ф.М. Достоевского, и да, мне нравится Лолита с Парфюмером (по отдельности, разумеется :) ). Душевная борьба, поиск гармонии, рост или деградация личности – что может быть интереснее? Для зануд вроде меня этот вопрос, естественно, риторический. Что ж, Над кукушкиным гнездом – это пристанище нестандартных людей. Действие происходит в клинике для душевнобольных, где добровольно лечатся люди, которые по сути не являются психическими больными (по крайней мере не все). Их проблема в том, что они по разным причинам не могут приспособиться к жизни в обществе. Один из них, интеллигент Хардинг, описывает себя так:

Мы сумасшедшие из больницы на шоссе, из психокерамической, треснутые котелки человечества.

А чуть раньше он же объясняет новичку Макмерфи, который направлен сюда на принудительное лечение, что наш мир создан для «волков», а они все "кролики" и не могут постоять за себя. Вот тут-то все и начинается.

Хардинг: Правда, раньше, несколько лет назад, в мои тонкошеие года, я думал, что порка, которой тебя подвергает общество, - это единственное, что гонит по дороге к сумасшествию, но ты заставил меня пересмотреть мою теорию. Человека, сильного человека вроде тебя, мой друг, может погнать по этой дороге и кое-что другое.
Макмерфи: Да ну? Учти, я не согласен, что я на этой дороге, но что же это за "другое"?
Хардинг: Это мы. - Рука его описала в воздухе мягкий белый круг, и он повторил: - Мы.

Обаятельный, сильный и уверенный в себе Макмерфи, коренной звездно-полосатый стопроцентный американский аферист, как говорит о нем все тот же Хардинг, начинает свою последнюю опасную гастроль – битву с системой или с Комбинатом, как ее называет рассказчик – двухметровый индеец Вождь Бромден, ветеран Второй Мировой, сторожил сего заведения.

Отделение - фабрика в Комбинате. Здесь исправляют ошибки, допущенные в домах по соседству, в церквах и школах, - больница исправляет.

И мы глазами Бромдена, через все его галлюцинации и воспоминания, действительно видим Комбинат. Это бездушная и беспощадная машина, которая - в лице старшей сестры Гнусен - при помощи строгих правил, групповой терапии, смахивающей на публичную порку, электрошока и в крайних случаях лоботомии штампует из пациентов больницы «среднестатистических американцев», а тех, которые не поддаются штамповке сортируют на хроников и на овощей. И все, разумеется, на благо общества.

Пожалуйста, поймите: мы не устанавливаем для вас правил и ограничений без того, чтобы тщательно взвесить их терапевтическое действие.

Говорит старшая сестра, которая отладила неслабый филиал Комбината в своей больнице. Она подобрала себе проверенный персонал, который боится одного ее взгляда и беспрекословно выполняет ее требования. Надо заметить, что персонал – это не только санитары, ночные дежурные и медсестры, но и врачи тоже. Что там говорить, сам зав.отделением – закомплексованный невротик - даже думать не смеет о том, чтобы перечить старшей сестре. Она – олицетворение власти и порядка.

Так вот, Макмерфи вступает с ней в неравный бой. Этот весельчак и балагур понимает - многие пациенты осознают, что они на самом деле несвободны, что они под каблуком старшей сестры, и что они не живут по-настоящему. Но это их устраивает, потому что подобный онлайн симулятор значительно упрощает их существование – им не надо вписываться в рамки стандартизированного общества. Макмерфи заставляет их признать, что та цена, которую они за это платят, нереально высока. Он не желает подчиняться системе и не хочет мириться с тем, что на его глазах втаптывают в грязь и травят других людей.

- Знаете, - говорит он, - так вот мне всегда кто-нибудь объясняет насчет правил... когда понимает, что я поступлю как раз наоборот.

А дальше следует увлекательнейшая борьба - захватывающая, жесткая, опустошающая.

То, с чем он дрался, нельзя победить раз и навсегда. Ты можешь только побеждать раз за разом, пока держат ноги, а потом твое место займет кто-то другой.

- Всемилостивый Боже, - Хардинг поднял глаза к потолку, - прими двух бедных грешников в свои объятия. И оставь в двери щелку для нас, остальных, потому что ты наблюдаешь конец, абсолютный, непоправимый, фантастический конец.

Каким бы ни был этот конец для вас, Кизи не разочаровывает, потому что:

Кто бы ни вошел в дверь, это всегда не тот, кого хотелось бы видеть, но надежда всегда остается.

10/10

Но я хотя бы попытался, - говорит он, - Черт возьми, на это, по крайней мере, меня хватило, так или нет?

«...тот, кто идет не в ногу, слышит другой барабан»

«Над кукушкиным гнездом» - один из моих самых любимых романов. А Рэндл Макмерфи мой самый любимый книжный персонаж. И, может быть, это звучит слишком пафосно, но он настоящий герой. Эту книгу можно перечитывать снова и снова, при этом она тебе не надоест, а даже, наоборот, с каждым новым прочтением будет нравится все больше и больше. И каждый раз роман будет открываться с новой стороны. И я уверена, что в будущем перечитаю его еще ни один раз.

В психиатрическую больницу поступает Рэндл Патрик Макмерфи. Но он не похож на обычных больных, которые находятся в данном помещении. Он постоянно смеется (о том, что такое смех, люди, находящиеся в больнице давно позабыли), пытается растормошить пациентов, открывает им глаза на многие вещи, издевается над медперсоналом, меняет установленные правила, не подчиняется приказам и, самое главное, ни во что не ставит старшую сестру – Мисс Гнусен, которая руководит всем в больнице и которую все кругом боятся, вплоть до самого доктора. Старшая сестра не привыкла к такому поведению, и поэтому всеми силами старается предотвратить этот бунт. И вот с самых первых дней между ними происходит соперничество. Кто же выйдет победителем?

Один из тех моментов, когда книга тебе очень нравится, и ты так много хочешь о ней рассказать, так много мыслей в голове, что не знаешь, с чего начать. Но я постараюсь написать все ясно, чтобы не получился сумбур.

Книга о том, можно ли пойти против общества. Или же тот, кто сильнее обязательно раздавит тебя и убьет в тебе живого человека? На эту тему я читала роман «1984». Сама тематика мне понравилась, а вот написано все ужасно нудно. В этом же романе мне нравится не только ее посыл, но и то, как преподносит автор нам все события, происходящие в книге. Хотя, быть может, она и написана не самым изысканным языком, но в этой простой манере повествования и заключается изюминка книги. Она заключает в себе большой смысл, а о судьбе героев размышляешь не только во время чтения, но и после того, как перелистываешь последнюю страницу.

Поначалу роман, может быть, и читается не совсем легко, но как только появляется Макмерфи - все меняется. Он озаряет своим появлением не только больницу, но и весь роман. И как только с ним знакомишься, думаешь: « Что же выдумает этот наглый ирландец, чтобы насолить Мисс Гнусен». Над его шутками невозможно не засмеяться, а финал заставляет грустить и сопереживать главному герою. Думаю в этой битве несмотря ни на что, победителем оказался Макмерфи.

Макмерфи яркий пример того, что не нужно бояться быть собой, нужно громко говорить, о чем хочешь, и делать только то, что тебе нравится, не опасаясь того, что тебе влетит за это от какой-нибудь «старшей сестры». Нужно громко смеяться в лицо своим проблемам, не ныть по поводу того, что все идет не правильно или что у тебя что-то не сможет получиться и т.п. Нужно хотя бы попытаться сделать что-нибудь, черт возьми! И хотя за свой длинный язык можно дорого расплатиться, но, как говорит сам Макмерфи, «оно того стоит».

Те, кто прочитал книгу, могут, не согласится со мной, по поводу того, что Рэндл правильно поступал в той ситуации, в которой оказался: «Мол, будь он тише, не лез бы не в свои дела, то и вся эта история с ним и не приключилась бы». Но где гарантия того, что будь он вежливее с Мисс Гнусен, вся история пошла бы другим путем? Думаю, и тогда эта старая стерва нашла бы к чему придраться, и вышел бы он оттуда другим человеком, какой-то неудачной подделкой самого себя. Для нее Макмерфи был сумасшедшим только из-за того, что он не был похож на других. А если ты не такой как все, значит в тебе что-то не так.

В течение всего романа Макмерфи делает большими и сильными не только пациентов, но читателей. Он заставляет чувствовать себя лучше, помогает поверить в свои силы, взглянуть на жизнь другими глазами и наслаждаться ей.

Но какой у Макмерфи мотив? Что он от этого выигрывает? Наоборот он может себя выставить не в самом лучшем свете. Сам главный герой никогда не скрывает своих истинных мотивов. Если поначалу его на это толкает корысть и простое желание насолить сестре, то дальше мы видим, что он начинает искренне беспокоиться о своих новых друзьях и хочет исправить их положение к лучшему. А финальный поступок Макмерфи доказывает, что он человек с большим сердцем.

Другой яркий персонаж романа – индеец Бромден – от его лица и идет повествование, и именно его глазами мы смотрим на все происходящее в романе. Несмотря на свои два метра роста, он маленький человек, который боится своей собственной тени, и потому притворяется глухонемым. Но и он после знакомства с Макмерфи, как и многие другие пациенты, меняется. Он тоже ослеплен его силой духа. И то, как он в итоге поступил с Макмерфи, думаю, заслуживает уважения. Можно сказать, что он протянул руку помощи. Отблагодарил его таким образом.

Другие пациенты тоже очень колоритные персонажи. За каждым из них скрывается уникальная личность, но они так долго подавляли в себе личность, что и забыли какого это быть большим человеком. Читая роман, я ни разу не посчитала их сумасшедшими, мне они показались вполне нормальными людьми. И все герои романа кажутся такими реальными, что можно поверить в то, что такие люди как Вождь (который многое что видит и знает - но молчит), Хардинг и Билли (люди которые бояться постоять за себя, не могут отстаивать свои права) могли оказаться среди нас. И, кончено же, среди нас есть Макмерфи – человек, который не хочет играть ни по чьим правилам. Он научил многому своих друзей – противостоять жестокости и несправедливости.

Мисс Гнусен та еще стерва! Так и хотелось ее задушить. Сколько в ней ненависти по отношению к пациентам! Как она радуется, когда у них ничего не получается, и они снова уходят в свой внутренний мирок. И все это скрыто за фальшивой холодной улыбкой. Она думает, что ничто ее не сломает, и она будет во всем победительницей. Либо ты играешь по ее правилам - либо же она сотрёт тебя в порошок. Пациенты были настолько запуганы или околдованы ложной добротой Мисс Гнусен, что не замечали многие ее пакости.

Насчет экранизации ничего не могу сказать, так как смотрела его только отрывками. Но одно могу сказать с полной уверенностью, что Джек Николсон просто рожден быть Макмерфи. Харизматичный Николсон очаровывает зрителя с первой минуты появления на экране. Именно таким я и представляла себе главного героя.

Книга с очень глубоким смыслом, которая заставляет задуматься о многом, но, самое главное, о том, кто мы на самом деле? Мы это мы? Или же тоже притворяемся, чтобы идти в ногу с обществом? Уверена, после того, как вы прочтете книгу, вы никогда не забудете сюжет романа, и он надолго останется в ваших мыслях, сердцах. Впечатляющий роман. Шедевр, одним словом! От романа невозможно оторваться ни на минуту. Читается на одном дыхании. Действительно сильная вещь! Одна из тех книг, которую вы просто обязаны прочитать.

- Скажите, зачем? Вы жалуетесь, вы целыми днями ноете, как вам противно здесь, как вам противна сестра, и все её пакостные штуки, и оказывается, вас тут никто не держит.

Но вы-то, какие же вы ненормальные?

Мир давно уже сошел с ума, иначе зачем бы нормальным – совершенно нормальным, психически здоровым, адекватным людям – годами скрываться за стенами психиатрической лечебницы. Да, здесь так уютно, все по заранее установленному распорядку, здесь нет неожиданностей и можно даже пожалеть себя (и поплакать даже), и никто не осудит. Здесь не будет неприятных неожиданностей (приятных, кстати, тоже, но это уже другой вопрос), здесь все понятно и так привычно. И даже мисс Гнусен (ну и имечко:) такая привычно-родная, как примета (вернее, символ) из того далекого враждебного мира, который оказался там, за толстыми стенами этого дома – этого приюта для людей, у которых не осталось сил (или желания) бороться с миром и обществом, которые боятся его осуждения, которые заранее смирились со своим поражением и приняли его как нечто, само собой разумеющееся. Хотя это не так, совсем не так.

— Хардинг, что это такое? Что случилось?
— Ты имеешь в виду все это?
Макмерфи кивнул.
Хардинг покачал головой:
— Не думаю, что смогу дать тебе ответ. О, я, конечно, в состоянии привести тебе фрейдистские причины, всякие причудливые слова, которые звучат тем убедительнее, чем больше ты их произносишь. Но то, что тебе нужно, — это причина причины, и я не в силах тебе ее объяснить. Да и никто другой, правду сказать. Моя личная причина? Вина. Стыд. Страх. Самоуничижение. Я в самом раннем детстве открыл, что… если быть добрым, то я бы сказал, — отличаюсь от других. Это лучшее слово, более общее, чем какое-нибудь другое. Я позволял себе определенные вещи, которые наше общество считает постыдными. И заболел. Дело было не в вещах, я не думаю, что в них, дело было в ощущении, будто огромный, беспощадный указующий перст общества устремлен на меня — и величественный голос миллионов скандирует: «Стыд. Стыд. Стыд!» Таков образ действия общества по отношению ко всякому, кто от него отличается.

В этот уютный (= затхлый и стоячий) врывается, как свежий ветер, как ураган, этот бунтовщик Макмерфи, чтобы доказать всю пагубность заранее обреченного взгляда на мир. Нет, это неправильно, говорит он этим людям, заложникам своих собственных мыслей, лучше короткая, но яркая жизнь, в которой ты сам отвечаешь за все, чем вот такое безвольное, пусть и долгое, прозябание…

— Я отличаюсь, — сказал Макмерфи. — Но почему со мной ничего такого не случилось? Люди обзывали меня психом то по одному поводу, то по другому, насколько я могу припомнить, но вот посмотри-ка — это не свело меня с ума.
— С ума тебя сводит совсем не это. Я не думаю, что моя причина — единственная. Хотя одно время, пару лет тому назад, в свои лучшие годы, я всерьез полагал, что общественное порицание — единственная сила, которая ведет тебя по дороге к безумию, но ты заставил меня пересмотреть мою теорию. Есть что-то еще, что ведет людей, сильных людей вроде тебя, вниз по этой дороге.
— Да? Не то чтобы я признавал, что иду по этой дороге, но что же это такое — что-то еще?
— Это — мы. — Хардинг описал перед собой рукой мягкий белый круг и повторил: — Мы.

И неслучайно поэтому мне роман Кизи напомнил роман «Планета КА-ПЭКС» (и по сюжету, и по посылу). От нас все зависит в этом мире, рано опускать руки; пока ты можешь помочь хотя бы одному человеку, встретившемуся тебе на пути, значит, ты живешь не зря…

Во все времена обществу было легче объявить непохожих на остальных людей ненормальными, безумными и упечь в психушку (Чацкий, Септимус…да мало ли кто еще). Уникальность, неповторимость, оригинальность – лозунги пока что на бумаге; в жизни отчего-то до сих пор они не в цене и не то что не поощряются, а наказываются даже…Как и способность мыслить, задумываться и размышлять о несовершенствах мира...

- Кажется, вы сегодня задумчивы, мистер Макмерфи.
- А-а, я вообще задумчивый, - отвечает Макмерфи.

Вступить в схватку с Системой, бюрократией, властью (властью большинства причем) – для этого действительно нужна смелость (еще какая), безрассудность, а итог почти всегда предрешен. Оттого и финал такой печальный…

- Мы думали, ты не для того, чтобы выигрывать...
- Выигрывать, елки зеленые, - сказал он, закрыв глаза. - Слыхал? Выигрывать...

В этой игре выиграть невозможно...

Слово мудрым. Нет, серьезно, есть такие вещи, о которых я просто не способен написать, в первую очередь, конечно же, из-за своей инфантильности, эгоизма и постоянного желания глупо пошутить. Я, правда, очень хотел бы написать достойную рецензию: обсудить понятие "сумасшедший", особенности восприятия "нормальности-ненормальности", провести пару параллелей с сегодняшними реалиями. Но вместо этого, как назло, вспомнил своего старого друга Егора, который очень сильно испугался в детстве работающего заднего стеклоочистителя в машине. А потом его едва ли не убил фазан пару лет спустя. Ну и как тут о чем-то серьезном речь вести, когда ЕГОРА ЕДВА ЛИ НЕ УБИЛ ФАЗАН. Поэтому я не стал брать на себя ответственность и лишний раз выставлять напоказ свою незрелость, о который уже и так полгорода говорит. И, поэтому, поверьте, так будет лучше - пускай об этой книге расскажет другой человек.

Я познакомился с Даном Сэмэтару абсолютно случайно, да и вообще не уверен, что это можно так назвать. Три года назад я путешествовал по Румынии (серьезно, есть и такие люди) и одним из пунктов моей экскурсионной программы, разумеется, был легендарный замок Бран, где, по легенде, жил тот самый Влад Цепеш, более известный в широких кругах как граф Дракула. Вылазка к этому самому замку планировалась из находящегося неподалеку городка Брашов, последнем глотке цивилизации перед смертоносными трансильванскими пустошами, усыпанными человеческими костями. Перед поездкой мне требовалось как следует набраться сил (и какого-нибудь алкоголя), поэтому в свой первый и последний брашовский вечер я пошел в местный бар, который, как я хорошо помню, назывался Tipografia. И там я встретил его, хотя сначала я встретил ее.

Она сидела совершенно одна у барной стойки, миниатюрная, но с огромными черными (ЧЕРНЫМИ) глазами, с пышной цыганской копной и блуждающей улыбкой, и не отрываясь смотрела на маленькую импровизированную сцену, где что-то громко вещал молодой человек. Местная легендарная цуйка (это такой сливовый самогон) уже потихоньку делала свое грязное дело - махнув рукой на то, что меня вполне могут за такие знакомства местные юноши порубить на куски, я устремился к этим глазам. Но в тот день я мог быть и говорящим ежом или иметь три головы - она бы все равно не обратила на меня внимания. Потому что каждая душа в этом заведении, включая ее, была вывернута навстречу молодому зычному голосу, который что-то вдохновенно вещал. Политика, религия, скабрезные анекдоты - кто это и о чем он говорит, черт возьми, я хочу так же! Оказалось, он говорил про книгу "Пролетая над гнездом кукушки" Кена Кизи. А звали его Дан Сэмэтару, чье имя я теперь храню в своем пантеоне великих людей с очень смешными именами.

Все это я узнал уже после окончания его короткой, но пламенной речи. Хлопали ему почти что искуплено, кто-то не щадил рук, а сидящая рядом со мной трансильванская королева с оглушительным грохотом стучала своими огромными ресницами. Скажу честно, мне было не очень интересно, что это был за перформанс, цуйка мне шептала на ухо другие вещи, но, чтобы завязать более крепкое знакомство, мне пришлось вступить в активную коммуникацию, а конкретно - смиренно последовать за своей брашовской богиней к столу, куда победоносно уселся юный оратор. Как я сразу понял, знали его в городе почти все, он был поэтом, критиком, сумасшедшим, кем угодно. "Дан", - сказал он, пожал мне руку и посмотрел в душу. Я что-то промямлил в ответ, мол, очень приятно, Дан, но давай, дружище, в другой раз потрещим? Быстро и шумно завязались какие-то разговоры, принесли очень много вина (в Румынии есть вино!), а я все старался совсем незаметно понюхать волосы своей румынской нимфы.

Я был так увлечен своими обонятельными экзерсисами, что не сразу понял, что перешли на английский язык (кроме меня оказалось есть еще пара-тройка душ, не говорящих на местном). Кизи, Рэтчед, Макмерфи - все эти фамилии устремились навстречу мне, и я вдруг начал понимать, что румынская молодежь на полном серьезе обсуждает на пьянке современную американскую литературу. Цуйка тут же перестала шуметь в голове, я вспомнил весь свой оксфордский словарный запас и начал слушать. И успел вовремя, потому что, во-первых, я узнал, как зовут объект моих переживаний (Сандра) и, во-вторых, услышал нечто особенное - это Дан, громко прокашлявшись, выдал сжатую версию своего выступления на английском. Которая была записана на телефон и пересмотрена потом не раз. Собственно, теперь и для вас - Дан Сэмэтару и краткая запись его монолога о книге "Пролетая над гнездом кукушки".

Иногда я бываю Макмерфи. Я очень громко смеюсь, громко плачу, хочу кусаться и безумно, абсолютно безумно люблю весь мир. Я люблю Брашов, я люблю Румынию, я люблю это чертово место. Если бы я мог, то я бы расцеловал здесь всех и вся, да так, чтобы каждый раз зубы стучали. Тебе грустно, что-то не так? (указывает на сидящего рядом парня, который не очень хорошо понимает по-английски). Тебе плохо? (неожиданно громко и крепко его целует в губы; все смеются). Никто не должен грустить, давайте смеяться. Пускай они все думают, что я сумасшедший, а мне нравится быть сумасшедшим. Если в Брашове идет дождь, то я иду и бегаю под дождем! Если в Брашове кто-то умирает, то я иду и плачу со всеми, но только для того, чтобы потом со всеми вместе смеяться. Ну, или хотя бы подраться (все смеются). И если мне нужно быть Макмерфи, чтобы другим было лучше, я буду им. Ну а что делают они с Макмерфи? (показывает пальцем в окно).

(после паузы) А иногда я бываю Рэтчед (все смеются, потому что Дан специально произносит фамилию как wretched). Я ненавижу этот город, ненавижу эту страну, страна душевнобольных идиотов (все почему-то смеются). У нас постоянно идет дождь, но мы даже не чертова Англия. Да, у нас красиво, но полстраны идиотов и психов. Вы видели молодежь в Бухаресте? Да по этим людям плачут больницы и тюрьмы. А ведь это будущее страны, хотя какое может быть будущее у бедной, ни на что не способной страны, которая ничего не производит. Потому что нет системы. Нет правил и нет законов. Всем бы лишь только баклуши бить, да пить цуйку (неожиданно берет рюмку со своим напитком и выливает его на пол). Так мы ничего не добьемся. Время для важных решений (опять показывает пальцем в окно; все немного нервно смеются).

Но чаще всего, я тот самый индеец (садится на свое место). Я нем (очень долго молчит; кто-то начинает хихикать, но быстро смолкает). Я бы хотел что-то изменить, но боюсь мне может не хватить сил. Я вижу разных Макмерфи и разных Рэтчед. Они все вокруг меня. Я и сам он и она. Все мы здесь макмерфи и рэтчеды. И вот в чем суть - кем вы хотите больше быть, Макмерфи или Рэтчед? Потому что весь этот мир - одна большая больница, а вы сами решаете кем в ней быть. Но для этого нужно открыть рот.

Все громко хлопают, а спустя пару минут я встаю, беру Сандру за руку и ухожу вместе с ней гулять по ночному Брашову.

Дан Сэмэтару, храни тебя Господь за этот прекрасный вечер.

Оригинал выступления, кстати, вы можете увидеть по этой ссылке.

Раз пять я подступался к этой рецензии: набирал пару абзацев, стирал, набирал сызнова, переставлял их местами, снова стирал... «Не то, все не то!». В голове моей относительно этой книги происходит полнейший бедлам. Поэтому просто расскажу, как я ее увидел, и не обессудьте уж.

Поначалу это достаточно любопытная история слегка повредившегося в уме индейца-полукровки, пикантность которой в том, что до самого конца книги невозможно очертить пределов этого повреждения. Он рассуждает и излагает вроде бы как почти нормальный человек, но время от времени на сцену выползает какой-то сюрреализм и какая-то чертовщина. Очень медленно и очень плавно — не получается сказать, в какой момент началось помутнение, но в его присутствии сомневаться не приходится: живой человек кашляет болтами и гайками, трансформирует свою руку в кувалду и вырастает на метр.
В повествовании очень тесно, до полного смешения, сплелись три ключа — объективное бытописательство, гипербола в духе магического реализма и простой бред психически больного. Где заканчивается одно и начинается другое?

Потом акцент смещается, вносят новые декорации.
Тут уже появляются какие-то отзвуки нонконформизма-максимализма, борьбы с системой и восстания маленького человека против большого общества. Видите ли, эта больница слишком хорошо работает.
Побудка в восемь, завтрак в девять. Ноль-ноль, конечно же, только ноль-ноль.
Бритье строго по понедельникам. Гости только на два часа. Сидеть только в этом кресле, а моргать только по метроному.
Надо как-то оживить этот механизм. Вбросить мышь в эту бухгалтерию. Поджечь петарду в этом пыльном архиве старых желтых бумаженций.

В синем углу — Старшая Сестра (в контексте книги этот, не побоюсь этого слова, титул звучит почти так же устрашающе, как «Большой Брат»). Центр паутины, глава больницы, мозг и сердце этой идеальной, стерильной машины по превращению людей в добропорядочных граждан.
В красном углу — разбитной рыжий ирландец, грубиян, хам, аферист, рубаха-парень, жулик и просто душа компании. Пышет жизнью, сверкает глазами, лучится оптимизмом, ну, и ко всему прочему, просто косит от тюрьмы в психушке.
Рингом в данном случае выступает лечебница не столько как помещение, сколько как замкнутый социум со всеми живущими в нем персонажами (и всеми живущими в их головах тараканами), их сложными взаимоотношениями, традициями и внутренним распорядком.
Борцы, уж поверьте, стоят друг друга, да и все противостояние получается весьма колоритным — по-дурдомному анекдотичным, абсурдным и развязно-балаганным.

Постепенно это веселое разгильдяйство сходит на нет, а остается мысль очень серая, невзрачная и безнадежно тоскливая: борьба с социальными контрактами.
Огромную кучу вещей люди вообще делают не для пользы, не из чувства долга, да и вообще ни для чего — единственно потому только, что так принято. Такова традиция, все так делают.
Дурацкий институт, куда восемь из десяти человек пришли просто за корочкой. Дурацкая пара по философии у группы с мехмата. Дурацкая армия, способная лишь строить дачи и мести плацы, от которой хотят откосить поголовно все...
Такие вещи не создают никакого блага, не преумножают добра и ничего после себя не оставляют; они даже не имеют здравого смысла — но мы, в силу инертности общественного сознания просто делаем это. Просто так надо, понимаете?
И вот когда один человек, каким бы свободомыслящим он ни был, каким бы гибким умом и широким взглядом ни обладал, начинает бороться с этими контрактами — он неизбежно проигрывает.
Ты можешь прогуливать пары, мотивируя это тем, что «ты уже понял, что тебе в жизни надо». Ты можешь игнорировать мораль и правила приличия — «потому что они нелепы». Ты можешь выплевывать таблетки, которые впихивают в тебя санитары. Ты можешь всегда выходить в окно, даже если в доме десять тысяч дверей...

«Здесь невозможно одержать окончательную победу — здесь можно выигрывать только отдельные бои, один за другим, бесконечно. Но рано или поздно ты оступишься — и ты проиграл. Навсегда». Комбинат пожирает всех.
Вспоминая Ремарка: этот Комбинат не из железа, а из резины. Железо можно сломать, но резину — лишь согнуть, и она все равно разогнется.

И вот тут, — автор предельно честен — не должно быть никаких иллюзий.

7, хорошо.