Здравствуй, дорогой читатель!

Давай познакомимся? Меня зовут Катя Степанцева, и я пишу. Писать – это словно выводить на запотевшем стекле узоры. Сначала они узнаваемы только для тебя, только ты вкладываешь в них смысл, только ты видишь начало и конец, ведешь линию, за которой угадывается что-то интересное и прекрасное. Но потом, когда очертания становятся ясными и законченными, те кто рядом с тобой, дышат тебе в плечо, они с удивлением обнаруживают, что тоже видят знакомые силуэты. И этот восторг, что искрится и изливается от другого человека, которому нравится тот результат, которого ты достиг, передается и тебе тоже. Захватывает сердце целиком и вот ты уже видишь гораздо больше. Из одного смысла выливается другой, тот, о котором сначала и не думал. Из текста подтекст, из картинки новая картинка, а если что-то где-то смазалось или потекло, то можно провести ладонью, подышать на стекло и снова начать. Вырисовывая жизнь. Выписывая черточками непередаваемой красоты узоры.

Мне нравится это ощущение восторга, которое сопровождает сам процесс написания и процесс публикации написанного, а потом процесс обсуждения. Нравится, даже если я вижу критику, это тоже обратная связь и чье-то мнение, видение моих узоров. Хотя я внутренне сжимаюсь и колени до сих пор бывает трясутся. Мне нравится, когда близкие люди, не безразличные мне люди, проявляют интерес к моему творчеству. Нравится, когда оно их радует. И каждый блеск в глазах я стараюсь впитать, запомнить, запечатать в сердце. Каждое слово сохранить. Именно для этого я каждый день вывожу узоры на запотевшем стекле. То есть пишу. А чем увлекаешься ты? Любишь читать?

Тогда листай скорее дальше, приятного чтения.

Под крыльями снежного ангела

Я уткнулся лбом в стекло, разглядеть что-либо в этой снежной кутерьме сложная задачка. Мело так, будто вьюга решила извиниться за все бесснежные дни ноября и декабря. Я нажал на трубке домашнего телефона отбой, услышав пятый раз, что нашу пиццу доставят через пятнадцать минут. Новый год, ясное дело. На часах еще только десять. В этом году мои родаки накрыли стол салатами и снеками и ушли в гости, а мне разрешили пригласить друзей. “В четырнадцать лет, – сказала мама, – думаю я могу на тебя рассчитывать. Повеселитесь с друзьями как следует, мы с отцом придем около шести, если что позвоню”. Васька на радостях устроила нам киномарафон, посвященный Дэниэлу Рэдклиффу. Она сидела на полу у журнального столика и смотрела на меня, забавно вытянув шею. Я плюхнулся к Костяну на диван и объявил:

– Пицца будет через пятнадцать минут!

– А если б Васька юбку надела и блузку с декольте, глядишь, курьер бы поторопился, – злорадно прокомментировал Костян.

– Интересно, как бы он узнал? – скривилась Васька.

Васька нас старше на год, но по ней и не скажешь: худенькая, угловатая, мелкая. Для нас она всегда была своим парнем, да и одевалась как пацан. Юбку и блузку на ней увидеть просто невозможно, и даже обтягивающие джинсы. В школе она носила широкие синие брюки и балахонистые свитера, дома безразмерные футболки, треники или штаны. В честь праздника она надела новый красный спортивный костюм с белыми лампасами.

Я смотрел на экран, но не видел, что там происходит. Задумался. Мы дружили с Васькой и Костяном всю жизнь, с детского сада. Мы знали друг о друге все: каждый шрам (никогда не забуду, как Костяну в задницу вцепился соседский доберман), каждую неудачу и победу, каждое желание и страх. Но кое в чем я не мог признаться никому. Когда я думал, что признаюсь, у меня холодели руки и сердце готово было вырваться из груди. Я перевел взгляд на окно, устремив его в темноту сквозь мигающие разноцветные огни гирлянды. Снег падал и падал и мне казалось, что там высоко в небе летел ангел и с его крыльев срывались снежные пушинки.

Васька самозабвенно хрустела чипсами, не сводя взгляда с экрана, Костян дремал, положив ногу на ногу, капюшон розовой флисовой пижамы с мордой Пятачка из американского «Винни Пуха» сполз ему на лицо. Перед тем как уснуть Костян пытался возмутиться:

– И что вот в нем такого, в этом вашем Рэдклиффе? Совершенно обычный.

Но Васька моментально подавила «бунт на корабле». Ей даже не пришлось ничего объяснять. Она как-то так странно умеет смотреть, что сразу становится понятно: спор бесполезен.

Я бы тоже посмотрел что-нибудь другое, но Ваську не переспоришь, если уж ей приспичило этого бесячего Рэдклифа, то все! Васька и маму мою на «Гарри Поттера» подсадила. Так мама вдруг ни с того ни с сего заявила, что я на него очень похож. Ну прям вылитый! «Глазки голубые, бровки как у него, волосики зачесать надо по-другому. Очков не хватает только круглых!» Вынос мозга! Не похож я! Если только совсем чуть-чуть.

Дамблдор на экране закричал: «Я больше не могу, Гарри, убей меня!», Костян судорожно всхрапнул и проснулся. Протер глаза, посмотрел на часы:

– Все, не могу больше! Если мы продолжим в том же духе, это будет самый отстойный Новый год в моей жизни. Мне уже скоро сниться будет что я Гарри Поттер, а Макс Гермиона, – возмутился он. – Может в “Мортал Комбат” зарубимся?

Васька на него даже не посмотрела. Точнее посмотрела, но как-то мимо, слегка сощурив глаза и чуть заметно улыбнувшись:

– Опять будешь за Саб-Зиро? Ты предсказуем!

– Давай же сразимся, Соня Блейд! – подзуживал Костян, – Я тебя размажу в первом же раунде.

– Еще кто кого, поросютка.

– Ну же, давай детка, сделай это уже скорей! Я весь твой! – Костян отхлебнул колы, прополоскал рот, проглотил и рыгнул. Васька кинула в него скомканную салфетку:

– Вот только буйных ветров при мне не вздумай подпускать! Я вообще-то девчонка, если ты не заметил.

– Ты не девчонка. Ты братан! Брателло!

– Нет, – упрямо сказала Васька, – я девчонка, так что попрошу…

– Ой, я тебя умоляю! Девчонки они такие, – Костян манерно запищал, взмахивая руками, – «Смотрите какое платьице! Ой эта помада просто чудо! Не надевай узкие джинсы, они тебя толстят! Не для того я качала свои ягодицы, чтобы прятать их в безразмерные шта-а-а-аны-ы-ы». Ты не такая, Вась, – он закинул в рот чипсы и продолжил, – ты у нас брутал.

Васька еще улыбалась, но глаза у нее сделались какие-то напряженные, стальные, и улыбка стала похожа скорее на оскал.

– То есть вылитый мужик: вонючий, лохматый качок с интеллектом дровосека. Макс, ты тоже так считаешь? – повернулась она ко мне.

В коридоре раздался звонок мобильника, я вскочил, будто за мной погнался Скорпион, втайне радуясь, что, хотя бы на время, избежал участия в этом щекотливом разговоре.

Тут же зазвонил домофон, курьер привез пиццу. Я нажал кнопку и открыл дверь, затем отыскал телефон под зеркалом. Звонила мама по ФейсТайму. Седьмой раз за день. И это она еще себя сдерживала, ведь мы утром с ней поговорили, что все будет хорошо и волноваться абсолютно не о чем.

– Да?

– Максик, милый, как вы? – спросила мама, из-за ее спины выглядывала тетя Света, мамина университетская подруга, – Макс, приветы! – закричала она.

– Здрасте, теть Свет.

– Я те дам щас, теть Свет. Ир, ну когда он перестанет меня тетей называть?

– Света, ты его старше на двадцать пять лет. По-моему, логично.

– Максим, у вас там все хорошо? – округлив глаза спросила мама. У меня создалось ощущение, она втайне надеется, что у нас что-то произошло и, если я об этом скажу, она тут же выедет домой.

– Ну конечно, что у нас может случиться? Вот пиццу привезли! – я расплатился с курьером, который вежливо ждал, когда я на него обращу внимание. Положил коробку с пиццей на тумбу под зеркалом.

– Но если что-нибудь случится, ты мне обязательно позвони!

– Ла-а-а-а-дно, – протянул я и запер дверь.

– Хоть что-нибудь, слышишь? Даже просто так звони!

– Мам, но вряд ли что-нибудь случится, серьезно, – я услышал призывные ритмы игровой заставки, – Мы «Мортал Комбат» запустили, – я развернул камеру и пошел в комнату, демонстрировать маме, что у нас тишь да гладь, чтобы она окончательно успокоилась.

Кто-то сдавленно крикнул, я оторвал взгляд от телефона и застыл в дверях.

Костян лежал, уткнувшись лицом в подушку, а Васька, упираясь ладонью ему в голову, оседлала сверху и выкручивала руку. Он с трудом приподнял красное лицо и хрипло заорал:

– Да девчонка ты! Красавица!

– Э-э-э-э, – протянул я и резко переключил камеру на себя. Натянуто улыбнулся, – Мам, вот видишь, все хорошо! Отрабатываем захваты как в игрухе.

– О Боже! Что происходит?

Васька и Костян вскочили с дивана и, облепив меня со всех сторон, замахали в камеру.

– Тетя Ира, как дела? – улыбалась Васька, обняв меня за шею. Васька пахла кокосовой стружкой, значит до рафаэлок добралась.

– Все хорошо, Васенька, – растерялась мама, – а у вас как?

Я не удержался и влез в разговор, ободряюще взъерошив Костяну вихры:

– У нас все просто супер! Как видишь, в съемках ни один суперхряк не пострадал!

– На повестке дня, а точнее ночи «Фантастические твари», – бодро отрапортовала Васька. Спешный выезд отменился и мама, обещав позвонить попозже, отключилась.

Я бросил телефон на диван. Лицо Костяна постепенно принимало свой первозданный вид.

– Ну что, господа, продолжим, – объявил он, как ни в чем не бывало, оправив пижаму и накинув капюшон, потом повернулся к Ваське, игриво склонил голову и добавил, – и дамы, конечно. В программе заявлены «Фантастические твари»! Хотя бы там нет приевшейся физиономии Рэдклифа. Ай! Васька! У меня от тебя все ребра болят, хорош уже!

Снова зазвонил телефон.

– Знаешь, у тебя чрезмерно заботливая мама, – отметила Васька, – такое ощущение, что это у нее, а не у моей матери, доченька с двумя парнями празднует Новый год. Моя вот еще ни разу не позвонила за весь день.

Последнюю фразу Васька сказала, не сумев скрыть обиду в голосе.

– Вообще-то это не мама, – уставившись на экран телефона сказал я. – На этот раз звонит Вован, – гораздо тише добавил я, но меня уже никто не слышал.

– Какой Рэдклиф! Какие твари! – бодро воскликнула Васька, дразня Костяна вторым джойстиком от икс-бокса, – Саб-Зиро, трепещи, я не успела надрать тебе зад!

– Эти твои пацанские замашки, – проворчал Костян, потирая ключицу, но джойстик все-таки взял.

– Да? – закричал я, закрывая телефон рукой и стараясь переорать музыку игрухи.

– Макс, привет!

– Хай!

– Че делаешь?

– С Костяном в “Мортуху” рубимся, – соврал я.

– А Василиск с вами?

Я растерялся, говорить не говорить. Хотя какая разница, пусть знает. Они с Васькой год назад встречались, правда не долго, меньше месяца, а потом рассорились. И почему он про нее спросил? Я повернулся и посмотрел на друзей. Они увлеченно играли, хихикая и обсуждая запрещенные приемы.

– Да. Мы втроем празднуем.

– Втроем – это не праздник. Ну-ка включи громкую связь, мне надо обращение сделать.

Этого-то я и боялся. Глубоко вздохнул и протяжно выдохнул:

– Вован, праздник все-таки, Новый год. Надо простить друг друга и идти дальше. Примета такая…

– Да понял я, понял, – оборвал мою речь Вован. – Включай уже громкую связь и не полощи мозги.

Я махнул рукой Костяну, показывая, чтобы сделал звук потише, а сам включил громкую связь.

– Василиск, слышишь меня? Конечно слышишь, сказочное чудовище. Неси сюда свою крошечную задницу, иначе ровно в полночь все узнают твои тайны, я тут на днях раздобыл один любопытный дневник, – сказал Вован и сбросил вызов.

Васька сидела на диване осунувшись, задумчиво обкусывая заусенец на большом пальце.

– Васек, ладно тебе, не расстраивайся, – попытался утешить Костян. Даже обнял ее за плечи.

– Правда, Вась, – сказал я, но подойти и тоже обнять не решился, – не обращай внимания. Ну какие тайны, что за бред?

– Не понимаю, когда он смог его украсть? – пробормотала она.

– Ну и черт с ним! – преувеличенно бодро всплеснул руками я. – Давайте салаты есть? А то мама расстроится, она готовила, старалась.

– Что-то не хочется, – упавшим голосом сказала Васька, потом метнула на меня обеспокоенный взгляд и воскликнула, – Ой, ну что гадать да мучиться, придется идти и требовать объяснения! – но вид у нее был, будто она решила сделать так, чтобы он замолчал навеки.

Костян загробным голосом произнес: «Смерть же несёт путем диковинным, небывалым, ибо, кроме клыков ужасных и ядовитых, даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тотчас примет кончину скорую и в муках великих».¹

– Вась, скоро Новый год! Мы что встретим его в сугробе? – еще не верил я.

– Да тут идти минут тридцать прогулочным шагом, а если поднажать минут за пятнадцать успею туда и обратно, – Васька дернула Костяна за руку и посмотрела на его наручные часы, вскочила и ринулась в прихожую. – К тому же я вас и не зову. Одна дойду, ничего со мной не случится, со мной никогда ничего не случается. Оставайтесь. У тебя мама скоро снова начнет названивать, – Васька натягивала пуховик и одна рука у нее застряла. Васька недовольно вытащила из рукава шапку, – вот она удивится, что ты не дома. Вызовет скорую, и пожарную, и дежурную часть, так что не рискуй.

– Ну мне-то ничто не помешает прогуляться! – потер руки Костян. – Наконец-то вечер перестал быть томным.

– Я ей сейчас сам позвоню, усыплю бдительность, – среагировал я. Будет мне еще Васька указывать сидеть дома. На улице тьмища и непонятные личности бомбят фейерверками.

Я нацепил самую обаятельную улыбку, которая мне удавалась в жизни и позвонил маме, она приняла вызов с первого же гудка.

– Мам, у нас все отлично. А как у тебя? Ага, ага. Ну все, с наступающим! Целуем! Нет, никуда не пойдем. Ну может во дворе фейерверк запустим и все. Ага, пока!

Улыбка сошла с лица так же быстро, как появилась. Васька и Костян уже экипировались. Я суетливо оделся, пара минут и мы на улице.

Нетвердой походкой подошел к подъезду Дед Мороз:

– Снастпайущм, ръбятишки!

– Спасибо, спасибо, и вас, – как-то вразнобой и вяло ответили мы и, не желая останавливаться и поддерживать разговор с общительным Дедом.

– Ндо быть ри-ик-шительней и нпористей, ик! Ну-к ищщё раз, – проговорил нам вслед нравоучительно Дед, держась за ручку двери и качаясь как береза от ветра на вершине холма.

– Спасибо! – хором крикнули мы.