Глава 1. Находка

На парковке у пляжа мой «Швинн» был единственным. Я пристегнула велосипед «крокодилом» и направилась к пустынному берегу. До аварии я могла пройти этот путь вскачь и не глядя на камни под ногами. Теперь пришлось идти медленней.

Когда-то почти все свободное время мы с друзьями проводили на этом полудиком пляже Сан-Мигеля. Никто из нас троих не был ни уроженцем Азорских островов, ни даже португальцем с материка. Мы думали о будущем целого мира и нашем собственном, но куда чаще Питер и Хлоя пытались узнать тайны прошлого. О да, о седой древности они могли говорить часами.

Помню, мы исследовали прибрежные скалы в надежде найти стертые временем, ветром, солнцем и водой древние наскальные рисунки. Для меня это было игрой, для них – нет. Я увлекалась велогоночным спортом, и мой «Швинн» не знал спокойствия. Ни один из марафонов на островах не проходил без моего участия. А переводить манускрипты, написанные мертвым языком? Ходить по десятому разу в одни и те же музеи и изучать пыльные кости и чучела? Вы уж как-нибудь без меня.

Добравшись до огражденной черными глыбами бухты, я аккуратно сняла с плеч рюкзак – внутри звякнула купленная перед поездкой бутылка вина. Стояла редкая для тропического острова погода – солнце пряталось за низкими серыми тучами, которые гнал холодный ветер. Депрессивней пейзажа нарочно не придумаешь.

Я долго искала ответ, почему именно меня, под таким же низким небом, как сейчас, когда выпитое вино кружило голову, Питер назвал своей девушкой? Теперь уже я понимала, что это было ошибкой, и с моей, и с его стороны. Мы были разными. Нас роднил только азарт и упрямство. Нам бы оставаться друзьями и не было бы никого лучше нас в этом мире, но мы ошиблись, приняли дружбу за другие искренние чувства.

Отношения быстро превратились в тягомотину, как если бы мы оба, стиснув зубы, из последних сил, покоряли вершину Альпийской гряды. День за днем. Ничтожное время спуска и только упрямый, тяжелый подъем вверх, когда мышцы горят огнем.

Так себе отношения, в общем.

Я выдернула пробку из бутылки, которую попросила открыть прямо в магазине, и налила вино в хрустальный бокал, который тоже привезла с собой.

Из всего сервиза он единственный пережил мою вспышку ярости. С некоторых времен они происходили со мной частенько…

Но впервые это случилось, когда мы втроем ужинали в кафе. Я уплетала еду за обе щеки – выложилась на дневной тренировке и была голодна, как зверь.

А Питер и Хлоя… не ели вообще.

Обложившись учебниками, словарями, тетрадями, они говорили, перебивали друг друга, спорили так живо, словно и не говорили о какой-то неподтвержденной легенде. Ага, даже не о реальном городе, я могла бы это понять. Монументальность Рима поражала и меня.

Они выбрали Атлантиду. То есть никаких тебе возможностей узнать правду, только домыслы, приправленные тысячелетней фантазией других сумасшедших историков. Какой смысл интересоваться такими древнейшими событиями, если ты никогда не узнаешь правды?

Я смотрела на них какое-то время поверх своей пустой тарелки, но никто не замечал моего настойчивого взгляда. Питер говорил, а Хлоя кивала и подчеркивала маркером какие-то важные предложения в книге.

Я не удержалась и зевнула. После еды и хорошей тренировки меня потянуло в сон. Ну, какая уж тут история.

А они как раз замолчали. Мой зевок не остался незамеченным.

«Всем кофе за этим столиком за мой счет», – пошутила я, но шутка не возымела эффекта. Из вежливости они отложили книги в сторону. Повисло молчание. Впервые за долго время они не знали, о чем говорить еще, кроме своей истории, а я не могла придумать темы, не связанной с велоспортом.

Я попрощалась и ушла. Они остались.

Я почти доехала до дома, но, черт меня дернул, и я повернула назад, хотя и накрапывал дождь. Я хотела, наконец, объяснить им, что трактовка фактов и так, и эдак, эти их объяснения необъяснимого, ну это как-то не для меня. Питер с Хлоей не фанаты велоспорта, и я не заговариваю им зубы характеристиками новых велосипедов, к которым приглядываюсь ради смены «Швинна», так ведь?

Смеркалось. Дождь зарядил на полную.

Их могло не быть в том кафе. И лучше бы их там не было, потому что то, что я увидела, когда резко затормозила на парковке, разозлило меня еще сильнее.

Они целовались.

Я простояла достаточно долго на улице и под дождем, пока они отлипли друг от друга и вообще уделили внимание окружающему миру.

Заметив меня через окно, Питер рывком поднялся на ноги, но я так и не слезла с велосипеда, ждала. И как только они бросились к выходу, ударила по педалям. Я гнала так, словно это был финишный участок Тур де Франс и счет шел на миллисекунды.

На освещенных только автомобильными фарами трассах и под дождем гонок не устраивают. И не зря. А когда руки дрожат, а глаза застилают слезы, лучше вызвать такси, чем ехать на велосипеде.

Я потеряла управление и вылетела в кювет. Рама «Швинна» погнулась и треснула в нескольких местах, шины вместо идеальных кругов превратились в скособоченные восьмерки. Я приложилась о дерево, сломала ногу и получила с десяток мелких травм, перечисление которых заняло обе стороны листа А4 в истории болезни. Слава богу, что на мне был шлем.

С тех пор я ни разу не была на этом пляже. Питер и Хлоя, может, и были, но втроем мы больше никогда не приходили. А сегодня вечером я покидаю Азорские острова. Надеюсь, что навсегда.

Я осушила бокал залпом и наполнила его до краев во второй раз.

Питер с Хлоей навещали меня в больнице, но я запретила родителям впускать их, когда пришла в сознание. А потом они оставили попытки достучаться до меня.

Восстанавливалась я долго. Реабилитация затягивалась по причине моей обиды и апатии. Постепенно мне разрешили подниматься с постели, сняли спицы, а я наконец-то смирилась с мыслью, что нам с Питером лучше было оставаться друзьями.

Я стала искать их, хотелось посмеяться вместе над тем, какие у них были лица в кафе, когда они заметили меня, но телефоны не отвечали.

Когда я спросила родителей о них, мама с папой переглянулись.

– Понимаешь, Майя… – начал отец, но замолчал.

Ему понадобилось какое-то время, чтобы собраться с мыслями, а потом он рассказал мне, что Питер сделал Хлое предложение и поскольку родители Хлои на тот момент работали в Америке, они решили отправиться за океан.

Их пребывание в Америке объяснило бы отключенные домашние и сотовые телефоны. Я не понимала, зачем родители просили меня не волноваться, ладно, они знали, что у нас с Питером были отношения, может быть, из-за этого?

Но я видела по их лицам – совсем не поэтому.

Я вспомнила замеченные краем глаза новости. Ничего такого. Просто еще один самолет во время трансатлантического перелета рухнул в океан.

Меня словно опять приложили головой о дерево. Только шлема на этот раз не дали. Просто не было такого шлема.

Еще в больнице я поняла, что пора бежать с этого острова, но все упиралось в мои не долеченные травмы. Мне казалось, что исцеление пойдет быстрее там, на другой земле, но тренер был неумолим. Я никому не нужна во Франции со своими травмами, говорил он, мне лучше сразу вступить в ряды спортсменов полной сил и здоровой, а иначе меня посадят на скамейку запасных и забудут обо мне, пока я буду зализывать раны.

Два дня назад он счел меня готовой и велел готовиться к переезду. Я сказала, что давно готова, и сегодня нашла в себе силы прийти, попрощаться с этим скалистым неприглядным берегом, значившим для меня так много. Просто нельзя было откладывать и дальше.

У моих лучших друзей не было могил и похорон, мне достался только пляж, океан и вино в память о них. Той зимой мне исполнилось двадцать пять, и я давно привыкла к одиночеству, хотя и не смирилась с ним.

Я выпила второй бокал также залпом и швырнула его в скалу – последний хрустальный бокал, который пережил вспышки моего гнева. Осколки брызнули во все стороны. Это не подняло шума и не привлекло ничьего внимания.

Мы ведь заботимся об экологии, некстати вспомнились слова Хлои. Каждый раз, покидая пляж, она следила за тем, чтобы мы не оставляли мусора.

Черт. Я не заботилась об экологии и не состояла в «Гринписе», но Хлоя первая скинула бы мартинсы, чтобы отыскать остатки бокала в пенистом прибое. Стиснув зубы, я разулась и вошла в воду. Набегающие серые волны обожгли холодом; океан пытался стянуть стекляшки раньше, чем их у него отберут.

Что-то кольнуло пятку, и я замерла, но боли не почувствовала, поэтому нагнулась, чтобы рассмотреть дно. Бурлящие волны то и дело скрывали находку, а я смутно сознавала, что дрожу от холода и порывистого ветра. В разноцветной гальке угадывались очертания некоего предмета, размером с половину ладони, может, даже меньше. Насыщенно кирпичного цвета, он резко выделялся на фоне темных и беловатых камешков. Обидно, если это окажется стекляшка или кусок пластика, не все столь же категоричны в вопросах экологии, как Хлоя.

Волны как раз схлынули. Последние струи воды скатывались яркой лавиной разноцветных камешков.

Темно-медовый, как застывший янтарь, осколок терпеливо дожидался своего часа.

И он настал.

Я вытащила из мокрого песка глиняный осколок с полустертыми углублениями – не то штрихами, не то линиями. Не разобрать были ли они буквами или какими-то известными мне символами. Может быть, осколок был древним, а может быть, всего лишь сувенирным новоделом, разбитым нерадивыми туристами. Он был увесистым и достаточно толстым. Представлялась большая амфора, в которой древние люди хранили масло или вино.

Питер захотел бы такой в свою коллекцию, он никогда не возвращался с пляжа с пустыми руками, и, наверное, мне лучше оставить осколок здесь, в его стихии, раз нельзя передать его Питеру. Может, кому-нибудь другому посчастливиться найти его, и этот кто-то будет гораздо лучше моего осведомлен в археологии и истории, а древность будет ценить также сильно, как и мои друзья.

Я замахнулась, но что-то остановило меня.

Океан, поняла я. Его цвет изменился.

Он больше не был депрессивно-серым, густым и вязким, каким всегда был мягкой, даже по меркам Азорских островов, зимой. Вода окрасилась в безмятежную лазурь, как в знойном июле, когда казалось, что даже волнам лень шевелиться.

Ветер тоже переменился. В мокрой одежде я больше не мерзла. Теперь прилипшая к телу рубашка даже… освежала?

Я еще раз поглядела на глиняный осколок в своей ладони. Вот он, я только что вытащила его из воды после того, как осушила два бокала вина. Может быть, я пьяна? Как иначе объяснить то, что я вижу?

Я снова подняла глаза. Нет, не может быть этого быть. Невозможно. Иррационально!

Вдоль голубой кромки атлантического океана белела суша, которой еще пять минут назад там не было. Да какие минуты, ее там веками не было!

Я ошарашено поглядела по сторонам – пляж был пуст. Более того, пальмы, набережная, даже нагромождения камней и те исчезли. За моей спиной шумели высокие лиственные деревья. Травы оплетали их и, карабкаясь вверх по могучим стволам, плели плотные заросли, за которыми ничего видно не было.

Эй! А велосипед-то мой где?!