© Калюжная К., текст, 2019

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2019

© ИП Суховейко Д. А., издание, 2019

Часть 1
Линда

Сентябрь 2008 года

Вечер сгустил краски и накинул на мир тени. Они расползались из дальних, неосвещенных углов комнаты и ложились на темные предметы, придавая им таинственность. Через открытое окно врывался свежий, благоухающий ароматами цветущего сада воздух. Под потолком парил небольшой шар, распространяющий вокруг себя приятное желтоватое свечение.

Линда Солнечный Свет сидела за письменным столом, заваленным исписанными листами формата А4, свитками пергамента, огромными фолиантами, содержащими в себе бесценные знания, накопленные тысячелетиями магической практики. На экране включенного компьютера горела табличка «Вам письмо». Девушка, не взглянув на содержимое сообщения, поставила в левом углу «галочку» «удалить». Даже волшебники не застрахованы от бесконечного спама, рассылаемого наглыми человеческими фирмами и содержащего глупую, далекую от истины рекламу.

Оглядев быстрым взглядом царивший вокруг беспорядок, Линда безнадежно махнула рукой в пустоту и откинулась на спинку высокого кресла, на две головы возвышающуюся над ее хрупкой фигурой. Взгляд выхватил блестящий кусочек круглого предмета, выглядывавший из-под наваленных стопками бумаг. Лениво потянувшись, волшебница извлекла заинтересовавший ее предмет и тут же отбросила прочь, словно прикоснувшись к ядовитой змее.

Зеркало! Наверняка его забыла Вероника, готовая каждую минуту любоваться собственной умопомрачительной красотой. Ночная Нимфа приезжала в ее замок несколько часов назад, к сожалению, не с самыми приятными новостями и оставила о себе память.

Линда подобрала зеркальце двумя пальцами и брезгливо выбросила в мусорную корзину. Она ненавидела зеркала. Год за годом, век за веком они показывали ей одно и то же лицо тринадцатилетнего подростка. Лицо, которое вызывало у нее лишь отвращение, ибо только его она винила в своей неудавшейся личной жизни. Всей ее силы, всей доступной ей магии не хватило, чтобы состарить его хотя бы на день. Благодаря многочисленным экспериментам над собственной внешностью она добилась только того, что некогда русые волосы превратились в снежно-белые, а светло-карие глаза приобрели почти черный оттенок. Эти метаморфозы придавали колдунье таинственности, но, увы, не делали старше.

Взмахом руки Линда задернула шторы, погружая и без того темную комнату в полумрак. Ей не хотелось, чтобы резвящиеся во дворе дети воителей, полюбившие в последнее время лазить на карниз по ту сторону окна ее кабинета, видели госпожу, предающуюся печали и самобичеванию.

Магию Солнечный Свет тоже недолюбливала, хоть и нашла в себе силы принять этот сомнительный дар. Именно с появлением необыкновенных способностей прекратилось неизбежное для каждого смертного взросление, они поставили обычную деревенскую девчонку на голову выше остальных, заставляя других преклоняться перед ней или ненавидеть, но эти же способности мешали найти по-настоящему близких друзей.

Впрочем, нет. Ее воины любили свою волшебницу искренне и готовы были пойти за ней в огонь и в воду, не задавая вопросов, расстаться с жизнью, стоило только пожелать. Линда отвечала им взаимностью, помня каждого в лицо и по имени. Любая неизбежная потеря заставляла бессмертное сердце сжиматься от боли, только, к сожалению, изменить волшебница ничего не могла.

К тому же с ней был ее первый друг. Друг, с которым они вместе прошли этот долгий путь. Он был рядом еще в те далекие времена, когда маленькая Лида – дочь спившегося деревенского кузнеца – босиком бегала по окрестным лугам, гоняя птиц и ловя пупырчатых, скользких лягушек. Те дни давно остались в прошлом и почти забылись, а он по-прежнему каждую неделю приходил к ней с докладом, рассказывал об успехах подчиненной ему группы, отдавал артефакты, добытые в неприступных замках Темных, шутил, выпивал по старой памяти крепкой медовухи за процветание великой волшебницы. И уходил… Домой, туда, где его ждала жена. А Линде, самой сильной светлой волшебнице современности, запертой, словно в темницу, в тело подростка, оставалось только лить слезы, утешаясь изобретением очередных каверз, повергающих врагов в трепет и разрушающих их планы, да наставлять на путь истинный не слишком-то стремящихся к этому людей.

Безусловно, она могла завести любовника, и не одного. Многие молодые воители почтут за честь разделить с госпожой ложе, причем вовсе не потому, что это даст им какие-либо привилегии, а потому, что восхищаются ею, жаждут угодить да и просто считают вполне привлекательной. Все колдуньи, как светлые, так и темные, выбирали себе друга сердца из своих слуг, лишь немногие завязывали отношения с кем-то из волшебной братии. Но Линде было мало красивых слов, страстных ласк да вечеров, полных любовного шепота.

Превратившись из маленькой простушки Лиды в грозную Линду Солнечный Свет, она так и осталась романтиком, мечтающим о настоящей любви, такой, о которой пишут книги, снимают фильмы, слагают легенды. Любви, которая, выпав на чью-нибудь счастливую долю, входит в историю. Поэтому Линда оставалась одна, храня никому не нужную невинность, а тот единственный, кому она готова была подарить всю себя без остатка, об этом так никогда и не узнает.

О нем она мечтала с тех пор, как себя помнит. Еще сидя на руках у брата Макара, вскоре без вести пропавшего, она любовалась статной осанкой, горящими огнем карими глазами, сильными мускулистыми руками, прямой линией рта его лучшего друга. Уже тогда маленькая Лида мечтала, как он поведет ее к алтарю рубленой деревенской церкви, и отец Михаил, старый мужчина с постоянно трясущимися руками и хриплым голосом, произнесет священные слова, навеки отдающие ее любимому.

Когда он женился в первый раз, Лида долго рыдала в подушку. Толстенькая, круглолицая, рыжая Марфуша, добрая и до невозможности глупая, не подходила умному, проницательному и божественно красивому сыну трактирщика. Однако отчаиваться было рано. Лида совсем молода для замужества, а многочисленные роды нередко оставляли безутешных вдовцов, готовых повторно связать себя узами брака. Девочка приходила в ужас от собственных мыслей, молилась, постилась, но не могла избавиться от святотатственных желаний. Проходя мимо улыбающейся Марфы, она испытывала острое чувство стыда, смешанное со жгучей ненавистью.

Шли годы. Рожать детей жена ее милого не собиралась, хвори, уносившие жизни односельчан, обходили счастливицу стороной, а он с каждым днем все сильнее и сильнее любил свою толстушку. Ни разу он не был замечен засидевшимся с друзьями за полночь, ни разу не лазил в избы к вдовым бабам, готовым в любое время принять и обласкать интересного мужчину. Каждый вечер, если позволяла погода, он, держась за руку с Марфой, уходил в лес к небольшому озеру, где супруги наслаждались природой и обществом друг друга. Если же на дворе стояла зима или лил осенний дождь, они оставались в добротной, поставленной из бревен и глины хате, топили печку, жарили пироги, и дом оглашал веселый смех жены в ответ на забавные шутки мужа.

Времени для Лиды у друга Макара не осталось. Он весело трепал ее по щеке, когда случайно встречал на центральной (и единственной) улице, не замечая, что она уже не ребенок. Помогал организовывать встречи с любимым братом, несносная жена которого мешала видеться с сестрой, мучаясь от ревности и собственного дурного характера. И все время шутил, что пора бы ей начать смотреть на ребят, вон их сколько развелось, хороших, домовитых, только и дел-то, что по сторонам оглянуться. Лида скромно опускала глаза, выдавая боль за смущение. И он ничего не замечал, продолжая упиваться семейным счастьем.

А потом Макар исчез, оставив любимую сестру на произвол судьбы да на милость младших непутевых братьев. Первые несколько дней, полные горя и беспробудного одиночества, ничего особенного не происходило. Лида заперлась в своей комнате под самой крышей отцовского дома, отказывалась от еды, не спала ночами, не пускала к себе надоедливых снох, то и дело лезущих с бесполезной помощью, а в особенности Аглаю, благоверную Макара, невесть с чего решившую, что она знает, куда тот подевался. Раза четыре приходил он, но Лида, уже ставшая вполне взрослой девушке (в те времена тринадцать лет был возраст достаточно солидный) не хотела, чтобы любимый видел ее опухшие от слез глаза, и, перебросившись с ним парой фраз через запертую дверь, так ни разу и не открыла.

Когда она наконец вышла из дома, ее ждал второй сокрушительный удар. Марфа, которая несколько лет не могла зачать, вскорости должна была разрешиться от бремени. Когда эта новость достигла Лидиных ушей, в соседском доме рухнула крыша, а колодец неизвестно почему завалило, да так, что его уже никогда не откопали. До мелких деревенских проблем убитой горем Лиде не было никакого дела. Она убежала в лес, к озеру, полюбившемуся ее ненаглядному и его жене, и там, круша все вокруг, уступила первому в своей жизни приступу ярости.

Лида ломала ветки, до которых могла дотянуться, в отчаянии топтала хрупкие цветы, швыряла в воду дикие валуны, которые по всем законам природы просто физически не могла поднять. Так продолжалось около получаса. В конце концов, выбившись из сил, она бросила тяжелый взгляд на другой берег, и, повинуясь невидимой воле, неглубокое озерцо стало вдруг полноводным, вышло из берегов, подтопив соседнее село.

Вот тогда девушка по-настоящему испугалась. Где это видано, чтобы разлив случался от одного взгляда истеричной девки? Только ведьмы, о которых ей в детстве одна старуха, прежде жившая в большом городе, рассказывала, могли сотворить такое. А ведьмы, всем известно, – дьявольские отродья, и место им на костре, в самом центре жаркого очищающего пламени.

Лида побежала в деревню, стараясь отогнать глупые мысли. Мало ли отчего озеро могло из берегов выйти? Это у нее нервы расшалились, вот и мерещится невесть что. Придя к такому утешительному выводу, девушка снова углубилась в свои грустные размышления и огородами пошла домой, не желая видеть никого из соседей. Как назло, на опушке ей повстречалась Марфа, уже немного округлившаяся и чрезвычайно довольная собой и жизнью в целом.

– Лида, Лида, – позвала ее рыжая. – Дела-то как? В себя пришла али еще тужишь?

– Нормально, – буркнула Лида и, не глядя на счастливую соперницу, припустила к кузне.

Метнувшаяся через двор свинья соседки тети Маши угодила прямиком Лиде под ноги, сбив ее и окунув в зловонную грязную лужу.

– Да чтоб ты сдохла, нечисть окаянная! – выругалась дочь кузнеца, кинув в рыло зверю клок вырванной с корнем травы. Свинья тоскливо взвизгнула и упала, перевернувшись на бок, да так и осталась лежать бездыханной. От ужаса Лида еще минут десять просидела в вязкой жиже, тупо пялясь на внезапно почившую животину, а потом бросилась со всех ног, да не домой, а обратно в лес.

Там она бродила до поздней ночи. Когда темнота сгустилась так, что в тусклом свете зарождающейся луны не стало видно даже собственных рук, девушка остановилась как вкопанная, только сейчас сообразив, что заблудилась, и не имеет ни малейшего представления, куда идти.

Покрутившись на месте и окончательно убедившись, что выбраться до рассвета ей не удастся, Лида присела на бугорок, поросший высокой травой и полевыми цветами. Бояться по-настоящему сил уже не было. Уход брата, беременность жены любимого да чертовщина, творящаяся с ней самой, довели несчастную до изнеможения. Она легла на холодную землю и, закрыв глаза, постаралась уснуть, скорее желая, чтобы ее съели волки, чем боясь этого.

Вой раздался над самым ухом, от неожиданности задремавшая девушка вздрогнула, и с громким криком отскочила в сторону. Прыжок более чем удался. Сама не понимая как, в один миг она очутилась на ветке высокой дикой яблони. Серая морда зверюги скалилась в нескольких сантиметрах от ее босой ноги, свесившейся с сука.

– Пшла прочь, пшла! – заорала Лида не своим голосом. Естественно, волк остался стоять там, где стоял, глядя на загнанную на дерево жертву желтыми голодными глазами.

– У-у-у, скотина! – крикнула несговорчивая «еда» и запустила зеленым маленьким яблочком прямо в лоб серой твари. На излете безобидный плод внезапно превратился в острый отточенный клинок, который легко, словно в топленое масло, вошел в череп незадавшегося убийцы.

Больше доказательств ей не было нужно. Лида уверилась окончательно: в нее вселился дьявол, и пощады ей ждать неоткуда.