Пролог

«Ты такооооой забоооотливый», – тяну нараспев, пытаясь сфокусироваться на собеседнике.

Асмодей… точно.

«Где эти чертовы таблетки?», – осторожно, но очень раздраженно произносит нежданный гость, осматриваясь: он лихорадочно поднимает, читает названия и отбрасывает мелкие баночки, коробки.

Следующее его действие полностью повергает меня в шок. Асмодей садится на край кровати, снимает перчатку и аккуратно, едва касаясь пальцами, дотрагивается до щеки.

«Лилит, где таблетки?!».

Готова поклясться, он ходил на курсы гипнотизера. Иначе, почему у меня расширились зрачки от вкрадчивого тона?

Откатываюсь на другую сторону кровати, заворачиваясь в одеяло, и сажусь. Вокруг – нелепое скопление ткани.

«Зачем ты приехал?».

Асмодей издаёт гортанный рык. Так звучит безысходность.

На пол с грохотом падает раскрытый пустой чемодан.

Снова пытаюсь синхронизировать зрение. Более успешно.

Я смотрю на, упакованного с ног до головы в чёрное, Асмодея и все пытаюсь понять, в какой момент из простушки с огромными сережками-вишнями превратилась в светскую пропоицу, а он – в, почти что, святого отца.

Кажется, мы играли в гляделки целую вечность, а потом синхронно обернулись на шум у входной двери. Через секунду из темноты вынырнула взлохмаченная голова моего первого мужа Аскольда.

«А девочка созрела», – пробормотала я.

Асмодей озадачился не меньше моего. Может, в виски действительно бутират?

Глава 1

Из-под моей руки только что вышел ошеломительный роман. Такой, при прочтении, которого, девочки всех возрастов подрываются с кресел и вскрикивают «Хочу также!».

Когда-то я продала душу дьяволу за этот талант. Именно ему, ибо писать о мирских удовольствиях – удел искушённых. Тем более, если речь идёт о женщинах – крайне эмоциональных существах, чьё тело вырабатывает печной жар при нужном давлении на центры удовольствия.

«И жила она долго и счастливо…».

Устало потёрла переносицу и откинулась в кресле. Пальцы приятно холодили стеклянные грани бокала: руки сами найдут спиртное, когда сердцу надо.

Сегодня виски. Благородный напиток павших в борьбе за трезвость. Вот, вам жидкая янтарная медаль. Закусите яблочком.

Отправляю хвалебный тост собственному отражению и разворачиваюсь к окну на крутящемся стуле.

Последняя неделя февраля, мать его.… Будем.

За окном бушует серебристая метель, вполне привлекательная на расстоянии. Я сижу в одних трусах и распиваю горячительное в одиночестве. Спина неприятно липнет к экокоже, но эта жертва – вполне оправдана, когда возомнил себя молодым буржуа, презирающим революцию и одежду.

Долой народное вольнодумство! Долой штаны! Долой трезвость!

Пронзает важная мысль:

«На часах 3 ночи. Не повод, чтобы отказывать себе в звонках».

Пф, дорогуша, ты уже порядочно надралась, пока выдернула из себя эпилог.

Маяться от бессонницы теперь?

Гудки.

«Привет, Кот. У меня чудесные новости».

По ту сторону энтузиазм разделяют с большим сомнением. Лёгкое похрапывание.

«Ли… Ты опять пьяная?!».

Звучит умилительно.

«Только если от успеха. И это – не алкоголь. Я пьяна от завершенности. Кот… Ты, что, уснул? Кот…».

Недовольное бормотание

«Мы можем обсудить твоего внутреннего гения утром?», – собеседник явно не настроен на то, чтобы разделить радость.

«Не а. На кону ещё половина бутылки, пустая квартира и стриптиз под радио «Для двоих» в разделе «приветы и поздравления», – вкладываю в тон максимум трагизма.

Кажется, переигрываю.

«Ли – ты больная. Попробуй уже сделать хоть что-нибудь в светлое время суток… Я заеду к тебе в районе двух. Протрезвеешь и расскажешь про все, до чего докатилась твоя светлейшая из голов. Хорошо, родная?».

Удивительно, как много связных слов Кот может произнести в сонном состоянии. Мне бы так.

«Ты и зануда. Никакой романтики и авантюризма. Молись, чтобы я воскресла утром и раскрыла врата обители».

«Доброй ночи, маленькая. Люблю тебя».

Отключилась. Черт. Он всегда так говорит. Я всегда кладу трубку.

Столь глупое расточительство чувств не доведёт до добра.

Я давно завязала с сантиментами.

Новая рукопись была, одновременно, финишным платочком и стартовой отметкой переродившейся меня. Больше никаких штампов, ограничений и трезвых вечеров по выходным.

В какой-то степени, брак – синоним стагнации для талантливой женщины, сущность которой предпочитает путешествовать в одиночестве. Краткий тезис, полно отражающий суть произведения, которое уже через пару месяцев завалит полки магазинов в разделе «бестселлер».

На пике третьей волны феминизма.

Волоча ноги, бреду на кухню.

Последний бзик минималистов: встроенное хайтек нечто, где невозможно пораниться или убиться об угол. Барная стойка вместо столешницы.

И та – круглая.

Даже спустя несколько лет мне непросто здесь ориентироваться: внутренний нищеброд отзывается. До того, как проснуться знаменитой, я с закрытыми глазами перемещалась по маленькой хрущевке и радовалась тому, что на завтрак чему-то более существенному, чем ничего.

Вздох ностальгии ударился о стены и растворился в пространстве.

Если проделать трюк со слепотой сейчас – сдохну после первых трёх шагов в слезах и блевотине.

Не первый бокал виски дал знать о себе лёгким подташниванием. Но констатировать превышение кондиции ещё рано.

Обычный ритуал последние 8 месяцев: столько минуло с момента развода.

В тот день я откупорила бутылку шампанского прямо напротив здания администрации.

На автобусной остановке.

Наполнив стакан льдом, и прихватив с кухни яблоко, я вернулась обратно в кресло.

В голове подозрительно тихо. Пробежав пальцами по гладкой поверхности стола, нащупала отпечатанные листы рукописи – первый авторский экземпляр «новаторского» романа о месте женщины в жизни личной и социальной.

«Брак не для тех, кто родился с гением в глазах».

Сейчас оставлю на полу содержимое желудка.

В груди что-то предательски съеживается. Отброшу мысли, пока они окончательно не добили и без того расшатанную нервную систему.

Нельзя ни о чем жалеть. Сомневаться в том выборе, который я сама сделала, противопоказано. Безответность и тоска всегда на руку писателю, нуждающемуся в эмоциональной подпитке....

Мы были молоды, словно кислые вина, и беспечны. Предпочитали творить, нежели заботиться о заработке. Он мечтал о безусловной славе, а я – стать настоящей писательницей. Что, впрочем, одно и то же. Если не вдаваться в подробности.

Пока оба стремительно двигались к «розовому горизонту», влюблённости ничто не мешало. Первое время, делить было, действительно, нечего. Но…