Я хотел, чтобы Линда, и так сидевшая дома с Хейди, взяла на себя и Ванью, а я смог бы работать. Линда этого не хотела. Вернее, может, и хотела, но не могла. Все наши ссоры и скандалы так или иначе сводились к этому перетягиванию каната. Если я из-за нее и ее требований не смогу писать, я от нее просто-напросто уйду. И она это, в общем, понимала. Она нарушала мои границы, когда ей что-то требовалось, но никогда не доводила меня до точки невозврата. Хотя иногда мне оставалось до нее два шага. А месть моя состояла в том, чтобы выполнять все ее требования, то есть я занимался детьми, мыл пол, стирал одежду, ходил в магазин, готовил еду, зарабатывал все наши деньги, не оставляя ей ни одного конкретного повода для претензий, что я не участвую в семейных делах. Я не давал ей лишь того единственного, чего ей больше всего хотелось, — моей любви. Так я ей мстил. Безмятежно наблюдал, как она все больше и больше отчаивается, пока наконец она не взрывалась и не начинала вопить