…всякая презумпция, даже очень достоверная, может быть опровергнута».

Гражданское право, в 2 т. Отв. ред. проф. Е. А. Суханов.

Самым знаменитым землетрясением 20 века для США до сих пор остается землетрясение 1906 года в Сан-Франциско, штат Калифорния, хотя только в наше время в этом штате произошли целых четыре землетрясения — в 1971, 1983, 1989 и 1994 годах.

Калифорния действительно является самым сейсмически опасным регионом США. Печально известное Нортриджское землетрясение в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, случилось 17 января 1994 года (день рождения Мартина Лютера Кинга). Первый подземный толчок был зарегистрирован в 4 часа 31 минуту утра по тихоокеанскому времени. Сила землетрясения составила далеко не самые впечатляющие 6,7 балла по шкале Рихтера, но разрушительный эффект, произведенный землетрясением в населенной местности, был поистине губительным. Нортриджское землетрясение стало самым дорогим за всю историю США.

Сейсмический удар пришелся по долине Сан-Фернандо всего в 20 милях к северо-востоку от центра Лос-Анджелеса. Эпицентром бедствия сначала считали Сан-Фернандо, затем — Нортридж, в честь которого землетрясение и получило свое имя, но неделей позже расчеты дали следующие географические к о ординаты эпицентра: 32 градуса 12 минут 47 секунд северной широты, 118 градусов 32 минуты 13 секунд западной долготы. Эта точка находится в городке Реседа.

Разрушениям подверглась территории, отстоявшие от эпицентра на расстояния до 85 миль. Больше всего пострадали долина Сан-Фернандо, город Санта-Моника и долина Сими. Частичным разрушениям подвергся знаменитый стадион города Анахейм, находившийся в 50 милях к югу от эпицентра. Автодороги были уничтожены в радиусе 20 миль от эпицентра, и у министерства транспорта Калифорнии ушли два года на их восстановление.

Был полностью разрушен ряд офисных зданий, жилых домов, отелей, больниц. Расследование установило, что как минимум один из разрушенных многоквартирных домов был построен с нарушением спецификаций для строительства в сейсмических зонах, таких, как Калифорния. Впрочем, выяснилось, что и сами спецификации нуждались в переработке, так как они не обеспечивали должной защиты зданий от сейсмических факторов. Но часть разрушений была вызвана не самими толчками, а последовавшими за ними изменениями рельефа местности и пожарами.

Нортриджское землетрясение «стоило», по разным оценкам, от 20 до 30 миллиардов долларов. 20 тысяч человек остались без крова. Около 9 тысяч человек получили ранения различной степени тяжести. 57 человек погибли.

С новым тысячелетием пришли новые проблемы — 18 января 2001 года калифорнийским властям пришлось объявить чрезвычайное положение из-за крупномасштабного энергетического кризиса, оставившего миллионы людей и предприятий без электроснабжения. Причиной кризиса назвали необдуманные действия администрации штата, которая отпустила цены на электроэнергию…

Wikipedia (из раздела «Бедствия и катастрофы» )

Ему часто снился этот сон – все, как в фильме режиссера Нугманова. Ночь, заснеженная аллея, свет фонаря, просьба прикурить, нож. Нож не был неожиданностью – тот фильм он смотрел несколько раз, а сон видел десятки раз, и всегда было одно и то же – ночь, снег, фонарь, вопрос и удар. Услужливое воображение после этого медленно «гасило свет», и не было неожиданности, а был спокойный интерес – будет ли снова свет? Иногда сон продолжался, и он снова видел ту же аллею. Иногда он просто просыпался.

В этот раз было немного иначе. Не было снега. Убийца подошел откуда-то сбоку, сделал свое дело… И после этого ночь и пальмы – да-да, пальмы! – вдруг сменились ярким светом, и он ощутил полный кайф, неземное спокойствие и блаженство. Это длилось несколько мгновений, а может – целую вечность.

А потом он снова увидел ночь и пальмы. И себя в луже крови. Тогда он понял, что это точно сон – только во сне можно увидеть себя со стороны, и увидеть не глазами. Ведь все происходит непосредственно в мозгу, так? Чтобы проснуться, нужно открыть глаза.

Открыть глаза…

Вот черт. Открыть глаза!

Часть I. Каникулы в Лас-Вегасе

Глава 1

«Если не в силах сохранять дружелюбный тон во время телефонного разговора, улыбайся, – так учил Нику ее первый начальник. – Даже если ты всей душой ненавидишь человека на другом конце провода, в твоем голосе появится неподдельная теплота. И вообще, людям надо улыбаться».

Это научило Нику общаться по телефону с клиентами, журналистами, коллегами, новым начальником, очередным начальником, родителями, любовниками, надоевшими подругами. Это также научило ее общаться с людьми лицом к лицу. «Людям надо улыбаться».

И это отучило ее доверять дружелюбным голосам телефонных собеседников, да и вообще любым человеческим улыбкам. «One may smile, and smile, and be a villain», – повторяла она. Улыбаться, и быть мерзавцем.

– Пока, милая, – сказала она сестре, улыбаясь. – Звони мне чаще, хорошо?

Дождавшись коротких гудков, она в бешенстве хватила трубкой о корпус старенького телефонного аппарата. Как можно быть такой дурой… нет, не дурой, а закостенелой, черствой стервой?

Лейбористы ее, видите ли, волнуют, и лучшая в мире британская система образования. И невероятные приключения ее британского мужа. О своем первом муже, уже скоро десять лет как лежащем в дорогой богородской земле, она вряд ли волнуется. Вот почему Ника не торопилась в гости к сестре, хотя в Лондоне бывала чуть ли не каждые полгода.

Ведь как бывает. Едет небедный человек, один из первопроходцев туристического бизнеса в стране, на заднем сиденье одного из первых в Москве внедорожников Nissan Patrol. Везет сына-вундеркинда домой из одного из первых в Москве частных детских садов. На Садовой по тем временам «большое движение», то есть тишь да гладь, что вдоль, что поперек. И проехать-то нужно было всего несколько домов. Квартира – на Плющихе. Садик – в Кривоарбатском переулке, по соседству с военной прокуратурой и той стеной, что год назад разукрасили черными письменами поклонники Цоя. Утром жена, одна из первых московских красавиц, сама отвела туда ребенка, да и отправилась по делам – сначала в один из первых московских соляриев, потом – послушать бродячих арбатских трубадуров, ну а после уж – в Смоленский гастроном. Домой сына привезет муж на джипе с водителем. Как и всегда по понедельникам.

А тут – танки.

У московской милиции в те дни одна забота была, министр внутренних дел Пуго ей самолично наказал – чтобы люди больше одного не собирались, и чтобы комендантский час не нарушали. Люди и вправду особо не собирались – нигде, кроме Красной Пресни. Но уж там собрались, так собрались, и московская милиция ничего поделать тут не могла. И не делала. Нигде в городе. Спросите у москвичей, кто помнит, что делала милиция 19 августа 1991 года? Как танки асфальт ломали – все помнят. Как машины переворачивали, как костры на улицах жгли – помнят. А где родная милиция была – никто не помнит. Страшные были дни.

Молодой бандитской поросли – раздолье. Хочешь – сберкассы штурмуй, хочешь – витрины ювелирных магазинов бей, никому дела нет, вневедомственная охрана и та хвост поджала. А хочешь – кооператоров глупых по такому случаю начинай жизни учить.

Секции рукопашного боя тогда в моде были. Надо тебе – иди и молоти резиновые груши и приятелей руками и ногами за пятнадцать рублей в месяц. И тиры большим успехом пользовались. Оружия бесхозного на улицах уже хватало – у кого ТОЗ, у кого ПМ, у кого дедушкин ТТ. АКМы с грузовиков пока не раздавали, но до этого только два года оставалось.

Правда, мальчики из секций стрельбы и боевого самбо уже тогда низшим сортом бойцов считались. Настоящие кадры подбирались из интернационалистов, у которых и самбо, и меткость – настоящие, опробованные в боях. А лучше всех – те, кого на втором году службы выдернули «из-за речки» в связи с выводом ограниченного контингента, не дали довоевать.

Профессиональные водители – так просто на вес золота были. Кто из школы или из армии с шоферской корочкой вышел – не зря, значит, истратил юные годы. Если умеешь бить ногой в челюсть, да из ствола по грудной и головной мишеням не промахиваешься – просто молоток. Но если еще и баранку можешь крутить – нет тебе, парень, цены.

Молодые кооператоры по тем временам чуть-чуть другие жизненные ценности исповедовали, идеалистические. Мол, говоришь по-английски и знаешь компьютер – есть тебе путевка в жизнь. А еще считалось очень хорошо, если водишь машину. В этом вопросе уже тогда и у бизнесменов, и у бандитов было полное, так сказать, единство.

Не пройдет и года, как полное понимание будет и по всем остальным пунктам. Но тогда делались только первые шаги навстречу. Очень уж много было барьеров, отделявших преступный мир от делового – закон, порядок, государство. Но в тот понедельник барьеры временно убрали.

Деловой и преступный мир встретились на Калининском проспекте, на отдельно взятом мосту через Садовую. С одной стороны – плохое место для убийства, ведь отовсюду видно. А с другой стороны – идеальное место, если не убийство это, а показательная казнь, а милиции нет и неизвестно. Здоровенный внедорожник, когда по тому мосту разворачивается, совсем медленно идет. Вот тут-то и нужно водителю притаившейся на углу рыжей «копейки» с работающим мотором дать газу, чтобы путь внедорожнику перегородить, а его пассажирам из «копейки» выскочить и тот внедорожник ста восьмьюдесятью пулями из АКМов изрешетить. Как в хорошем американском фильме «Крестный отец», только гораздо быстрее, ведь скорострельность АКМа в автоматическом режиме – десять выстрелов в секунду. Семь секунд – и два рожка вылетели (еще секунда на перезарядку, вот почему семь секунд, а не шесть), а тогда обратно в «копейку» и деру – хочешь по Садовой, хочешь – в Проточный переулок и на набережную. Это уже водителя забота.

Милиция-защитница, которой пришлось-таки в тот день на место преступления выехать, эту версию событий, надо сказать, не поддержала.

Во-первых, в трупе и в джипе потерпевшего было найдено в общей сложности всего сорок восемь пуль. Сорок восемь, а не сто восемьдесят! Правда, никто не считал пули, усвиставшие по Калининскому проспекту к магазину «Мелодия», кинотеатру «Октябрь» и аптеке. Может, их и сто тридцать две было, а может, и двенадцать всего. И во-вторых, – сами попробуйте вынуть из АКМа пустой магазин и вставить снаряженный всего за одну секунду, ничего у вас не выйдет! Следственный эксперимент показал, что на то, чтобы вынуть пустой магазин и засунуть его в сумку с боеприпасами, или за пояс, или в карман, уйдет полторы-две секунды. Вынуть из сумки с боеприпасами или из-за пояса запасной магазин, и вставить его в автомат – еще полторы-две секунды. А еще надо дослать патрон в патронник. В общем, никак версия о ста восьмидесяти пулях и семи секундах не проходит.

Не говоря уже о том, что, как оказалось, баллистическая экспертиза установила – автоматический огонь велся ни из каких не из АКМов, а из пистолетов системы Стечкина. Которые, как известно, стреляют очередями и имеют двадцатизарядные магазины. Двадцать на три – итого как раз шестьдесят пуль! Кстати, гильз на месте расстрела не нашли никаких. Ни от Стечкина, ни от Калашникова. Может, убийцы к своему оружию приспособили холщовые мешки, или пакеты какие-нибудь целлофановые. А может, все подобрали местные жители. Может, надо было оперуполномоченным по квартирам Проточного переулка пройти да поспрашивать.

Да, и в-третьих – с маркой машины полная неразбериха. Всего лишь один свидетель говорит, что это была «копейка». Двое других утверждают, что это был четыреста двенадцатый «Москвич», а еще один клянется, что видел старый ржавый Fiat.

И самое главное – все свидетели уверены, что только двоих пассажиров они видели в той машине. Двоих! А значит, в числе стрелков был и водитель.

Кстати о водителях – куда делся водитель джипа Nissan? Ребенок понятно куда делся – его вытолкнул из машины отец еще до того, как раздались выстрелы. Мальчик только поэтому и выжил. А как и почему бесследно исчез водитель – неизвестно.

Правда, по словам пятилетнего Саши, который, якобы, видел это все, «как в замедленном кино», и мог впоследствии о каждой секунде трагедии во всех подробностях рассказывать часами, никогда не отклоняясь от собственного описания ни на йоту, было так. Когда перед внедорожником вылезли рыжие «Жигули» (точно такие же, как нарисованы на картинке в третьем издании «Детской энциклопедии», так что ошибки быть не может), новый папин водитель, лицом похожий на разведчика из кино (а не шофер Кока, который тогда заболел, и поэтому уже три дня не работал), повел себя очень странно. Сказав «Сейчас разберусь, сидите», водитель зафиксировал ручной тормоз, вынул ключ из гнезда зажигания, вышел из джипа, подошел к тем двоим, с чулками на головах, которые вылезли из «Жигулей», взял у них автомат Калашникова (такой же, как в энциклопедии! ), повернулся и вместе с ними стал стрелять в папу. Потом вместе с ними же сел в «Жигули», и уехал.

Ни в одном милицейском протоколе слова мальчика Саши не были зафиксированы, так как не учитывались в качестве показаний. В следственном заключении было отмечено, в частности, что преступники, ведя огонь из своих пистолетов, не произвели ни одного выстрела по таким уязвимым точкам автомобиля потерпевшего, как колесные скаты, мотор или бензобак. Палили, понимаешь, как заведенные, только по салону – вот и угодили в него аж сорока восемью пулями из шестидесяти возможных. К тому же преступники, оказывается, совершенно пренебрегли возможностью уничтожить цель перекрестным огнем. Они не рассредоточились, как положено, по позициям по разные стороны джипа, а стояли все вместе, как пугала огородные, около своего автомобиля. Что убедительно доказывает, что работали никакие не бывшие военные, и вообще не профессионалы, а типичные злостные хулиганы без опыта и понимания правил ведения боя.

Вот тут бы и спросить милицию-заступницу – да зачем же хулиганам стрелять по колесам джипа, который и так стоит на «ручнике» с заглушенным мотором?

И зачем стрелять им по бензобаку, который, как известно, взрывается от пуль только в художественных фильмах?

И зачем стрелять им по мотору, который для пистолетов вообще неуязвим? (Другое дело – для автоматов Калашникова, но ведь эксперты доказали, что автоматы сыну убитого коммерсанта только привиделись! )

И зачем им стрелять с разных сторон джипа – чтобы друг друга, что ли, уложить?

И какими были найденные пули – пистолетными, калибра 9 мм, или автоматными, калибра 7,62?

А следственный эксперимент с перезарядкой автомата – почему его не провели так, как эта самая перезарядка происходит в бою? Когда пустой магазин, извлеченный из казенной части, в доли секунды заменяется на второй, полностью снаряженный, прикрученный к первому клейкой лентой?

И почему никто не понял, что правильные ответы на эти вопросы как раз и доказали бы, что трое убийц кооператора (и несостоявшихся убийц маленького мальчика Саши) были не местными хулиганами, вооруженными давно снятыми с производства железками, а матерыми профессионалами, съевшими на тактике боя не одну собаку?

Но никто обо всем этом следователей милицейских так и не спросил. Вот и получилось, что истории, рассказанной не по годам наблюдательным детсадовцем, поверила только его мама. Правду о гибели главы семейства никто не узнал. Теперь тот детсадовец заканчивает одну из британских частных школ, а его мама, счастливо забывшая во втором браке невзгоды первого, делится с младшей сестрой новостями по международной телефонной линии.

Вот, к примеру, ее муж, вернувшись с патрулирования, рассказал о том, как, зайдя на штрафную стоянку Гайд-парка, стал свидетелем сцены с участием русского. Опытный лондонец, видите ли, никогда не оставит свою машину в неположенном месте – как всем хорошо известно, ее моментально эвакуируют. Поэтому обычные гости на штрафных стоянках Лондона – водители-чайники и туристы из «третьих» стран.

– И вот он говорит мне: «Представляешь, Айрин»…

Сестру звали Ириной – до тех пор, пока не сбылась мечта ее детства, и она, с младших классов английской школы бредившая Тауэром и Букингемским дворцом, не вышла, наконец, замуж за англичанина.

«Англичанин» был на самом деле шотландцем и служил в местных органах правопорядка, что характеризовало его как солидного человека и полезного члена общества (а отнюдь не как малограмотного, потенциально опасного типа, падкого на взятки и прочую халяву, если вы вдруг что не так подумали). Познакомились они в фойе театра Ее Величества, что в лондонском Вест-Энде, в антракте между двумя актами «Призрака Оперы». Ирина проходила недельный курс повышения квалификации в Лондонской школе бизнеса. Повышенная квалификация тоже пригодилась – когда Ирина получила вид на жительство, ей удалось устроиться на незначительную должность в лондонский филиал «Дойче Банк».

Потрясающая история, которой офицер-шотландец порадовал свою женушку Айрин, заключалась в том, что его приятели на штрафной стоянке как раз в этот момент оформляли очередного нарушителя. Но на этот раз нарушителем оказалась не какая-нибудь очередная заплаканная рыжая девушка, а весьма самоуверенный и хорошо одетый молодой с каменным лицом, явно не британец.

– «Представь себе, Айрин! – говорит он мне. – Он даже не взглянул на сумму штрафа, которую предстоит уплатить, а просто бросил офицеру карточку „Американ Экспресс“. Золотую, между прочим. Ему сказали – полицейское управление не принимает „Американ Экспресс“, а он, глазом не моргнув, вытащил золотую „Мастер“. И ни тени раскаяния, стоит с каменным лицом! И ведь двести фунтов! Да, почему я обратил внимание – у него оказался точно такой же паспорт, как был у тебя».

Все было понятно – очередной соотечественник попался на незнании законов «свободного мира». А что ему было делать – плакать, как какая-нибудь рыжая девушка, и умолять не взимать штраф? Ника промолчала.

– В общем, это просто удивительно, как русские умудряются вести себя в Европе, – подытожила сестра. – Ведь он наверняка заблокировал своим автомобилем пожарную колонку, или подъезд для кареты скорой помощи, или парковочное место, предназначенное для горожан! Раз его машину эвакуировали в Гайд-парк, значит, она стояла где-то в Вестминстере, а это очень густонаселенный район.

Тема общественного порядка была исчерпана, и Ирина перешла к политическим новостям: