– Я не мог объяснить этого Джози там, в кафе, – сказал он. – Я не мог ей объяснить, почему я так ненавижу Капальди. Почему я не в силах быть с ним вежливым. Но я бы попробовал объяснить это Такая перемена темы была мне крайне нежелательна, но, боясь потерять его готовность помочь, я молчала и ждала. – Я думаю, я потому ненавижу Капальди, что в глубине души подозреваю, что он, возможно, прав. Что его утверждения верны. Что наука это уже доказала и сомнений быть не может: нет в моей дочери ничего уникального, такого, чего нашими современными средствами нельзя извлечь, скопировать, передать. Что люди жили друг с другом все это время, веками, любили и ненавидели друг друга – основываясь на ложной предпосылке. На суеверии своего рода, которое мы поддерживали, пока не узнали, как все на самом деле. Вот как смотрит на это Капальди, и есть во мне часть, которая боится, что он прав. А вот Крисси – она не такая, как я. Она, может быть, не знает этого еще, но она никогда не позволит себя убедить. Если настанет такой момент, то, как бы хорошо ты, Клара, ни играла свою роль, как бы Крисси ни хотела, чтобы это сработало, она просто не сможет этого принять. Она слишком… несовременна. Даже зная, что она идет против науки и математики, она все равно не сможет. Она просто-напросто не такая растяжимая. Но я – другое дело. У меня… есть холод внутри, какого у нее нет. Может быть, потому что я, как ты говоришь, знаток инженерного дела. Вот почему мне трудно быть вежливым с такими, как Капальди. Когда они делают то, что делают, говорят то, что говорят, они как будто забирают у меня то, что я больше всего ценю в этой жизни. Я понятно говорю?