широкоплечий человек лет пятидесяти. Из-под его черной бенедиктинской сутаны виднелись бархатные штаны и башмаки с серебряными пуговицами. Лицо его, с горбатым римским носом и несколько грубыми чертами, цвело здоровым румянцем. Густые каштановые волосы, обрамлявшие тонзуру, были аккуратно подстрижены. Губы его расплылись в улыбке, когда он приблизился к нам. – Я – аббат Фабиан, – произнес он. Манеры аббата были исполнены воистину патрицианского достоинства.