K. J. Parker

SIXTEEN WAYS TO DEFEND A WALLED CITY

First published in the English language in the United Kingdom

in 2019 by Orbit, an imprint of Little, Brown Book Group, London

Copyright © 2019 by One Reluctant Lemming Company Ltd.

© Григорий Шокин, перевод, 2022

© Михаил Емельянов, иллюстрация, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Посвящается Констанции и Сталкерам – с благодарностью

Орхан, сын Сийи, Доктус Феликс Преклариссимус, здесь изложил историю Великой осады, с тем чтобы деяния и страдания великих людей никогда не были забыты

1

В Классис я заехал по делам. Мне понадобилось шестьдесят миль четырехдюймовой пеньковой веревки второго сорта. Я строитель понтонных мостов, а вся армейская веревка в Империи проходит через Классис. Сделка обычно идет так: подается заявка в Отдел снабжения дивизий, тот отправляет ее в Центральный отдел снабжения, оттуда она уходит генерал-казначею, он ее одобряет и отсылает назад в Отдел снабжения дивизий, откуда она отправляется через Центральный отдел снабжения снова в Классис, где квартирмейстер говорит: извините, у нас нет веревки. Или же можно нанять в Хереннисе какого-нибудь ловкача жулика, чтобы он вырезал на заказ такую копию печати казначейства, чтоб комар носа не подточил. Желанный оттиск я ставлю на свою заявку сам – и доставляю ее на руки заместителю квартирмейстера в Классисе, где есть старший клерк, который отмотал бы немалый срок в сланцевых карьерах, если б я не стащил кое-какие документы несколько лет назад. Я их, конечно, все сжег сразу после того, как заполучил, но клерк-то этого не знает – вот и приходится ему выделять из армейских запасов шестьдесят миль веревки для меня.

Я выбрал сухопутный маршрут из Траекты в Цирт, пролегающий по одному из моих мостов (срочный заказ, выполненный мной пятнадцать лет назад; должен был стоять всего месяц, но мост все еще там, и это единственный путь через Лузен, не считая того, что в двадцати шести милях оттуда, если в сторону Понс-Йовианиса) и дальше вниз через перевал на береговую равнину. Открывающийся с перевала вид поистине легендарен – огромное зеленое лоскутное одеяло с синевой залива за ним, и Классис, геометрически идеальная звезда, тремя лучами вонзается в сушу, а еще тремя – вдается в море. Решение, если подумать, сугубо прагматичное, прямо по полевой инструкции. Более того, спустившись на равнину, вы уже не сможете ухватить эту форму, если только вы не Господь Бог. Три обращенных к морю рукава представляют собой сужающиеся причалы, в то время как их сухопутные аналоги – это оборонительные бастионы, предназначенные для прикрытия трех главных ворот огнем сразу с двух сторон. И наконец, когда девяносто лет назад был построен Классис, тут были огромные чащобы (срубленные на древесный уголь во время Народной войны – теперь памятью о них служат пеньки, болота и кустики ежевики), так что и с перевала его было толком не осмотреть. Я к тому, что эта зрелищная манифестация имперской власти, судя по всему, получилась сама собой. Добравшись до перевалочной станции на Вехе 2776, я вообще не видел Классиса, хотя, конечно, его очень легко найти. Просто следуйте по прямой как стрела военной дороге уклоном в шесть футов – глазом моргнуть не успеете, и вы там.

Особо отмечу – прибыл я не на экипаже военной почты. Будучи почетным командиром инженерных войск, я имею на это право; будучи млеколицым (нас так называть не полагается, хотя все так и делают; мне-то всё равно; я люблю молоко), я не должен сидеть в одной карете с имперцами, это не принято – дорога от полустанка до полустанка длится шестнадцать часов, вдруг кто от вида моего занервничает. Конечно, они в мою сторону и слова не скажут. Робуры гордятся своими хорошими манерами; кроме того, назвать млеколицего млеколицым – акт предвзятости, от которого и до трибунала недалеко. Замечу, что никто никогда не сталкивался с официальными обвинениями на сей счет, что доказывает (вроде как): имперцы свободны от предубеждений. С другой стороны, несколько десятков офицеров резерва осудили и уволили за то, что они назвали имперца синешкурым, так что сами судите, насколько они порочны и достойны презрения.

Нет, я проделал весь четырехдневный путь на повозке гражданского перевозчика. С экипажем военной почты, меняющим лошадей на полустанках каждые двадцать миль, мне потребовалось бы пять дней с небольшим, но моя повозка везла рыбу – чудесный стимул двигаться дальше.

Повозка с грохотом подкатила к средним воротам, я спрыгнул наземь и заковылял к часовому. Тот смерил меня угрюмым взором, потом – приметил мои офицерские петлицы. Я уже было решил, что меня вот-вот арестуют за то, что выдаю себя за военный чин (как будто впервой), но меня пропустили – правда, пришлось отскочить в сторону, чтобы меня не задавила телега размером с собор. Классис.

Приемная моего приятеля клерка находилась в квартале 374, ряд 42, улица 7. О последовательной нумерации в отделе поставок явно слышали, но сомневаются в ее эффективности, так что блок 374 вклинен между 217-м и 434-м. Улица 7 ведет с улицы 4 на улицу 32. Впрочем, наверное, так и должно быть, тем более что я тут вполне могу найти дорогу, а я всего лишь строитель мостов – никто.

Клерка на месте я не застал. За его столом сидел робур без малого семи футов росту в молочно-белом монашеском одеянии. Он был лыс как колено и смотрел на меня так, будто я только что вывалился из-под хвоста дворняги. Я упомянул имя своего приятеля. Робур улыбнулся.

– Его переназначили, – сказал он.

– Он мне не рассказывал.

– О таком переназначении с гордостью не говорят. – Он оглядел меня с головы до ног; я уже думал, что он сейчас заглянет мне в рот и примется зубы изучать. – Чем могу помочь?

Я одарил его широкой улыбкой.

– Мне нужна веревка.

– Прости. – Он явно был счастлив. – Веревки нет.

– У меня при себе одобренная заявка.

Он выставил вперед руку, я показал ему свою бумажку. Уверен, он заметил, что печать поддельная.

– К сожалению, в настоящее время у нас нет веревки, – сказал он. – Но как только мы получим…

Я кивнул. В штабном колледже меня не муштровали, так что в стратегии и тактике я не смыслю ни черта, но знаю: если проигрываешь – лучше вовремя отступить.

– Спасибо. Прошу простить за беспокойство.

Его улыбка говорила, что он со мной еще не закончил.

– Оставь-ка этот свой запрос здесь.

С фальшивой печатью? Ищи дурака.

– Спасибо, но разве не нужно его отправить обратно по инстанциям? Я же не хочу влезать в арсенал без очереди.

– Думаю, порой можно и влезть. – Он снова протянул руку, и я подумал: «Черт!» А потом меня спасли враги.

История всей моей жизни. Счастливых случайностей на мою долю перепадает гораздо больше, чем я заслуживаю, – так что, получив гражданство, я указал Феликс как свое настоящее имя. Фортуна улыбалась мне почти на каждом повороте – а самая загвоздка в том, что ее агентами всегда выступали какие-нибудь плохие ребята. Судите сами – когда мне было семь лет, хусы напали на нашу деревню, убили моих родителей, а меня уволокли волоком и продали шердену, который и обучил меня плотницкому делу – тем самым утроив ценность – и перепродал на верфь. А когда мне исполнилось девятнадцать, через три года после перепродажи, имперская армия вздумала пойти с карательной экспедицией против шерденских пиратов. Угадайте, кто был среди пленных, доставленных обратно в Империю, – флоту всегда отчаянно не хватает умелых работяг на верфях. Мне разрешили вступить в армию, чем я и заслужил гражданство, и в двадцать два года я стал бригадиром. А затем пришли эхмены и захватили город, где я находился. Меня, одного из выживших, перевели в инженерный корпус, где теперь я имею честь быть почетным командиром. Такой вот у меня путь. Головокружительный взлет от безграмотного раба-деревенщины до командира полка в Империи – на совести хусов, шерденов, эхменов и, наконец, не в последнюю очередь робуров, жутко гордых тем фактом, что за прошедшие сто лет они убили более миллиона подобных мне. Один из городских уродских карго-культов из разряда «сегодня мы тут заправляли, а завтра всех нас разогнали» утверждает, что путь к добродетели пролегает через любовь к своим врагам. У меня с этим точно никаких проблем нет. Мои враги мне всегда помогали, им я обязан всем, что имею. А вот от друзей – впрочем, у меня их было немного – я не получал ничего, кроме боли и обид.

Я заметил, что робуру стало не до меня – он уставился в окошко. Я подступил поближе, заглянул ему через плечо и спросил:

– Это что, дым?

– Да. – Он на меня даже не оглянулся.

Пожар в таком месте, как Классис, – плохая весть. Любопытно, как люди реагируют. Мой собеседник, например, застыл как вкопанный, а я вот что-то занервничал. Чтобы лучше видеть, как горит длинный амбар, из обоих окон которого дымило, я привстал на цыпочки.

– Что у вас там хранится? – поинтересовался я.

– Веревка, – ответил он. – Три тысячи миль.

Оставив его таращиться, я удрал. Армейская веревка просмолена насквозь, а в Классисе у всех сараев вместо крыш – солома. Сейчас лучше держаться отсюда подальше.

Я выскочил во двор. Люди бежали во все стороны. Некоторые из них не были похожи ни на солдат, ни на клерков. Один из них бросился ко мне, потом остановился.

– Прошу прощения, – сказал я, – а не подскажете…

Он пырнул меня; я не заметил меча в его руке. Что за черт? Теперь он нацелился в голову. Может быть, я не самый проницательный парень на свете, но между строк читать умею: я ему не нравился. Я метнулся в сторону, дал ему по пяткам, а потом ударил ногой в лицо. Такого в инструкциях по строевой подготовке нет, но, когда тебя воспитывают работорговцы, образование выглядит примерно так. Прием напомнил мне о шердене-плотнике (собственно, он меня ему и научил); я подумал о пиратах, и тогда до меня дошло.

Я наступил человеку с мечом на ухо, надавил, пока что-то не хрустнуло – не то чтобы я затаил обиду, – и огляделся в поисках места, где можно было бы спрятаться.

Если происходит что-то без шуток плохое, всегда требуется время на осознание. Шерденские пираты беснуются в Классисе? Да быть такого не могло. Я шмыгнул в тенистый проем и замер совершенно неподвижно. Если глаза не врали, очень даже могло. От имперской армии проку было чуть – солдаты чересчур отвлеклись на борьбу с пожаром на веревочном складе и пиратам ничего и не стоило перестрелять их, пока они метались с ведрами, лестницами и длинными крюками. Никто, казалось, не понял, что происходит, – кроме меня, но я-то не в счет. Довольно скоро во дворе не осталось ни одного имперца. Пираты стали подтягивать повозки к большим сараям и грузить их всяким добром. В Классисе никогда не было недостатка в тележках. Надо отдать шерденам должное – работали они на совесть. Чтобы бригада докеров или складских рабочих загрузила двести тележек четвертого размера за сорок минут! Видимо, в этом и состоит разница между работой на себя и по найму.

Думаю, пожар был роковой случайностью – шерденам он точно доброй погоды не сделал. Он распространился от одного сарая к другим до того, как те успели разграбить, затем уничтожил главный конюшенный блок и каретные сараи, прежде чем ветер сменил направление и огонь перекинулся на казармы и второстепенные административные блоки. То есть прямо в мою сторону. К тому времени поблизости не осталось ни солдат, ни клерков – одни только пираты. Пришлось мне снять плащ, подивившись на большое красное пятно спереди – ах да, меня же мечом задели, подумаю об этом позже, – и стянуть с мертвого пирата халат. Натянув его через голову, я с занятым видом устремился прочь из двора.

Правда, прогарцевав ярдов тридцать, я упал. Удивился поначалу, а потом дошло: а задели-то меня серьезнее, чем сначала показалось. Я чувствовал себя до смешного слабым и ужасно сонным. Затем кто-то навис надо мной – шерден с копьем в руке, – и я сначала весь напрягся, а потом подумал: «Да какая, на хрен, разница».

– С тобой все в порядке? – спросил меня пират.

Нет, повезло мне все-таки млеколицым родиться.

– Все путем, – отозвался я с земли. – Честно.

– Чушь собачья, – усмехнулся пират и рывком поднял меня на ноги. Приметил мои ботинки – жукодавы на толстой подошве – таких в простой лавке не купишь, – а потом я увидел, что он и сам в таких же. Пираты. Ботинки, снятые с мертвеца.

– Давай, – сказал он. – Обопрись на меня. Жить будешь.

Пират обнял меня за шею, потом обхватил за талию и повел к ближайшей повозке. Возница помог ему поднять меня, и они оба бережно уложили меня на огромную стопку кольчуг. Мой спаситель снял халат, свернул его и положил мне под голову.

– Верните его на корабль, там о нем позаботятся, – сказал он, и это был последний раз, когда я его видел.