Я не мог сказать правду, конечно же, потому что сам ее не знал. Взрослеющий нетерпеливый юноша внутри меня просто хотел всех женщин на свете, и мысль об одной конкретной – Даниэле, например, – не воплощала мечту, а погребала ее под собой. Я красиво говорил о любви, думал, что желаю ее, был уверен, что, когда она придет, я пойму, что это она. Однако правда была в том, что я видел в любви нечто, что загонит меня в рамки. Рассуждая высокопарно о том, чего ищу, – в том числе в разговорах с Даниэлой, полных искренности и лицемерия, – я на самом деле совсем не стремился это найти. Я понимал, что не смогу получить все, пройти по всем тропинкам сразу, но тем не менее не хотел выбирать какую-то одну, потому что видел в этом ограниченность.