Предыдущая квартира соседа Травки

Жили они уже вторую неделю, и вдруг в погожий октябрьский вечер в квартиру заявилась хозяйка, пани Стадницкая. После короткого обмена любезностями и вежливыми улыбками она изложила предложение: либо квартиранты соглашаются на шестидесятипроцентное повышение платы, либо выметаются в течение недели. Договор заранее не был заключен, и в соответствии с наставлениями хозяйки ребята изображали перед соседями ремонтную бригаду, чтобы избежать возможных налогов. Козырей в такой ситуации у них практически не было. Поэтому они без колебаний выбрали второй вариант, а именно выметаться. Через день после изложения этого ультиматума хозяйка опять посетила их и с улыбкой на бежевых губах объявила, что у них ровно двадцать четыре часа на то, чтобы вынести вещи. По истечении этого срока она заявит в полицию о самовольном вселении в ее квартиру и обеспечит им бесплатный ночлег в камере. Приятель Травки, самый храбрый из всей компании, попытался дискутировать с ней:

– А вы не могли бы объяснить, почему вы отказались от услуг нашей ремонтной бригады?

– Потому что не вижу прогресса в ремонтных работах, – ничуть не смутившись, ответила хозяйка.

* * *

– Впрочем, мы в долгу не остались и отомстили, как уж смогли, – продолжал свой рассказ приятель Травки, закручивая очередной винт. – Знаете, что делают строители, когда их кидают на бабки? Замуровывают в стену сырое яйцо. Через пару месяцев в помещении стоит такая вонь, что туда заходить стремно. Конечно, многое зависит от самого яйца. Так что мы для верности оставили аж три штуки: два за неработающей печкой, и еще одно под ванной.

– Неуловимые мстители, – похвалила их Вика.

* * *

– Между прочим, – припомнил Травка, – мы тут болтаем, а я вас еще не познакомил. Это Ирек, специалист по винтам и виртуальным битвам с монстрами.

– Милена.

– Виктория.

– Вишня.

– Красивое имя, моя сестра тоже зовется как ягода. Видимо, мода на здоровый образ жизни коснулась даже имен.

– По-настоящему мое имя – Вислава. Мой папа – большой поклонник Шимборской и всех великих ученых. Например, профессора Ягодинской.

– Урожденной Мозговитой, по имени Кристина? – спросил из-под стола Ирек.

– А ты что, знаешь ее?

– Я – нет. Для этого я слишком молод. А вот моя бабушка училась с ней в лицее в одном классе. Эта Мозговитая была жутко затюканная девица, прямо мешок несчастий, еще больший, чем моя сестра. Она уже собиралась бросить школу и пасти коров в Бещадах. И тогда бабушка придумала такой фортель: предложила погадать ей на картах. И стала сочинять: посулила этой Кристине, что ее ждет блистательная научная карьера. Профессорство, кафедры в заграничных университетах, только нужно закончить СЭРБ. Тогда это еще называлось БОА.

– Да, верно, – вспомнила я, – папа мне говорил. «Болтология и остроумные анекдоты».

– Точно, – подтвердил Ирек. – Так вот, эта Кристина Мозговитая поверила гаданию, а остальное вы знаете. Звание профессора, публикации, заграничные кафедры. Потому я никогда не прошу бабушку погадать мне.

* * *

А я бы охотно узнала свое будущее, например, что ждет меня через десять лет. Буду ли я счастлива и реализуюсь ли профессионально? Выйду ли замуж, построю дом, посажу дерево? И спокойно ли папа воспримет известие о том, что я перевелась?

Неделя до Анджеек^[6]

Мы закончили затыкать окна. Сейчас сидим в кухне. Греем замерзшие ноги в тазу с горячей водой. Смотрим на первый снег и говорим на серьезные темы.

– Так что со стипендией? – спросила Милена.

– Как обычно в подобных столкновениях с организацией: личность всегда проигрывает.

– Может, все-таки не стоит смиряться?

– А у тебя есть соображения, что мне делать дальше? – заинтересовалась Виктория. – Облиться бензином перед секретариатом? Похитить декана?

– И сколько тебе не хватило для получения стипендии? – осведомилась я.

– Две сотых. Я была вторая под чертой.

Две сотых

Средний балл – 4,75. Двенадцать экзаменов, три из них на шестерку. Если бы учли эти шестерки, у нее было бы ровно 5 и самая высокая стипендия. А так она оказалась вторая под чертой. А давали стипендии с 4,77 балла, потому что это была граница для тридцати процентов самых лучших. За последний месяц Виктория побывала в деканате, ректорате и секретариате. И везде ее отсылали либо выше, либо ниже.

– Мне крайне жаль, но решение об учете шестерок принимает декан, – объявила ей директор по работе со студентами.

– Я принимаю? – удивился декан. – Это в компетенции вашей дирекции.

– Да, действительно, я, вероятно, ошиблась. Шестерки утверждает университетская комиссия, – вспомнила директор.

– Мы только устанавливаем балл, с которого начинают платить стипендию, – чуть ли не хором ответили Вике в комиссии. – Тебе надо написать заявление ректору.

Вика сочинила жалостливое заявление об учете трех шестерок. Написала, что находится на содержании одинокой, финансово несостоятельной матери, что изучала на пять предметов больше, чем положено, что выбирала самые трудные, а не какую-нибудь ерундистику, где пятерки ставят за случайный проблеск интеллекта в левом глазу, длинные ноги или многообещающую улыбку. А в конце написала: «Я понимаю, что существуют определенные правила. Но бывают также ситуации, в которых нужно видеть нечто большее, чем жестко установленные границы, средний балл, раз и навсегда определенный уровень. И судорожно придерживаться в таких случаях правил не слишком почтенно, на это способна каждая машина. Куда важнее увидеть человека. И принять гуманное решение. Я надеюсь, что пан ректор не окажется машиной…»

Два дня она ждала гуманного решения. С утра примчалась в деканат. Секретарша вручила ей заявление. Вика взглянула на резолюцию. Сначала шли какие-то зачеркивания, а потом – «Отказать». Знакомая из комиссии шепнула ей по секрету, что ректор колебался (потому-то и появились зачеркивания), но директор заявила, что и речи быть не может о том, чтобы учитывать шестерки.

– Тогда пришлось бы все пересчитывать заново, так как и у других тоже есть шестерки. Так что вовсе не факт, что эта студентка окажется среди тех, кто получит стипендию. И вообще не стоит городить такой огород из-за нескольких сотен злотых.

* * *

– А когда я пришла к ней на прием, – завершила рассказ Виктория, – то услышала, что люди учатся для себя, а не для денег. И что мне должно быть достаточно внутреннего удовлетворения, потому как шестерки так красиво смотрятся в зачетной книжке.

– Как звездочки в тетрадке первоклассника, – сказала Миленка, – и значат они ровно столько же.

Три дня до Анджеек

Сегодня я писала зачетный тест. И для меня это был жуткий стресс из-за студентки из нашей группы Зофьи Бедняжек. Милена меня предупредила:

– Держись от нее подальше, – но никаких компрометирующих эту самую Зофью подробностей не привела.

– Что-нибудь конкретное?

– Скажу только, что Зоська – это совершенный гибрид пираньи с ракетой. Кровожадная, бездушная и рвется вперед.

И вот сегодня мне подвернулась оказия убедиться, что в этой характеристике нет ни вот столечко преувеличения. А началось все достаточно невинно. Зоська спросила, может ли она сесть рядом со мной.

– Понимаешь, – затрепетала она темно-синими ресницами, – я почти ничего не умею, а ты всегда прекрасно подготовлена.

– Садись. – Я была рада, что наконец хоть кто-то заметил меня. Потому что до сих пор все мои попытки установить контакт с группой выглядели следующим образом:

Попытка 1

– Привет. Он еще не пришел? – спрашиваю я про доктора Сверчка.

– Нет. Минут пятнадцать еще подождем, и надо смываться, – лениво отвечает мне группа.

– Куда-нибудь пойдете потом?

– Возможно, возможно…

Ну да, большой секрет кому попало не выдают.

Попытка 2

Перерыв между лекциями.

– О, у тебя такая же ручка, как у меня, – делаю я сенсационное открытие. И все лишь для того, чтобы изобразить хоть видимость контакта.

– Не совсем, – цедит владелица ручки. – Моя – фирменная, из лимитированной серии «Паркера», а твоя…

Из соображений гуманности она не сообщает, где была произведена жалкая подделка ее сверхдорогого «Паркера». А напрасно, я бы с удовольствием узнала.

Попытка 3

– Слушай, у тебя есть предыдущая лекция? – спрашиваю я симпатичную девушку с забавной короткой челкой.

– Есть.

– Ой как здорово!

– Но конкуренткам я лекции не даю.

– Конкуренткам? – удивляюсь я.

– Ну ты же знаешь, что экзамен сдадут только тридцать процентов лучших.

Теперь знаю. Я хочу поблагодарить за информацию, но симпатичная девушка ворчит, что я мешаю ей писать отчет, и отворачивается.

Так что ничего удивительного, что просьба Зофьи страшно обрадовала меня. От счастья я совершенно забыла, что передо мной гибрид пираньи и ракеты. Возможно, потому что гибрид этот мило улыбался и на нем была красивая безрукавка в голубых ромбах. Я подвинулась, чтобы освободить Зосе как можно больше места. А потом сразу пришел Сверчок и с помощью нервных ассистентов раздал тесты.

– Напоминаю, что всякий, кто будет пойман на списывании, автоматически получает неудовлетворительную отметку.

Ну, меня это не касается, я не собираюсь списывать.

– Тот, кто дает списывать, тоже, – добавил Сверчок, и мне показалось, что он посмотрел в мою сторону.

А это меня уже касается. Но придется рискнуть, чтобы не чувствовать себя новенькой в доме Большого Брата.

Тестирование началось. В аудитории слышны были только тихие шаги ассистентов, которые лениво прохаживались между рядами. Один из них остановился рядом с нами и великодушно притворялся, будто не видит, как я помогаю Зосе. Когда же он повернулся, закрывая нас от Сверчка, Зоська шепнула, чтобы я поскорее сообщила ей следующий ответ.

– Я еще не знаю. Надо подумать.

– Так поторопись, – прошипела она. – Осталось пять минут.

И вдруг мы услышали:

– Студентки с пятого ряда пойманы на том, что они помогают друг другу.

– Но пан доктор, – вскочила Зоська, одергивая свою голубую безрукавку, – я только говорила своей соседке, что она должна писать сама и что нечего постоянно заглядывать в мою работу. Она это делает с самого начала.

– И вы никак не реагировали?

– Я не хотела доносить. Хотя знала, чем рискую.

– Понятно. – Сверчок откашлялся. – В таком случае попрошу студентку в вишневой безрукавке сдать свой тест.

Я молча подошла к столу и положила свою работу.

– Однако вы много успели, – заметил Сверчок.

А я, вместо того чтобы оправдываться, неподвижно стояла, словно фигурка клоуна на мебельной стенке у моего дяди.

– Вы позволите мне сказать несколько слов? – внезапно произнес ассистент, тот самый, который загораживал нас от пронзительного взгляда Сверчка. – Мне кажется, произошла ошибка. Так получилось, что я несколько минут стоял неподалеку от этих студенток…

– Ясное дело, молодые налитые тела в обтягивающих безрукавках всегда вызывают вполне понятный интерес, – вздохнул Сверчок. – И что же вы там, коллега, узрели? Разумеется, кроме притягательных достоинств этих юных тел?

Ассистент прошептал что-то в мохнатую ушную раковину доктора Сверчка.

– Неужели?

– Думаю, это будет легко проверить, пан доктор. Достаточно проэкзаменовать обеих студенток.

– Да, пожалуй. – Сверчок кивнул большой, забитой устарелой терминологией головой. – Только мне что-то не хочется, а вас, уж извините, можно заподозрить в пристрастности.

– Ну тогда пусть этим займется для разнообразия коллега Русинек, а то он уже минут двадцать пялится на лепнину на потолке и ковыряет в носу.

– В таком случае прошу пригласить ко мне и студентку в голубом, – милостиво согласился Сверчок.

Через час мы вышли из кабинета Сверчка. Я с четверкой с плюсом, а Зоська… ну, что уж поделать, с парой.

* * *

– Казалось бы, я должна испытывать удовлетворение, – исповедовалась я Травке. Я его встретила около дома и успела рассказать, что произошло.

– Испытывать удовлетворение? – удивился он. – Звучит ужасно, как в учебнике по сексологии. Прежде всего ты должна испытывать огромную усталость. Я слышал, что Русинек – кандидат на звание чемпиона по занудству. Он вел занятия у Миленки.

– Да, пожалуй, – согласилась я. – Но знаешь, после большинства устных экзаменов я чувствую странную неудовлетворенность.

– Комплекс отличницы? – усмехнулся Травка. – Если тебя как следует не выжмут, чувствуешь неудовлетворенность… Какое счастье, что, с тех пор как я вошел в некончающийся период созревания, эти проблемы мне чужды.

– А я, к сожалению, обычно испытываю неудовлетворенность. Но сегодня – нет. Русинек был на высоте. Хотя, разумеется, я предпочла бы писать, как все, тест.

– Ничего не поделаешь, конкуренция теперь коснулась и девушек. Знак нашего времени. К тому же чем дальше, тем она острее.

– Да брось ты, не все такие.

– Не все, – согласился он. – Например, Виктория не такая, но на это работали целые поколения из-за восточной границы.

– Из-за восточной?

– Дед и бабка Вики со стороны отца родились в Сибири. А те, что по материнской линии, жили в Крыму. Так что было кому передать ей бесценные гены спокойствия и согласия с миром. Вместе с очаровательной улыбкой.

– Я вот думаю, а что мне передали родители? Самолюбие – это, скорее, приобретенное.

– Мне мой старик передал жидкие волосы, страх перед стабильностью и аллергию на молоко.

– Наверно, ты получил от него и какие-нибудь полезные качества, – попробовала я утешить его.

– Наверно, – согласился он. – Только вот пока еще не знаю какие. Но у меня впереди целая жизнь, чтобы узнать, – улыбнулся он. – Ты к девчонкам? – Мы уже несколько минут стояли у дверей их квартиры.

– Угу. Хочу сказать Милене, что она была права насчет Зоськи.

– Милена редко бывает не права, – признал Травка. – Разве что насчет собственной внешности…

И он побежал вниз.

– Тук-тук. Вы дома?

– Заходи, мы тут болтаем.